мой дали слово свое, слово князя и воина, поклялись перед богами, — бесстрастно продолжила княжна.
Карн смотрел, словно не видя её, не слыша слов, произносимых ею, взгляд его пустой блуждал по стене покоя. Он вспоминал шальной, счастливый взгляд брата своего в последнее время, странные разговоры Прекрасы о счастье, но всё еще не верил. Он отказывался даже думать о возможной любви брата и невесты.
— Княжич, ты слышишь меня? — спросила Горлунг, и, не получив ответа, подошла к нему, потрепав по плечу, привлекая его внимание.
Он вздрогнул, посмотрел на неё взглядом ребенка, потерявшегося в лесной чаще, что вызвало у Горлунг чувство омерзения. Будущий князь — и не может по-мужски, как подобает воину, удар держать, того гляди расплачется, слюнтяй. Её рот скривился от отвращения, но княжна взяла себя в руки и попыталась выглядеть сочувствующей.
— Княжич, — позвала его Горлунг, — ты ведь понимаешь, что уговор отцов наших надобно исполнить всё равно?
— Да, я разумею это, — потерянно прошептал Карн.
— И что же, ты вступишь с Прекрасой в союз супружеский, даже если она находится в непраздности от брата твоего? Будешь смотреть на сына своего, наследника и гадать твой он, али нет? — глядя ему прямо в глаза, спросила Горлунг.
В тот миг она уже не казалась Карну привлекательной, более того, он ненавидел её в это мгновение, ибо именно она озвучила те страшные черные мысли, что не давали ему покоя. Эта женщина, смотрящая на него в упор черными безжалостными глазами, была в эту минуту его позора единственной, кто был рядом, и она задавала страшные вопросы, на которые ответа Карн не знал.
— Ты ведь, княжич, можешь поступить иначе, — уже совсем другим тоном продолжила Горлунг, теперь она говорила вкрадчиво, мягко, — ты ведь можешь сохранить уговоры отцов наших, будешь наследником, имя твое будет чисто, незапятнанно.
— Как же так? Что для этого сделать надо? Простить предателей, взять с брата клятву, что не подойдет он к Прекрасе более? — обреченно спросил княжич.
— Зачем же так? Зачем тебе связывать свою судьбу с такой женщиной? Разве можешь ты быть уверен после этого, что не найдет она себе другого ладу в дружине твоей или отца твоего? — спросила Горлунг.
— Ты переходишь все границы, княжна! — негодующе сказал Карн.
— Нет, княжич, не перехожу, это сестра моя вещи не дозволенные совершает, а я — девица благочестивая, верная, ни один человек в Торинграде не усомнится в моей чистоте и непорочности.
— Рад, что в этом ты на сестру свою непохожа, — огрызнулся Карн.
— Разумеется, ты рад, ведь я такая же дочь отца своего, как и Прекраса, — доверительно сказала Горлунг, — какая разница тебе кого из нас двоих делать женой своей? Тем более все вокруг видят, что Прекрасу ты не любишь. Взяв в жены меня, ты навсегда покажешь и брату своему, и дружинам отцов наших, что ты — достойный муж, а не слюнтяй какой-нибудь. Что предательство ты прощать не намерен, связываться с блудливыми бабами не станешь, а жену выбираешь себе осознано, тебе не всё равно кто княгиней подле тебя будет.
Карн смотрел на Горлунг с изумлением, он впервые в жизни встретил женщину, которая бы своей силой духа, властностью напоминала бы его мать. Ведь, наверное, непросто было ей, княжеской дочери, предложить самой себя ему в жены. Княгине Силье понравилась бы такая невестка. Да, и по чести сказать, Горлунг стала бы лучшей женой, чем Прекраса, хозяйкой двора. Но княжич ничего не сказал Горлунг в ответ на её предложение, всё это следовало обдумать и обдумать хорошо. Уже выходя из её покоев, Карн услышал:
— Княжич, не всякий князь может похвастаться женой — знахаркой, читающей грядущее по рунам, — это было последнее, что могла она добавить, больше нечем было его удержать, Горлунг выкрикнула эти слова, уже без былой уверенности, обреченно.
— А ежели то, что наговорила ты про сестру, окажется ложью? — оглянувшись, спросил Карн.
