неужели у меня такой ужасный тембр: «Игра начинается завтра в 10:00, и лично я намерен ее выиграть. Надеюсь, что и все остальные тоже. Сейчас я расскажу, что и как мы будем делать…» Надо же, как спокойно и уверенно звучит мой голос. Да я чуть не умирал от волнения!
Моя речь была выслушана в молчании, так же, как и разговор о секретном снаряжении после нее. Утреннее дополнение о безопасности связи Валентино слушал с гримасой физической боли на лице, хотя Ловере поступил тактично: обрезал мою фразу в отношении его так, что от нее остался только комплимент: «Голова у него варит».
Потом показывали, как организовывались все остальные. В других армиях творился, вежливо говоря, бардак. Эрнесто вообще не поделил ее на подразделения, не выбрал себе помощников, надо полагать, чтобы никому не было обидно, и командовал каждым своим солдатом в отдельности. Он элементарно не успевал. Он не мог запомнить, кто уже стоял на часах, а кто нет. Ночью, ради смены караула, ему приходилось будить едва ли не всех. Помимо рейда на нашу территорию, стоившего ему пятнадцати человек, из которых троих он потерял в бою со Скандиано, плюс трое раненых, он в первый день сходил на территорию Джорджо, к тому самому дымящему костру, но во второй раз в такую же, как у меня, засаду не попался. Утром следующего дня он собрался перебить нас. Его армия поднялась с постелей через час после назначенного им срока и долго спорила со своим командующим. Он выбрал тех, кто пойдет с ним в рейд, по какому-то загадочному принципу: туда попали некоторые ребята, только что отстоявшие слишком длинную вахту (бардак-с!), и не попали те, кто сладко проспал всю ночь. Это вызвало многочисленные скандалы и недовольство. Сверх того они не знали, когда взойдет Феб. И тут пришли мы…
Бой в нашем лагере-приманке показывали под непрекращающийся смех зрителей, которые, в отличие от «драконов» и «орлов», видели моих сидящих на деревьях, кстати, тоже умирающих от желания расхохотаться снайперов, даже Лео как-то подозрительно кусал губы.
Сражение в нашем настоящем лагере было не таким смешным, и я заметил пару допущенных Роберто ошибок, но в следующем оборонительном бою против «дельфинов» Гвидо их уже не повторил.
Валентино. Я верно догадался: он не разделил свою армию, но назначил двух офицеров, тех, в преданности которых был уверен, – Франческо и Альфредо. Оба они одноклеточные, ну кто же еще согласится участвовать в нападении втроем на одного?! И преданность их – от глупости, неспособности принять самостоятельное решение. И, как выяснилось, лучше иметь парочку врагов, чем такого друга, как Альфредо. В первый же день невыспавшийся Франческо, наорав на оставленных ему ребят, приказал им «охранять лагерь». Именно так! А сам полез в палатку подремать. И тут, откуда ни возьмись, я со своими «тиграми». Вероломное нападение!
Джорджо, в отличие от Эрнесто и Валентино, слышал том, что армию надо делить на подразделения. Он поступил почти разумно: выделил роту разведки (слишком большую) и три линейные роты по десять человек. А большие роты, во-первых, плохо управляются, а во-вторых, ему пришлось резать по живому, разбивать уже сложившиеся команды. И командиров этих команд он вроде как разжаловал. За что? Они, естественно, обиделись. Может быть, поэтому в его лагере было многовато конфликтов, ругани, оскорблений и взаимных претензий. По большей части – на пустом месте. Еще он не обзавелся начальником штаба и поэтому передавал ответственность за свой лагерь от одного ротного командира к другому. И каждый начинал изобретать велосипед, иногда не слишком удачный, поэтому Джорджо все время вмешивался, отменял их приказы, отдавал свои и пару раз не сдержался и обругал своего офицера при подчиненных. А это уже не лезет ни в какие ворота! Ни разу в жизни я не слышал, чтобы проф или синьор Соргоно кого-нибудь ругали (хотя точно знаю, что время от времени оба это делают). Никогда проф не читал мне нотаций и не наказывал при ком-то третьем.
Однако большая «дельфинья» разведка неплохо снабжала Джорджо актуальной информацией. В частности, они поняли, что лагерь в центре зоны – приманка, и нашли наш настоящий лагерь, а мы их не засекли ни там, ни там. Правда, на следующую ночь Джорджовы ребята угодили-таки под наши выстрелы. Ммм, ну если бы Эрнесто и Валентино не были столь банальны, большая разведка пригодилась бы, а так… Места, где стоят лагеря «Орла» и «Дракона», практически вычислялись. На второй день Джорджо собирался напасть на Эрнесто, но его разведчики сообщили ему, что я успел раньше. Джорджо решил вместо этого напасть на меня и был очень доволен: противники стреляют друг в друга. Хм, формально он прав, а на практике… К нашему с ним последнему бою у моих ребят был вдвое, а у некоторых даже втрое больший игровой опыт.
