дыханием и запахом пота. И за стеной звуки дрели и лай соседского добермана.
Майя мечтала стать поэтессой. Она уже написала половину книги, в которой проза переплеталась со стихами. Это занятие виделось ей очень аристократичным, и она считала, что оно придает ей особый шарм. Майя давно поняла, что ни модные наряды, ни идеальный макияж, ни красивые волосы, ни хорошая фигура не сделают ее особенной, потому что таких модных и ухоженных дам полгорода. С внешностью и гардеробом у Майи был полный порядок – натура перфекционистки не позволяла ей быть распущенной, но она не собиралась довольствоваться статусом среднестатистической гламурной особы. Начала Майя с собственного имени. Майей она стала не так давно – всего пару лет назад, решив, что имя Мария, которое дали ей родители, слишком уж заурядное, а Майя – редкое, к тому же в нем есть нечто фатальное, вызывающее ассоциации с древними цивилизациями и разными пророчествами.
В этот прохладный апрельский день, в то время когда обеденный перерыв еще не начался, а завтрак у большинства работающих граждан уже закончился, Майя по обыкновению зашла в одно из своих любимых кафе на Моховой улице.
Она бы с удовольствием устроилась на открытой террасе, но террасу из-за прохладной погоды пока что не обслуживали, к тому же оттуда было бы неудобно наблюдать за немногочисленными посетителями: издалека их не разглядишь, не уловишь их манеру держаться, не услышишь разговоров, а разговоры – это самое ценное, в них бывает заключена вся соль.
Майя выбрала столик у окна, откуда хорошо просматривался зал и часть улицы. Кроме нее, в кафе сидели две женщины средних лет, еще две, помоложе, листали яркие страницы журналов, в дальнем углу сидела женщина с девочкой лет пяти, а чуть дальше, в зале для курящих, жадно пила кофе одинокая юная дева, судя по всему – студентка, прогуливающая лекцию.
Майя заказала себе гляссе с корицей. Она достала из сумки тетрадь с вложенной между страниц ручкой и открыла ее на исписанной фиолетовыми чернилами странице. Сделав малюсенький глоточек кофе, она задумчиво поглядела в зал. Она уже знала, что напишет. Это будет зарисовка о двух подругах – красавице и дурнушке, с соблюдением законов жанра: первая – мечта поэта, со шлейфом поклонников, вторая – ее молчаливая тень. Здесь Майя сгущала краски: одна из девушек была лишь немногим симпатичнее другой, и то это была не красота, а ухоженность: гладкие волосы, кремовая шелковая блуза, атлантический загар на холеном лице. Ее подруга выглядела попроще: тусклые волосы, перетянутые незамысловатой резинкой, старый свитерок в катышах, милое, но заурядное личико с застенчивыми штрихами косметики.
«Клава сидела сутулясь и по-пролетарски пила чай с пышками, внимая рассуждениям изящной Анжелики. Как же ей хотелось быть похожей на свою подругу, так же как она, смотреть на всех благосклонным взглядом королевы, носить женственные платья и чулки, а зимой небрежно сбрасывать с острых плеч шубу и говорить с придыханием. И дело даже не в том, что у нее нет ни чулок, ни шубы, ни женственных платьев – при желании Клава могла бы ими обзавестись, она просто не смела их носить, ибо ее удел – демократичные свитера и джинсы с вещевой ярмарки».
Написав зарисовку о «принцессе» Анжелике и ее «фрейлине» Клаве, Майя подняла глаза и заметила в зале нового посетителя: это был светловолосый мужчина лет примерно тридцати двух-тридцати пяти, невысокого роста, одетый в джинсы и светлую замшевую куртку, из-под которой виднелся серый джемпер. Он вальяжно уселся за угловой столик и принялся изучать меню. Мужчина был не в ее вкусе: рыбьи бесцветные глаза, которые немного красила их глубокая посадка, пухлые кукольные губы, острый нос, правильный овал лица – черты вроде бы приближены к классическим, а вот все равно Майя причислила посетителя к касте, которую она тактично называла «так себе». В защиту молодого человека стоит отметить, что Майя имела весьма придирчивый вкус, и, чтобы ей понравиться, нужно было быть ни больше ни меньше Аполлоном.
Судя по равнодушному взгляду, которым мужчина скользнул по присутствовавшим в кафе дамам еще с порога, ни одна из них, и Майя в том числе, его не заинтересовали.
Майю его безразличие задело, хоть она и не могла в этом признаться даже самой себе. Она считала себя очень привлекательной, но не призывно-яркой Барби, а элегантной дамой с отменным вкусом, не заметить которую просто невозможно. И тут какой-то тип посмел не обратить на нее внимание! Ну и ладно, полыхнула она глазами, с силой надавив на ручку. Мысли о равнодушии посетителя к ее собственной персоне у нее пронеслись параллельно их основному потоку. Майя умела думать одновременно о нескольких вещах, уделяя внимание главному, а об остальном размышляла вскользь.
