Диана в белом ночном халате стояла у комнаты под номером один. Как отреагирует госпожа Зейнеп на незваного гостя, постучавшего в ее дверь после полуночи?
Стучать иль не стучать, подумала Диана, вот в чем вопрос.
Если бы она могла подождать еще три с лишним часа, то в саду зачала бы госпоже Зейнеп все свои вопросы и не беспокоила бы ее среди ночи. Но она была не в силах ждать, представив, как будет ворочаться в постели все это время.
Она тихонько постучала в дверь. Госпожа Зейнеп открыла сразу, и первое, что бросилось в глаза Диане, это то, что они обе были одеты в одинаковые белые ночные халаты.
— Извините, что побеспокоила вас. Может, вы уже спали, и может, я нарушаю ваши правила, но и просто не могу ждать. Мне очень нужно поговорить с вами, хотя понимаю, что сейчас не совсем подходящее время…
— Уже почти час ночи, дорогая, и я собиралась ложиться. В такое время в гости не ходят, тем более к женщинам моего возраста.
Она была права, и Диана не винила ее, но ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свой порыв.
— Заходи. — сказала госпожа Зейнеп, посторонившись.
— Но вы ведь сказали…
— Думаешь, я не пониманию, как тяжело тебе было решиться постучать в мою дверь в такое время? Но ты сделала это, потому что тебе было труднее оставаться в теплой постели, чем прийти сюда. В таких случаях люди обычно говорят то, что стоит послушать. Заходи.
Диана, опустив голову, вошла в тускло освещенную комнату. Они уселись друг напротив друга у окна, выходившего в сад.
— Не знаю, с чего начать…
— Тогда начинай с самого сложного, а остальное приложится.
— Мэри, — начала Диана. — Мэри и я… Я все время думаю о ней и ничего не могу с собой поделать… Ведь скоро мы встретимся… может, даже завтра… Но то. что я узнала здесь, в саду… — Диана на секунду умолкла, подбирая слова. — До встречи с вами я убедила себя, что Мэри сумасшедшая. Ничего больше мне в голову не приходило, после того как я прочит аза ее письма, где она рассказывала, как слушает голоса роз… Но. думаю, это не главная причина. Вероятно, все дело в том. что из-за нес мама прожила последние дни в страхе и беспокойстве. В ее письмах я почувствовала еще кое-что. но боялась признаться в этом себе самой, боялась. что это уничтожит меня…
— И что же это?
— Словно Мэри была именно такой, какой и всегда хотела стать, но не смогла. Мне казалось, что она очень похожа на маму… — Диана тяжело вздохнула и продолжила: — Это нормально, если дочь похожа на мать. Но если дочь, которая всю жизнь прожила вдали от матери, напоминает мать больше, чем ее сестра- близнец, прожившая с матерью почти четверть века, то сестре-близнецу трудно смириться с этим, особенно тогда, когда она только начала по-настоящему узнавать мать. И особенно если учесть, что сестра-близнец так и не успела сказать маме, как хочет быть похожей на нее…
Глаза Дианы наполнились слезами. Тогда госпожа Зейнеп поближе подвинула кресло и взяла ее за руки.
— Об этом не волнуйся, дорогая. Такие мамы прекрасно знают, чего хотят их дочери, даже если те не успевают сказать…
— Когда я приехала сюда, поняла: то, что я не хотела взять у матери. Мэри взяла у вас. Именно по этой причине я не могу быть такой, как Мэри.
— И почему ты думаешь, что не можешь быть такой, как она?
— Моя мама часто говорила: «Единственное, что тебе нужно, чтобы чувствовать себя особенной, это ты сама». Но я не хотела понять этого. Мне всегда хотелось чего-то еще — внимания, похвал, — словом, всего того, что заставляет чувствовать себя особенной. Я не из тех, кто может жить без обожания окружающих. Мне нравилось быть королевой бала. Я любила Диану, которую видела в глазах Иных. Может, именно поэтому я отказалась от своей самой заветной мечты стать писателем. Все было так, словно Мэри в своем первом письме рассказывала обо мне. Постоянное внимание окружающих и то, как из-за Иных она чуть не отказалась от своей заветной мечты…
— Видишь ли, дорогая. Мэри прошла через то же, что и ты. И случилось это не только с тобой. Многие из нас зачастую отказываются от чего-то ради того, чтобы заслужить одобрение окружающих.
