— Ваше Величество, бедный пастух не может оставить стадо и идти за сотни миль, чтобы посмотреть, что висит на воротах. Мы не знали ни об указе, ни о том, что принцесса пропала.
— Надо было знать, — повторил король. Пастух сдержался.
— Ах, что там! — подхватила королева. — Главное, вы её мучили!
Она слышала от Агнес, как принцесса была одета, и представила себе множество разных унижений и обид. Этого жена пастуха, которая всё время молчала, вынести не смогла.
— Ваше Величество, — сказала она, — если б я её не подобрала, она бы давно умерла и лежала без погребения. Я отнесла её на руках…
«Почему «на руках»? — думал король. — На чём ещё она могла её нести?»
— Ты одела её в лохмотья, — сказала королева.
— Я одела её в платья моей дорогой Агнес! — вскричала жена пастуха, разражаясь слезами. — И вот что за это получаю!
— Что ты сделала с её одеждой? Продала?
— Сожгла, Ваше Величество. Она не годилась и нищенке. Да сквозь дыры можно было увидеть чуть ли не всё тело!
— Жестокая женщина! — вскричала королева, тоже заливаясь слезами. — Говорить такое матери!
— Я её всему учила, — плакала жена пастуха, — и убирать…
— Убирать! Моя бедная доченька!
— …и картошку чистить, и…
— Картошку! Господи Боже!
— …чистить хозяину башмаки.
— Чистить башмаки! О моё несчастное дитя! Как же её белые ручки?!
Король не обращал внимания на эту перепалку, но гладил свой скипетр, словно меч, который вот-вот вынет из ножен. Наконец он спросил:
— Мне одно важно, где она сейчас?
Пастух не ответил, он уже сказал всё, что знал.
— Ты убил её! — взревел король. — Я прикажу тебя пытать, пока не признаешься, а потом замучить до смерти. Такого негодяя…
— Вы обвиняете меня в преступлении? — возмутился пастух.
— Да, — отвечал король, — а сейчас обвинит и свидетель. Эй, приведите девчонку!
Пока они ждали, никто не проронил ни слова. Король раздулся от ярости; королева прикрыла платком пылающее лицо. Пастух и его жена недоуменно глядели в пол. Розамунда едва удерживалась, но стала уже такой мудрой, что понимала — надо потерпеть.
Наконец дверь отворилась, и стражник ввёл смертельно бледную Агнес.
Жена пастуха вскрикнула и бросилась к ней. Пастух тоже направился к дочери, но помедленнее.
— Доченька! — кричала счастливая мать. — Агнес!
— Какая наглость! — заорал король. — Моя служанка — дочь таких родителей?! Они способны на всё. Всех троих — на дыбу! Воды не давать, мучить до тех пор, пока все суставы не выскочат.
Солдаты двинулись к несчастным, но что это? Перед ними встала девочка в лохмотьях и, сияя красотой, кинулась к жене пастуха.
— Не трогайте её! — взмолилась она. — Это моя добрая хозяйка!
Жена пастуха видела только свою Агнес и оттолкнула принцессу. Тогда та, чуть не плача, обернулась к пастуху и обняла его, а он схватил её на руки, не отводя глаз от дочери.
— Что это значит? — вскричал король, поднимаясь. — Откуда взялась эта замарашка? Уведите её вместе с ними.
Но принцесса спрыгнула на пол и, прежде чем кто-нибудь смог вмешаться, взбежала по ступенькам трона, а там, словно белочка, взлетела прямо в объятия короля.
Все застыли, кроме трёх крестьян, те ничего и не заметили. Жена пастуха причитала над дочкой, Агнес не смела поднять глаз, пастух молча смотрел на них обеих. Король, онемев от удивления, тщетно пытался вырваться из объятий замарашки, пока она сама не перебежала к королеве.
Та крикнула:
— Уберите эту наглую тварь!
Но принцесса, не помня себя от радости, сбежала с помоста и взяла за руки своих прежних хозяев.
МУДРАЯ
ЖЕНЩИНА
ВОЗВРАЩАЕТСЯ
ВО ДВОРЕЦ
Принцесса смотрела на короля и королеву, а они смотрели на неё, и лица их медленно менялись. Она стала другой, гораздо лучше, узнать сё сразу было трудно; но они не узнавали её так долго по злобе, гордыне и несправедливости.
Глядя на неё, они поднялись, словно вот-вот к ней кинутся, но всё же не кинулись, боясь совершить ошибку.
— Розамунда! — сказала наконец королева. — Моя дорогая!
— Моя любимая дочь? — спросил король.
Они ступили на верхнюю ступеньку. Их остановил властный голос. На королей не кричат, и они застыли во гневе, но дальше не пошли.
Сквозь толпу, заполнившую зал, медленно шла Мудрая Женщина. Все расступались перед ней, пока она не встала у помоста.
— Несчастные! — сказала она очень тихо, только для них. — Я забрала вашу дочь, когда она была достойна таких родителей, и возвращаю, когда они её недостойны. Вы не узнали её, но как иначе? Ваши души слепы. Что ж, пусть ослепнет и тело, пока они не прозреют.
Сказав это, она откинула плащ, и от сверканья её снежно-белого платья, прекрасного лица, ясных глаз король и королева ослепли.
Розамунда увидела, как они дёрнулись, заметались, сели на ступени. Она поняла, что их настигла кара, и подбежала, чтобы понять, в чём дело. Схватив одну руку отца, другую — матери, принцесса воскликнула:
— Папа! Мама! Я попрошу, чтобы она простила вас!
— Я ничего не вижу! — кричали они тем временем. — Темно! Совсем темно!
Оставив их, Розамунда сбежала в зал и упала на колени.
— Простите их! Простите, пожалуйста! — молила она.
Мудрая Женщина склонилась к ней и тихо сказала:
— Подожди. А пока — служи им, как я тебе служила. Приведи их ко мне, я приму их.
Розамунда поднялась и снова подошла к родителям, которые сидели, словно безглазые статуи, у подножья пустых тронов. Она села между ними и молча взяла их за руки.
Надо сказать, теперь Мудрую Женщину мало кто видел. Скинув плащ, она почти для всех исчезла. Её видела одна служанка, увидел на мгновенье пастух, а больше никто — ни жена пастуха, ни Агнес, хотя та ощущала какой-то жар, словно от раскалённой печи.
Когда Розамунда села на ступени, Мудрая Женщина подняла и надела плащ. Тут все увидели её, а бедная Агнес почувствовала, что между ней и жаркими лучами встало влажное облако.
— Что до вас, — сказала Мудрая Женщина пастуху и его жене, — вы достаточно наказаны. Вы не учили дочь слушаться вас, и она стала рабой своих прихотей. Вы пресмыкались, когда надо заставить;