— А ты проверь, княжич, — с жаром воскликнула княжна, — проверь и сам узнаешь, что всё сказанное мною чистая правда, убедись сам.
Карн, не взглянув на неё более, вышел, а Горлунг осталась одна в своих больших холодных покоях. Она предложила княжичу все, что могла, теперь выбор за ним. Она шумно выдохнула, сжав пальцы замком, и беззвучно зашептала молитвы Фригг.
Выйдя из покоев Горлунг, княжич остановился, тяжело привалился спиной к стене и задумался о словах, только что услышанных им. Каким счастливым шел он в эти покои, и каким потерянным вышел! Рулаф, брат его любимый, младший, неужели и правда, предал он его? Как же мог он? Как после всего этого в глаза ему смотрел? И вспомнил тут Карн, что давно уже Рулаф очи свои отводит и брата избегает. А старший княжич всегда думал, что брат нашел здесь девицу, подобно Агафье, а оказывается не просто девицу, а невесту его, Карна. Тяжело, как же всё это тяжело, невыносимо.
А Прекраса тоже хорошо, девка приблудная, еще княжна. Тьфу. Княжич вспомнил всё её глупые речи о молодцах добрых и девах — лебедях, его передернуло от отвращения к невесте. Неужели можно быть такой неразумной, что променять княжеский престол на запретную связь? Чем Рулаф так привлек её?
Карн не знал, сколько времени он простоял возле покоев Горлунг, и, словно очнувшись ото сна, вышел во двор. Возле него пробегали девки теремные, чернавки, но не видел их княжич, даже майдан прошел и не заметил как. Карну хотелось уйти подальше от людей, не видеть никого, навести порядок в мыслях своих. Медленно побрел княжич к лесу, что чернел за воротами Торинграда.
Выйдя за заборол, Карн увидел княжну Прекрасу, возвращающуюся с верховой прогулки вместе со своим рындой. И такая злость обуяла Карна, глядя на её сияющую красоту, что ясно представил он, как хрустит её шея в его руках, как с испугом смотрят голубые глаза на него, как срывается последний вздох с уст розовых. Нет, нельзя, она — княжна.
Завидев жениха своего, княжна погрустнела, но подъехала к нему, заставляя Ромашку нетерпеливо приплясывать на месте, и вежливо сказала:
— Приветствую тебя, княжич.
— Приветствую тебя, княжна, — ответил Карн.
И тут в его памяти всплыли последние слова, что сказала ему Горлунг. Карн слышал их так ясно, словно стояла знахарка рядом с ним и шептала ему на ухо, слова княжны старшей «проверь, убедись» пульсировали в его голове. И Карн решился.
— Решил я прогуляться, невестушка моя, — сказал Карн выделяя обращение к ней, — не проводишь ли меня, не покажешь места любимые?
— Покажу, — сказала княжна, немного удивленно, но она не хотела ссориться с Карном, ведь видела она его уже родственником будущим — братом мужа любимого.
Карн помог княжне спешиться, и, передав уздцы её Ромашки рынде, велел ему ехать в Торинград. Взяв Прекрасу за руку, Карн повел её по тропинке к лесу. Он ощущал хрупкость ладошки, которую сжимала его длань, о, как ему хотелось сжать эту холеную, белую ручку со всей силы, услышать крик боли, который сорвется с уст Прекрасы. Но он не мог, поэтому успокаивал себя тем, что скоро выяснит правда ли слова сестры княжны или всё это порождение глупой бабской зависти.
Разговор по пути не клеился, хотя княжна старалась завести беседу, но Карн лишь хмуро отмалчивался. Дойдя до опушки леса, княжич покрепче схватил Прекрасу за руку и быстро повел в чащобу.
— Княжич, мы идем не туда, здесь нет ничего интересного, — пыталась образумить его Прекраса. — Куда ты ведешь меня?
Но он молчал, и упрямо шел вперед, Прекраса почти бежала, чтобы не отстать и напрасно пыталась вырвать свою ладонь уз пальцев воина. Когда они зашли довольно далеко, Карн остановился и, злобно взглянув на княжну, прижал её к себе.
— Ну, что, невестушка моя дорогая, вот и настал для тебя момент истины, — ухмыльнулся княжич.
