свойство литературного произведения; если в книге есть элементы мирового характера, такая книга обретает особо крепкие крылья; она летит далеко и живёт долго.
Героев романа собрала вместе и соединила великая идея: поиск сверхтвердого материала, открывающего пути к дальним планетам и звёздам, позволяющего создать сверхпрочные и сверхскоростные технологии — материал, о наличии которого в природе лишь догадывались учёные. И создаёт такой материал Николай Филимонов — типично русский человек, простой, бесхитростный, ну, подлинно, персонаж из русских сказок Иванушка-дурачок. Ещё вчера никем не замечаемый, ничем не приметный и даже гонимый, он вдруг становится центром притяжения не только светлых сил, но и, главным образом, сил темных, всяких дельцов и проходимцев. Они стремятся перехватить идею, пожать от неё все плоды и затем поставить открытие на службу своим корыстным интересам. История вроде бы банальная, но заключенная в строгие рамки сюжета, спаянная тонкими швами гармонии и композиции, она постепенно начинает играть роль зеркала, в котором сфокусирована вся наша жизнь, вся судьба России во второй половине двадцатого века, и окольными лучами правдиво и рельефно высвечивает процессы мирового плана. В смысле формы автор не применяет никаких секретов, не делает открытий — он стремится создать не только образ, не только характер, но он искусно лепит тип русского человека. И наделяет этот тип качествами нашего современника, ставит его в наши условия, до боли знакомые каждому из нас, живущему в это тревожное предгрозовое время. Гроза надвигалась, а вместе с нею и ливень, смывший с лица земли самую великую на планете империю. Филимонов работает в институте в тесной и тёмной лаборатории; он сердцем чувствует надвигающиеся беды, ощущает на себе болезненные, почти смертельные удары, но не видит врага. Он фронтовик, герой недавно отшумевшей великой войны, — и там он был богатырем, Ильей Муромцем, крушившим все полчища врагов своего Отечества, — но там он видел врага, он наносил прицельные «точечные» удары, здесь он врага не видит. И слепота его идёт от тех великих качеств и свойств национального характера, которые в открытом бою всегда помогали ему побеждать. Настало время, когда величие его души оказалось его слабостью. Новый враг, более искусный, чем фашисты, знает уязвимые места Ивана и коварно наносит по ним удары.
В романе здоровые силы всё-таки распознали врага и в финале его одолели, но автор всем строем повествования как бы говорит: сегодня мы его победили, но посмотрите, какие несли потери! Завтра эти потери окажутся еще большими. И если не примете мер защиты и обороны, враг в следующей схватке вас одолеет.
Русский народ, Россия и все народы, связавшие судьбу с Россией, не вняли призывам автора, не приняли мер к своей обороне: враг пробрался в Кремль и оттуда объявил на весь мир: Русской империи больше нет, идите, терзайте лежачее тело России.
Да, мы не услышали автора этой провидческой эпопеи, не услышали набатного колокола… Нам могут сказать: мы его и не могли услышать, роман-то напечатан только теперь. Но другие романы этого же автора печатались раньше, в том числе и задолго до проклятой горбачевской перестройки. И там, на страницах тех романов, так же набатно звучал колокол тревоги.
В романе «Филимон и Антихрист» во весь рост показан вирус, поразивший могучий организм русского человека. Это не враг в обычном понимании — именно вирус болезни, ослепивший русских людей, отнявший у них волю к борьбе. Россия прозреет, и воля к нам вернется, но болезнь нас ослабила и отшвырнула далеко на обочину истории. Случилась простая, но коварная ситуация: на беговой дорожке русскому сыпанули песок в глаза; он потерял дорогу, отстал и выпустил вперед всех других бегунов. С песком в организм к нему попал раствор, парализовавший мышцы, сделавший ватными ноги.
Что это за раствор? Кто и как сыпанул его в глаза русскому человеку? Ответы на эти вопросы читатель найдёт в поступках Артура Зяблика — второго по важности персонажа романа, в котором заключена вся тайна нашего современного противника.
