Окно выходит в белые деревья...

«Померкло блюдечко во мгле…»

Померкло блюдечко во мгле,
все воском налитое…
Свеча, растаяв на столе,
не восстанавливается.

Рубанком ловких технарей
стих закудрявливается,
а прелесть пушкинских кудрей
не восстанавливается.

От стольких губ, как горький след,
лишь вкус отравленности,
а вкус арбузов детских лет
не восстанавливается.

Тот, кто разбил семью,
к другой не приноравливается,
и дружба, хрястнув под ногой,
не восстанавливается.

На поводках в чужих руках
народы стравливаются,
а люди — даже в облаках
не восстанавливаются.

На мордах с медом на устах
след окровавленности.
Лицо, однажды мордой став,
не восстанавливается.

Лишь при восстании стыда
против бесстыдности
избегнем Страшного суда —
сплошной пустынности.

Лишь при восстании лица
против безликости
жизнь восстанавливается
в своей великости.

Детей бесстыдство может съесть —
не остановится.
А стыд не страшен. Стыд — не смерть.
Все восстановится.

12-14 ноября 1982

ПОЛТРАВИНОЧКИ

Смерть еще далеко,
а все так нелегко,
словно в гору — гнилыми ступенечками.
Жизнь подгарчивать вздумала,
                                                      как молоко
с обгорелыми черными пеночками.
Говорят мне, вздыхая:
                                        «Себя пожалей»,
а я на зуб возьму полтравиночки,
и уже веселей
                             от подарка полей —
от кислиночки
                         и от горчиночки.
Я легонько кусну
                               лето или весну,
и я счастлив зелененькой малостью,
и меня мой народ
                                 пожалел наперед,
ибо не избаловывал жалостью.
Если ребра мне в драке изрядно помнут,
я считаю,
                  что так полагается.
Меня в спину пырнут
                                  и никак не поймут —
отчего это он улыбается.
В тех, кого зажалели с младенческих лет,
силы нет,
                 а сплошные слабиночки.
Полтравиночки на зуб —
                                          вот весь мой секрет,