гауптштурмфюрера СС. Ему не пришлось надевать соответствующую форму для снимка - фотошоп творил чудеса. Документы получились что надо: в меру потертые, но легко читаемые. К ним Гаркавин приложил стопку сопутствующих: командировочные удостоверения, отпускные свидетельства, справки о нахождении в госпитале. По справкам выходило, что Крайнев в госпиталях загорал исключительно по болезни: Гаркавин учел отсутствие следов ранений на теле фальшивого офицера вермахта. Листая бумаги, Крайнев видел разные номера частей, населенные пункты, где они располагались, и понял, какую колоссальную работу проделали незнакомые ему люди. Им пришлось поднять архивные документы, установить, где в какой период находилась та или иная немецкая часть, найти образцы подписей и печатей, поставить штампы комендатур...
По возвращению в прошлое Крайнев тщательно припрятал свое богатство, оставив один комплект. Ночью ему не спалось - отдохнул дома, поэтому, валяясь на жесткой лавке, он до утра мысленно повторял преподанную в эту неделю науку. Гаркавин относился к своей работе с редким тщанием, Крайнев такое уважал и старался следовать. На заре появился Ильин и сходу запретил Крайневу ходить деревне.
- А воздухом подышать? - возмутился Крайнев.
- В уборную пойдешь, дорогой подышишь! - невозмутимо сказал Ильин и пояснил: - В бригаде много новых людей, не надо, чтоб тебя видели. Ильин заставил Крайнева вновь рассказать о пребывании в N, в этот раз с мельчайшими подробностями. Выслушав, принялся Крайнева ругать, причем, ругал за то, что и Гаркавин, и почти теми же словами.
- Не могу поверить, что так себя вел опытный оперативник, капитан госбезопасности! - сказал Ильин в завершение разговора. - Может, ты и людей так готовил?
- Каких людей? - не понял Крайнев.
- Своих. Твоя группа в N погибла!
- Я видел их впервые.
- Брось! Ты капитан госбезопасности Петров. Сам говорил!
- Я?
- Брось ваньку валять! - сказал Ильин. - Я все знаю! Петров Виктор Иванович, 1913 года рождения, в органах НКВД с 1936 года. Оперативный работник Белорусского военного округа. Попал в окружение, организовал партизанский отряд, потом вместе с женой, Анастасией Семеновной, перешел через линию фронта. Прошел проверку, готовил диверсантов в спецшколе, затем самовольно забрался в самолет с очередной группой и выпрыгнул с парашютом. Группа погибла, но ты добрался к нам. Судоплатов в курсе. Не бойся, уже не сердится. Разрешил работать здесь.
- Меня действительно зовут Виктор Иванович, а жену - Анастасия Семеновна, - сказал Крайнев. - Только фамилия моя Крайнев. Я никогда не служил в органах, о Судоплатове только слышал.
На Ильина было жалко смотреть.
- Я могу рассказать о себе, - сказал Крайнев. - Только ты не поверишь.
- Валяй! - выдавил Ильин.
В течение всего рассказа глаза его выражали такое недоверие, что Крайнев не выдержал, достал припрятанный комплект документов и разложил их столе. Ильин внимательно рассмотрел каждый и отложил в сторону.
- Такие могли сделать у нас.
- Разумеется! - сказал Крайнев. Он взял никелированную бензиновую зажигалку, все это время стоявшую на столе, и сдвинул декоративную накладку в форме свастики.
- Такие могли сделать у нас, - голосом Ильина сказала зажигалка и добавила Крайневым: - Разумеется!
- Что это? - подскочил Ильин.
- Цифровой диктофон. 48 часов записи. У вас существуют такие технологии?
- Ну... - неуверенно сказал Ильин. - Возможно, у немцев...
- Через пятьдесят лет. Ваши диктофоны - чемоданы с бобинами пленки. Что у немцев, что у нас. У англичан и американцев не лучше.
- Погоди! - сказал Ильин, вставая. - Я сейчас!
