виновата в этом, естественно, невестка.
К зазвонившему в полседьмого телефону Лена бросилась как ужаленная.
– Ало! Сережа?!
На том конце ответили не сразу:
– Лена. Лена, ты, это… не беспокойся. Я сегодня поздно буду, поэтому не жди меня, ложись спать.
– Сережа!!! – закричала Лена. У нее накопилось столько вопросов, хотелось столько всего ему сказать. Да что там – сказать! Хотелось уткнуться носом в грудь мужа, обнять его, такого родного, своего, и успокоиться, слушая его ровное дыхание. Но в трубке уже раздались короткие гудки.
Лена не хотела верить в происходящее, оно было чудовищным, и казалось, что происходит это не в ее, а в какой-то чужой жизни. Или в кошмарном сне. Как бы она хотела сейчас проснуться, чтобы все это недоразумение оказалось сном!
Сердце нуждалось в надежде, оно было готово принять любую спасительную ложь: муж действительно в командировке. Да, пусть он туда отправился пятничным вечером, а вернется поздно в воскресенье. Ну и что, что соизволил позвонить лишь через день, когда она вся извелась, и разговаривал сухим тоном. «Мало ли какие на это могут быть причины!» – убеждала себя женщина, понимая, что причина одна и до ужаса банальная. Не зря же Сергея в последнее время словно подменили. Однажды она видела на его щеке блеск от помады. Саму помаду он стер, а блеск от нее остался. Лена его заметила в ярком свете в прихожей, когда вышла встречать мужа. Она прильнула к нему, чтобы поцеловать, и замерла, так и не сумев прикоснуться губами к щеке, которую уже целовала другая женщина. Ей показалось, что Сергей даже обрадовался тому, что она его не поцеловала, словно избавила его от угрызений совести.
Лена просидела в отчаянии до глубокой ночи. Сначала – ожидая мужа, а потом – оттого, что не могла уснуть. Боль, обида, переживания, неизвестность и безысходность. За что он с ней так поступил и как ей жить дальше?
Голова отяжелела, очень хотелось спать, но бесконечная вереница мыслей не давала ей уснуть. В ее голове сами по себе велись диалоги, которые Лене никак не удавалось прекратить. Повертевшись еще какое-то время, Лена поднялась, положив под спину подушки. Включила ночник и взяла с прикроватного столика уже прочитанный роман «Унесенные ветром». Глаза ее скользили по строкам, а в голове по- прежнему хозяйничали диалоги, правда, им пришлось немного сбавить обороты. Скарлет О’Хара стойко переносила невзгоды, она потеряла дом, близких, выскользнула из самого пекла войны – и все равно держалась королевой. Сильная женщина! Ей, Лене, никогда такой не стать. Читая про Скарлет, Лена примеряла на себя ее образ, немножечко чувствуя и себя несгибаемой книжной героиней.
«Для меня тоже жизнь приготовила испытания, – горестно подумала она. – Не все же счастьем упиваться! Если подумать, у меня еще все в порядке: все живы, здоровы, войны и голода нет. Подумаешь, муж загулял? Как будто бы у других не гуляют. Не я первая, не я последняя. Нашла из-за чего убиваться! – разозлилась она. – Вот явится он – слезинки на моем лице не увидит. Еще на коленях ползать будет, прощения просить. А я ему ледяным тоном: «Милый, не помочь ли тебе собрать чемодан?» Хотя нет. Пусть сам собирает! Делать мне больше нечего – собирать его тряпки! Пусть только попробует переступить порог! Сразу огрею его веником! А лучше – сковородкой или скалкой. Заеду прямо в его ученый лоб!»
Лена бунтовала – и не узнавала себя. Прежде никогда у нее не появлялось подобных мыслей. Разве она – тихая, милая, покладистая, образцовая жена – могла позволить себе такое?! Оказывается, она себя совершенно не знает. Ее истинная сущность, спрятанная глубоко внутри, наконец-то вырвалась на свободу и бушует ураганом. И, что самое страшное, – ей это нравится! Нравится быть огнедышащим драконом, готовым испепелить обидчика.