— Но Мэри в конце концов нашла в себе силы не отказываться от мечты. В отличие от меня, она не пыталась оправдать ожидания Иных. На нашем первом занятии, когда мы слушали рассказ Желтого Цветка, знаете, о чем я подумала? Желтым Цветком была Мэри, а я была Венерой. А потом еще и Мириам с Артемидой…
Диана подняла глаза, но госпожа Зейнеп продолжала внимательно слушать ее.
— Я говорю это не потому, что Диана — это другое имя Артемиды, а между именами Мэри и Мириам есть связь. Поверьте, я давно перестала обращать внимание на совпадения, которые не мог объяснить. Но одно обстоятельство засело у меня в голове: я. как и Артемида, зависима от Иных… А чтобы скрыть это, голами не снимала «маски божества». Пытаясь стать еще больше, я становилась все меньше. Разве нет? Разве не правда то, что я сказала о себе и Мэри?
— Диана, ты жалуешься, что Иные повлияли на тебя, и тут же спрашиваешь мнение другого человека. Не забывай, что я тоже одна из Иных.
— Нет. Мэри говорила, что вы — не-Иная, и, думаю, она права. Прошу вас, скажите, правда ли то. что я думаю о себе и Мэри?
Госпожа Зейнеп взглянула на Диану с искренним сочувствием.
— Думаю, ты несправедлива к себе. Никто из нас не совершенен. Да мы и не обязаны. Всем хочется, чтобы ими восхищались окружающие. Это вполне нормально.
— А что. если мы и живем так, как ожидают от нас Иные? Это тоже нормально?
— Дорогая, ни я, ни кто-либо другой не имеет права судить о том. правильно ли ты живешь. Я. возможно, могу научить тебя слышать голоса роз. И тут готова дать много советов. В саду я могу рассказывать тебе столько, сколько ты готова слушать. Это потому, что я много знаю об искусстве слушать розы, а ты знаешь об этом мало. И ты попросила научить тебя. Но не спрашивай меня о себе, Диана, ведь я не знаю тебя. И никогда не смогу научить тебя быть собой. А что касается Мэри, то на самом деле я знаю о ней куда меньше, чем ты думаешь. Я знакома с ней не больше, чем с гобой. Но, судя по тому, что мне известно, она очень отважный человек. И гак же красива, как и ты.
Диана благодарно улыбнулась. «Хорошо, что я нее же постучала в эту дверь», — по, ту. мала она. Ей не хотелось возвращаться к себе в комнату. Она была бы рада просидеть с госпожой Зейнеп всю ночь. Но что толку? Разве не провела она с мамой двадцать пять лет?
— Я. наверное, пойду, — сказала Диана. — Не знаю, как и благодарить вас за ваше время и нашу доброту.
— Да не за что, — улыбнулась госпожа Зейнеп. — Но ты права, дорогая, мы должны немного отдохнуть. Последний урок будет самым грудным.
35
Было еще темно, когда Диана спустилась в сад, а до урока оставалось целых девятнадцать минут. Она специально пришла пораньше, чтобы побыть с розами до урока.
Едва она собралась войти в сад, как со стороны дома послышались шаги, словно кто-то быстро шел по деревянному полу коридора. И похоже, это не были шаги госпожи Зейнеп, ведь она всегда появлялась в точно назначенное время, ни минутой раньше, ни минутой позже. И ее шаги всегда были неспешными и размеренными… А эти шаги казались торопливыми и встревоженными. Будто кто-то почти бежал.
И все же это оказалась госпожа Зейнеп, спешившая к ней. Лицо ее было покрыто испариной.
— Диана. — Голос у нее дрожал. — Я знаю, как ты ждала этого, но…