«В кафе зашел незнакомец. Анжелика на него даже не взглянула – парень был для нее слишком прост, а вот Клава стала «семафорить» в его сторону заинтересованными взглядами с тайной надеждой. О боже! Как убивают женщину такие вот взгляды! Они делают жалкой даже первую красавицу, а уж о некрасивой и говорить нечего – она сразу же прекращает существовать. Несмотря на полное отсутствие интереса к его персоне, молодой человек все время сверлил взглядом Анжелику, скользя взором по рюшам ее блузки», – Майя посмотрела на свое платье – просто скроенное, из хорошей ткани, которое и без рюшей было хорошо; тем не менее она не сочла излишним украсить его брошью. Медное, покрытое позолотой солнце с волнистыми, похожими на языки костра лучами и углублениями, словно это черты чьего-то лица. Брошь эта ей очень нравилась – было в ней что-то необыкновенное, какая-та непостижимая притягательность.
«Когда Анжелика собралась уходить, незнакомец вдруг заторопился. У выхода он оказался с ней рядом и как бы случайно преградил ей дорогу, затем извинился, а далее последовало банальное: «Вы прекрасно выглядите, могу ли я узнать ваше имя?» Анжелика сочувственно одарила его взглядом и ушла, оставив за собой аромат летнего дождя».
Вскоре «принцесса» и «фрейлина» допили кофе и засобирались к выходу из кафе. Майя украдкой посмотрела на блондина – не уходит ли он, как в только что созданном ею сюжете? Молодой человек о чем-то грезил, глядя в свою чашку и, судя по всему, уходить и не думал. «Про него написать, что ли?» – мелькнула у нее мысль. Нет, пожалуй, не стоит – не заслужил. Она перевела взгляд за окно, где еще две минуты назад было пустынно, и обнаружила нечто интересное.
Он стоял на остановке и курил, держа коричневую сигару рукой в перчатке. Такие сигары обычно имеют сладкий запах и у среднего класса ассоциируются с явным достатком. Уже не первой молодости, но крепкий мужчина. Выправка и коротко подстриженные седые волосы выдавали в нем военного. Скорее всего, бывшего. В его лице – в острых скулах, в привыкших щурится от солнца стального цвета глазах, в мужественном шраме над бровью, в тонком, загнутом вниз, как у ястреба, носе, – в манере одеваться – до небрежности просто и в то же время с претензией на элегантность было что-то, что выдавало в нем приезжего. Но приезжего не из российской глубинки или из «незалежных» Украины или Молдовы, а из-за границы.
Майя с любопытством уставилась на новую жертву, прикидывая, какую бы историю про нее придумать. Она отпила глоточек кофе, подцепила вишенку из десерта и мечтательно улыбнулась в предвкушении нового поворота сюжета. В голове ее уже стала складываться мозаика из образов. Майя взяла свою любимую, фиолетовую с блестками, ручку и вывела первую строку: «Прохладным весенним утром Алекс вышел на перрон витебского вокзала». Она решила назвать его Алексом.
Персонаж показался ей забавным, а идея о бывшем военном – богатой. У нее как раз есть не пристроенные стихи на военную тематику, которые дополнят рассказ про Алекса.
Допив кофе, она закрыла тетрадь, не без удовольствия поймала на себе пристальный взгляд блондина (дошло, наконец!) и вышла на улицу.
Весна напропалую гуляла по бульварам, играя солнечными зайчиками. Всего двадцать минут после полудня, четверг, основная часть народа трудится, а ей на работу не нужно. Майе вообще никогда не приходилось приезжать на работу к началу рабочего дня, проводить там по восемь часов, не считая перерыва на обед, исполнять поручения начальства. Она была сама себе хозяйка. Косметический салон, который достался ей от матери, вышедшей замуж за немца и уехавшей с ним на его родину, позволял ей не думать о том, где взять средства на хлеб насущный. Майя сразу сменила название салона с банального «Ольга» – как назвала его в честь самой себя ее мать, Ольга Михайловна, на претенциозное «Роял хайр».
К своей матери Майя особо теплых чувств не испытывала, а подаренный ею салон считала компенсацией за свое «безрадостное» детство. Ольга Михайловна развелась с отцом Майи, когда дочке исполнилось четыре года. С тех пор девочка росла с вечно замотанной на работе матерью, у которой не оставалось ни времени, ни сил на занятия с дочерью. Когда Майя подросла, Ольга Михайловна посвятила
