раз встать на место другого и почувствовать. А тогда и нытиком быть уже как-то… неестественно.
В этот момент предмет нашей беседы, дрожа от холода и размахивая ботинками в одной руке и камуфляжкой в другой, прибежал к костру греться.
Лео поднялся:
– Пойду вытащу остальных, пока не заледенели.
Я кивнул. Мы оба с трудом подавили желание смеяться.
Я немного поворошил угли – умирающий костер подарил нам последнюю волну своего тепла.
Романо перестал дрожать и присел на корточки рядом мной, грея руки над огнем и застенчиво на меня поглядывая.
Я поднял брови и поощрительно улыбнулся: спрашивай. Он оглянулся в сторону ручья:
– Э-э-э, Энрик…
– Да?
– Ну, сейчас все придут…
– Переодевайся скорее – и отойдем в сторонку, десять минут у тебя есть.
Через пятьдесят пять секунд котенок был одет и обут, хм, прямо как солдат по тревоге.
Я поднялся и повел его на край того самого склона, который он с таким трудом одолел. Романо краснел, кусал губы, смущался, потом набрал в грудь побольше воздуха и выпалил:
– Это я тогда пожаловался капитану на тебя!
– Ха, вместе с Луиджи, и это была его идея. И идея подразнить Роберто тоже была его.
– Откуда ты знаешь?!
– Нетрудно догадаться.
– И сегодня тоже… – голос его увял, – Вито отказался и ушел, а я – нет.
– Почти месяц тобой управлял человек глупый и начисто лишенный совести…
Он опустил голову и покраснел.
– …Это уже нельзя изменить, но ты можешь запомнить и не повторять…
Он кивнул.
– Ты хотел еще что-то спросить, – напомнил я.
– А что значит, мне ничего нельзя?
– Нельзя ныть, жаловаться, делать пакости и смеяться над чужими бедами. Ты же не хочешь, чтобы смеялись над твоими. И все остальные люди так же…
– Ты не злишься?
Я помотал головой:
– Нет. Кто же сердится на глупых щенков? Но с этой минуты я уже могу на тебя рассердиться. Понял?
– Ага, – расплылся он в улыбке.
Мы вернулись на полянку. Все уже были там, одетые и обутые. Костер залит водой. Гвидо оценивающе посмотрел на глупых котят:
– Давайте сюда ваши рационы.
– Это мой! – завопил Луиджи.
– Да, конечно, – проникновенно, на выдохе, с легкой издевкой в голосе ответил Гвидо. – Не беспокойся: вечером на привале я тебе его верну нетронутым.
Луиджи недовольно запыхтел и вытащил из своего рюкзака коробку с рационом. Нино и Траяно последовали его примеру. Наши любимчики начали влезать в лямки своих ни на грамм не полегчавших рюкзаков. Ладно, завтра с утра мы уже и их разгрузим. Лео с подозрением смотрел на кряхтящего Романо.
– А ну-ка сними! – скомандовал он. – Тони, ты тоже.
Лео взял рюкзаки в руки и взвесил, потом перекинул мне:
– Всё ясно, то-то он так пыхтел на склоне. Что за кирпич ты тащишь?
У Романо от удивления отвисла челюсть:
– А? Я?
– Гвидо? – спросил я.
– Собирались на моих глазах, и я их всех потом приподнял, – у моего начальника штаба даже зрачки расширились – я усомнился в его компетентности!
Я уронил рюкзаки на землю.
– Разбирай, – велел я Романо.
Я заметил, как Луиджи посерел от страха. Подрожи, подрожи, пакостник! И ведь сделал он это еще утром, в лагере! Когда между ним и Романо были мир и согласие. Вот почему Луиджи не хотел идти к ручью! Но Лео остался здесь, и шито-крыто не получилось.
Романо извлек из складок своего спальника два довольно больших плоских камня, килограмма по полтора каждый, не меньше: таких полно на берегу, где мы собирались.
Луиджи сделал движение, как будто вознамерился удрать, и я схватил его за воротник:
– Ну, кому еще ты подложил пару булыжников?!
– Да никому! – завопил Луиджи, не понимая, что этим выдал себя с головой. – Это он сам!
– Гвидо, я ему не верю ни на фальшивый сестерций, проверь, пожалуйста, – попросил я спокойно, продолжая держать старающегося вырваться Луиджи за шкирку.
Нино и Траяно, очевидно, догадались, что шутить я не расположен, и слово, которое дал утром, сдержу, поэтому вид имели испуганный, хотя ничего и не сделали. Романо смотрел на Луиджи с ненавистью. Лео опустил ему руку и плечо: спокойно. Тони и Вито тоже чуть было не бросились бить пакостника, Роберто и Алекс вовремя их поймали.
Гвидо подождал, пока страсти улягутся, и скомандовал.
– Проверьте все свой груз. Энрик, ты тоже.
– Не могу, – откликнулся я, – этот, – я голосом выразил свое отвращение, – удерет.
– Ну чо? Я ничо не сделал! – захныкал Луиджи. Я проигнорировал.
– Это не я! Это Нино!
Нино посмотрел на него с возмущением:
– Он врет!
– Знаю, – откликнулся я спокойно. – А ты знал?
Он покраснел, опустил голову и чуть заметно кивнул.
– И не сказал, даже когда Романо упал на склоне, – печально заметил я.
Нино всхлипнул. Пусть немного помучается, это бывает полезно. Луиджи опять задергался и ударил меня ребром ботинка в голень. Я встряхнул мальчишку:
– Хочешь получить побольше?
Он перестал трепыхаться и заныл на одной ноте.
Поклажу проверили: странно, но один раз Луиджи не солгал – больше он никому ничего не подложил, не успел, наверное. Собрали рюкзаки заново. Роберто посмотрел на меня с вызовом и предложил разгрузить и Романо тоже. Я только кивнул: пусть ребенок отдохнет.
Все было готово к выходу.
– Ладно, – вздохнул я, – идите вперед, мы вас нагоним.
Ребята покивали. Нино топтался около меня, хм, считает себя виноватым, но спросить, влетит ли ему, не решается. Добровольцев подставляться под ремень на свете мало. Я промолчал: пострадай, мальчик.
Лео напомнил, что при спуске страхующий должен иметь глаза на затылке, сообщил порядок следования, и с опозданием на полчаса наш маленький отряд выступил в поход. Настроение у всех было хуже не придумаешь. Луиджи уже ревел в голос, но желающих пожалеть его не нашлось.
Глава 28
Мы остались на поляне вдвоем.