Через пятнадцать лет после написания этого романа другой русский провидец митрополит Санкт- Петербургский Иоанн в своей страстной проповеди скажет: «Россия моя, Россия, что с тобой стало теперь! Ужель и впрямь канули в лету герои и вожди твоего славного прошлого, глашатаи твоей великой судьбы, служители святой правды Божией? Ужели крадущаяся походка твоих новых хозяев да тихий шорох их проворных лапок, воровато шмыгающих повсюду в поисках наживы, — последнее, что суждено тебе услышать, прежде чем они предадут поруганию и забвению самое имя твое, самую память о тебе, Россия?»
Есть что-то мистическое в том, что и человек, художественно изобразивший нам облик новоявленных «хозяев» с крадущейся походкой, зовется так же Иваном — тем самым именем, которого, как огня, боялся враг в годы второй Великой Отечественной и которое олицетворяет собой русский народ.
И в том, что автору удалось при посредстве двух главных персонажей романа и их немногочисленного окружения высветить все важнейшие процессы нашей общественной жизни — в этом как раз и есть главный ключ, при помощи которого он сжал свое повествование до размеров обыкновенного романа, а сказал в нём так много, как можно было сказать в нескольких томах литературной эпопеи.
Этот творческий феномен нельзя понять, не раскрыв художественного метода автора, его философских принципов. И сделать это лучше самого автора никто не сумеет. А потому я буду цитировать, призывать на помощь письма читателей, и в особенности те, где дается категорическая оценка книгам Ивана Владимировича. Пусть мне никто не скажет: она — жена и отсюда её неумеренные похвалы. Я буду размышлять, а уж оценивают пусть другие.
Вот письмо из самой гущи народа, — и не рядового читателя, а профессионального служителя книжного дела:
«Уважаемый Иван Владимирович! Читатели и работники библиотеки профкома ОАО «Ижмаш» выражают Вам глубочайшую признательность и благодарят за ваши прекрасные патриотические книги. Старейшие читатели библиотеки помнят Вас ещё по книгам «Подземный меридиан», «Живём ли мы свой век» и другим, которые пробуждают чувства патриотизма в русском народе. Особенно мы благодарим Вас за ваши недавно увидевшие свет книги: «Геннадий Шичко и его метод», «Жёлтая роза», «Баронесса Настя», «Шальные миллионы», «Унесенные водкой», «Филимон и Антихрист», «Последний Иван», «Голгофа».
Рады за Вашу творческую активность, в восторге от Вашей гордой смелости, которая помогает воспитанию настоящего патриотизма и гражданской ответственности. Вы — настоящий русский богатырь, который продолжает войну с тёмными силами уже более пятидесяти лет, и мы верим, что благодаря таким борцам, как Вы, Россия выстоит, победит и поднимется с колен еще более светлой, чистой и сильной».
Директор библиотеки Л. Т. Лебедева,
г. Ижевск
Есть много свидетельств, — и я ещё к ним вернусь, — замечу тут кстати, что редкий читатель, которому попала в руки книга Ивана Владимировича, не отзовётся письменно, не расскажет о своем впечатлении. И я каждый раз поражаюсь мудрости наших людей, точности их оценок. Я никогда не занималась литературной критикой, но мне кажется, нельзя составить верного и полного суждения о книге, не зная мнения читателей. Если же автор не получает писем, то это значит, книга не затронула ничьего сердца.
Однако вернусь к разговору о творческом методе писателя. И тут я не могу обойтись без цитат, ибо никто не знает творческой лаборатории автора так, как сам автор.
В июне нынешнего года газета питерской русской интеллигенции «Освобождение» напечатала статью Ивана Владимировича к 100-летию со дня рождения Леонида Леонова. «Леонид Леонов — русская гордость». Эта статья для многих — и даже для знатоков теории и истории литературы — явилась полной неожиданностью и откровением: автор высказал свой взгляд на Леонова и на всю русскую литературу нынешнего столетия. Этот взгляд не совпадает со всем тем, что писалось, говорилось с официальных трибун и кафедр учебных заведений.
«Леонид Максимович Леонов… был почитаем всеми, и только правители относились к нему с подчеркнутым равнодушием. Как всякий большой народный авторитет, он был для них неудобен. Как и Горького, Есенина, Маяковского, его боялись. Но заметим тут кстати: все царствующие особы,