Я почему-то ни разу не видел своими глазами, как потрясающе Алекс прыгает с дерева на дерево. Все мы произошли от обезьян, но Алекс и Тони – позже других. Зрители ахали и поглядывали на моего разведчика, чтобы убедиться, что он долетел, куда ему было надо, и не разбился вдребезги. А когда показывали, как он делал дорожку к лагерю «дельфинов», я тоже не выдержал и оглянулся, чтобы убедиться, что мой друг все еще жив.
– Сумасшедший! – выдохнул я.
– Ага, – легко согласился Алекс. – А ты не знал?
– Раньше я думал, что знал, а теперь понимаю, что нет.
Наш с Роберто ночной рейд ради спасения Марко был аккуратно подредактирован так, чтобы не показывать скандиановские воинские преступления. Поэтому смотреть на него было очень забавно. Правда, Валентино, наверное, чуть не умер… Или капитан ему уже обещал, что не покажет? Вообще-то, это хороший урок для кого угодно: не делай ничего такого, чего не хотел бы увидеть потом в записи.
То, что сказал Скандиано своим часовым той ночью, начальник лагеря обрезал, в отличие, например, от ругани недовольного отсутствием бинокля Марко. Мой бедный разведчик покраснел как рак. Ну, я его предупреждал: уж капитан Ловере найдет способ наказать слишком языкастого мальчишку.
А собой я просто горжусь! Ловере дал прослушать все мои приказы, инструктажи, большую часть разговоров по комму, в штабной палатке и рядом с ней, речь перед боем с «дельфинами». Я один раз вышел из себя, и, если бы не разбор, Берн, на которого был направлен мой гнев, так бы о этом и не узнал. И только один раз я слегка повысил голос, когда Джен попытался развязаться. Я не догадался сразу, что после боя вражеский лагерь надо прочесывать поосторожнее, и, пожалуй, это все мои ошибки. Проф был бы мною доволен, и сенсей тоже.[12]
Когда фильм закончился, все некоторое время молчали. Потом обсуждали его с ближайшими соседями, а потом Ловере предложил высказываться.
– Ну-у, – обиженно потянул Эрнесто, обращаясь ко мне, – тебе достались самые лучшие бойцы!
– Конечно! – согласился я, широко улыбаясь, под тихий довольный смех моей армии («Др-раконы всё!» – передразнил меня кто-то).
– Так нечестно! – гнул свою линию Эрнесто.
– Ага, а вот если бы мы все вместе играли против другого лагеря и командовал бы я, ты тоже попал бы в «самые лучшие бойцы»! – ехидно парировал я.
Эрнесто заткнулся. Некрасиво, зачем он обругал свою армию, да еще и при посторонних? Он ни о чем не подумал, прежде чем начать играть, и сам во всем виноват. И даже если бы это было не так… стружку со своих надо снимать наедине и очень тихо, а хвалить – громко и при всех. Это даже маракану ясно. Его ребята рассердились и обиделись. После разбора они ему всё скажут!
– Энрик, – обратился ко мне капитан Ловере, – здесь нет самого главного. Потому что армию свою ты организовал еще здесь. Я должен признаться, что обычно инструкторы устраивают тотализатор: спорят, кто выйдет победителем. В этом году ничего не получилось. Все, кто видел, как армии выходили за ворота лагеря, ни минуты не сомневаясь, ставили на тебя. Не мог бы ты объяснить всем, как и почему ты поступал так, а не иначе.
– Мои стратегические идеи вас не впечатлили? – обиженно спросил я.
– Не набивайся на комплименты! Все было очень грамотно, а бой с «дельфинами» просто великолепен. Джорджо, кстати, тоже не допустил ни одной ошибки в этом сражении. Но если бы ты даже ничего не смог придумать, вы бы все равно выиграли. И здесь все офицеры и сержанты это прекрасно понимают. Но полутора сотнями ребят ты бы командовать не смог, – добавил он, – не преувеличивай.
– Хм, – только и сказал я.
Он меня недооценивает. Сейчас, имея восьмерых офицеров и еще двадцать восемь солдат, готовых идти за мной в огонь и в воду… да учетверить такую армию ничего не стоит! «Не преувеличивай! – велел внутренний голос: – Это адова работа, суток на двое». – «Ага, – согласился я, – ну и что?»