От куража настроение ее немного улучшилось. Лена решительно поднялась с постели, чтобы умыть опухшее от слез лицо. Мурашка, все это время наблюдавшая за ней со спинки кресла, решила, что Лена собирается ее покормить, и побежала в кухню. Но кошке не повезло: обычно внимательная к ней хозяйка на этот раз ее проигнорировала. Лена остановилась в холле возле зеркала, удивленно разглядывая свое лицо. Тусклая, шелушащаяся кожа, на висках, прячась в светлых волосах, блеснула седина, в уголках глаз обозначились морщинки. И когда они успели появиться? Всего-то ей тридцать лет. Неужели – пора? Лена поймала себя на мысли, что давно пристально не разглядывала себя в зеркало – все на бегу, всегда некогда, – надо дочкой заниматься, мужем, свекрови помочь… А на себя времени не оставалось. Так ее воспитали. Отдавать всю себя близким без остатка, быть скромной, ответственной, милой, доброй, вежливой, деликатной, уступать людям места в транспорте, не создавать никому проблем, ничего для себя не требовать и не быть довольной своим отражением. Она перевела взгляд на фигуру. Неплохая в общем-то фигура, аккуратная, но какая-то осунувшаяся, и спина «поплыла», сутулиться она стала оттого, что дочка маленькая, к ней всегда нужно наклоняться и ходить согнувшись, держа ее за руку. Лена выпрямилась, расправила плечи, высоко, как когда-то, когда она еще училась в школе и ходила на хореографию, подняла голову. Так она почувствовала себя лучше, увереннее. Захотелось улыбнуться. Улыбнулась. Улыбка из искренней быстро трансформировалась в натужную, и тело ее опять приняло свое привычное сутулое положение. Отвыкла она держать спину ровно.
Апатично она зашла в ванную, встала под душ. В трубе зашумело, обдав ее холодной водой. Лена отскочила и принялась откручивать кран с горячей водой, одновременно закручивая холодную. В их доме напор воды менялся в зависимости от количества одновременно пользующихся ею жильцов. Лена никак не ожидала, что в столь поздний час кто-то, кроме нее, станет плескаться в ванне. Очень скоро она отскочила во второй раз, уже от ожога. Горячая струя щедро обдала ей грудь, рисуя на ней красные пятна. Повоевав с водопроводом, Лене наконец удалось его отрегулировать, и она смогла насладиться душем. Достала новую мочалку – розовую, мягкую, подаренную подругой на Новый год. Она ее хранила, как хранила многие новые вещи, оставляя их «на потом». Гулять, так гулять! Распечатала новое, импортное, пахнущее розой туалетное мыло, которое тоже хранила «на потом». Или кому-нибудь в подарок. Оно так и называлось – подарочное. Яркая упаковка, плавные формы, сильный цветочный аромат – таким мылом люди не мылись, они его дарили, а мылись простым, земляничным или детским, с зайчиком. Справедливости ради стоит заметить, что детское мыло, несмотря на свой простецкий вид, благоприятно сказывается на коже – оно нейтральное и не вызывает аллергии.
Забывшись, Лена намочила волосы. А ведь она совсем не собиралась мыть голову, потому что с мокрой головой в постель не ляжешь, как Лена собиралась, волосы придется сушить. А сушить их феном она не любила, потому что от горячего воздуха волосы портятся, а еще от шума фена может проснуться Зина. Выйдя из душа в махровом, собственноручно сшитом из старых полотенец халате и с тюрбаном на голове, Лена заглянула в детскую. Девочка сладко спала, раскинувшись на кроватке. «А я сплю на самом краешке, чтобы для Сережи осталось больше места», – отметила Лена.
Сережа! Ну, где же ты ходишь?! Ее вновь одолели горечь и обида. Боевой пыл рассеялся и исчез, и она опять ощутила себя рохлей, готовой мириться со всем, лишь бы вернулось ее тихое семейное счастье. Лена сняла с головы полотенце, протерла им волосы. Слегка клонило в сон. На часах – начало пятого, то ли ночь, то ли утро. За окном уже начал проклевываться рассвет, обещавший весь завтрашний день пустить насмарку и предрекавший темные круги под ее глазами. Лена непроизвольно открыла буфет и потянулась за настойкой. Достала первый попавшийся бокал – низенький, предназначенный скорее для водки, чем для настойки, – и наполнила его до краев.
Алкоголь принес ей некоторое успокоение. Мысли в голове утихли, но горечь на душе осталась. Второй и последующие бокалы ее немного заглушили, но из души горечь не ушла, затаилась в ожидании. Настойка пилась легко и незаметно. Непривыкший к спиртному организм женщины, не вынеся влитой в него дозы, быстро обмяк. Сознание Лены поплыло, и она отключилась.
– Зина! Зиночка! Куда вы ее забираете?!
– Мамааааа! – кричала заплаканная девочка, вырываясь из крепких рук монументального вида тетки. Тетка силилась придать своему лицу ласковое выражение и смягчить голос.
– Не плачь, деточка, все хорошо. Маме надо ехать. А мы пока с тобой поиграем. Пойдем играть? – фальшиво улыбнулась она.
– Маааа! – еще громче зарыдала Зина.
Мама никуда не делась, она, как и прежде, оставалась дома, стояла посреди кухни, все в том же сшитом из махровых полотенец халате и в домашних тапках, надетых на босу ногу. Разве что подол теперь был испачкан пятнами крови. Но кровь в глаза не бросалась, она была почти не видна на коричневом, в