Крайнев всерьез опасался, что Ильин побежал за подмогой, и на всякий случай проверил 'люгер'. Ильин вернулся один. В руках он держал глиняную миску с дымящейся картошкой и шмат сала. Бухнув все это на стол, майор достал из кармана бутылку самогона.
- Без бутылки трудно! - пояснил, разливая самогон.
Крайнев пожал плечами и сел на лавку. Они выпили, закусили, после чего Ильин попросил повторить. Крайнев подчинился. Заново выслушав его рассказ, Ильин попросил продемонстрировать диктофон. Майор шептал, кричал и ругался матом; зажигалка послушно шептала, кричала и ругалась следом.
- Саломатин знает? - спросил Ильин, закончив проверку.
- Да. Рассказал, перед тем как уйти в сорок втором.
- Мне он не говорил! - пожаловался Ильин.
- Причины не было.
- Я сообщил Судоплатову, что ты Петров, - вздохнул Ильин. - Как быть?
- Пусть остается. В сорок первом я был Брагиным, теперь стану Петровым. Сам капитан наверняка погиб с группой. Не посрамлю имя.
- Ночью прилетит самолет. Вдруг за тобой?
- Не полечу.
- Нарушить приказ?
- Посадишь под пистолетом, исчезну в пути, - сказал Крайнев. Он решил, что Ильину не обязательно знать детали перемещения во времени.
- Почему? Тебя знаешь, как примут?!
- Знаю. Сунут в подвал и станут допрашивать. Бить, оставлять без сна, ссать на голову...
- Это ты зря! - насупился Ильин.
- Клевещу? В мое время рассекретили документы, да и люди, которых пытали в застенках НКВД, рассказали. Скажешь, не было? Массовых арестов, беззаконных расправ? Следователей-костоломов? Палачей, расстреливавших в подвалах невинных?
- Не все такие! - обиделся Ильин.
- Знаю. Про дивизии НКВД, стоявшие насмерть под Москвой и Сталинградом. Про тысячи бойцов НКВД, павших смертью героев. Про огромную работу, которую делает 'СМЕРШ'. Знаю, как ты, рискуя жизнью, подрывал мосты в тылу врага. Но в Москве говорить со мной будут другие. Скажут: 'Давай новейшее оружие - немца бить!' Не могу, даже если б хотел, установка не рассчитана на перемещение тяжелого груза. 'Давай чертежи, сами сделаем!' Во-первых, не сделаете: нет оборудования, технологий. Во-вторых, никто мне чертежей и образцов не даст - насчет этого в моем мире существует приказ, четкий и недвусмысленный. В-третьих, это просто не нужно: в разгар войны перевооружения не устраивают - слишком долго и затратно. Только навредим. инственное, чем могу помочь, - личное участие. 'Ах, так! Не хочешь помочь, троцкист-уклонист! Родину не любишь?! Что ты там говорил про Советскую власть?' Пришьют 58-ю статью, отведут в подвал... В лучшем случае пошлют на лесоповал. Оно мне надо?
- Выпьем еще! - предложил Ильин.
Крайнев согласился.
- Ты вот палачей вспомнил, - сказал Ильин, - про расстрелы. Первого человека я год назад расстрелял. В бою спрятался в кустах, а люди заметили. Что делать? Не накажешь - другие спрячутся. Кому охота под пули лезть? Осудили труса. Встал вопрос: кто приведет в исполнение? Кликнули добровольцев. Мнутся люди: никому не хочется. Одно дело немца или полицая, а тут свой... В одной землянке спали, из одного котелка ели. Как быть? Приказать? Вдруг откажутся? Этих тоже к стенке? Полбригады перестрелять можно. Саломатин говорит мне: 'Ты судил, ты и приводи в исполнение!' Пришлось. Ну, раз одного расстрелял, про других и спрашивать не стали. Особист, его работа! А какой я особист? Мое дело мосты рвать, а не людей расстреливать! Ладно, шкуру полицейскую шлепнуть, а тут приходит в бригаду пацан, просится воевать. Дескать, комсомолец, патриот, не могу видеть, как враг топчет землю. 'Откуда ты, из какой деревни?' Называет. Знаем мы эту деревню, полицейская. Есть такие. Почти все мужики в них
