вкус, браться за все, что угодно, и с легкостью возвращаться к исходной точке – времени же прорва, и год- два во вселенском масштабе – ничто, поэтому их можно потратить на игру…»
Вадим читал украденную у Майи тетрадь, и у него складывалось впечатление, что он читает про себя. Это же у него военная выправка, шрам над бровью, нос загнут книзу! Он в детстве на спор доставал языком до собственного носа, благодаря чему обзавелся коллекцией наклеек на спичечные коробки. Это он носит перчатки даже летом, и если снимает их прилюдно, то только с правой руки, потому что левая обезображена войной. Но главное совпадение – это не внешность: девушка откуда-то узнала все про его судьбу.
80-е годы. Афганистан
Они и представить себе не могли, как может быть страшно на войне. Громыхнуло, где-то загорелся сарай, послышались автоматные очереди. Стрельба здесь велась постоянно – то утихала, то возобновлялась вновь. Палили в основном не по цели, а в ответ на взрыв, или чтобы обозначить, что они тоже не безоружные, или же просто так, вместо «здрасьте» своим же, а то и для того, чтобы самим было не так страшно: мол, мы стреляем, значит, мы вооружены и нам бояться нечего, в то время как у них мурашки бежали по спине. Все, кто здесь оказался, в большинстве своем – мальчишки, еще вчера сидевшие за партой. Кто в погоне за славой, а кто и по дури сюда попал, совершенно не догадываясь о том, что их ждет. Ведь можно было отказаться от службы в Афганистане, так ведь нет – у многих играла показная гордость и была сильна зависимость от общественного мнения: дескать, не поехал ты в Афган, значит, трус и место твое – у мусорного ведерка, а поехал – значит, бравый ты парень!
Они уже потеряли товарищей, видели, как гибнут люди, видели кровь – свою и чужую, стоны, ужасы, раны и смерть. Все происходило буднично: они даже не доехали до места назначения, когда их колонна попала под обстрел. Они с Пашкой видали баталии и покруче: с дымом до небес, с пожарищами, которые за мгновение сметали целые города, и с прочими бедствиями мирового масштаба, по сравнению с которыми горящий сарай – чих кошачий, на него и внимания обращать не стоит. Все это так, с той лишь разницей, что глобальные катастрофы происходили на киноэкране, а сарай горел в реальности, совсем рядом, и оттуда раздавались крики. То ли из сарая кто-то не мог выбраться, то ли переживал за свое имущество, то ли орали, проклиная войну, развязавших ее политиков, моджахедов и советскую армию, в которой они с Пашкой служили. Моджахедов не любило мирное население, но их поддерживало настроенное против демократии афганское общество, а советских солдат ненавидели обе стороны. Зачем они приперлись на эту войну, спрашивается?! То есть что здесь делали они с Пашкой, понятно, а вот какой прок от советских войск в дымящемся от пожаров и взрывов Афганистане, с его своеобразным исламским укладом, – этот вопрос для них оставался открытым.
Утром их привезли в какой-то кишлак – мирный, залитый солнцем и источавший ароматы цветущих акаций. Они с Пашкой залюбовались им, словно попали в сказку.
– Я бы здесь остался навсегда, – мечтательно сообщил Пашка. Такая теплынь, как здесь, в это время года в Прибалтике бывает крайне редко.
– А я бы – нет, – быстро сказал Вадим, словно его кто-то спрашивал: остается он или нет, и от ответа решается его судьба. Нехорошее предчувствие кольнуло его. Напрасно его друг это сказал, ох, напрасно!
После череды смертей, произошедших на его глазах, Вадим стал мнительным и до паранойи суеверным. Обращал внимание на мелочи, приметы, мысленно цеплялся к словам. Один солдат перед обстрелом сказал, что у него осталась последняя сигарета. Все замолчали, а сержант показал ему кулак: запомни, боец, это слово – «последний» – на войне не произносят! Сигарета и в самом деле оказалась последней. Последней, которую он выкурил, – через час его убили.
– Я бы здесь остался, – в очередной раз сказал Пашка. Теперь причиной этих слов послужили глубокие, как Марианская впадина, глаза под густыми крыльями бровей. Коренастая девушка с толстой смоляной косой откуда-то возвращалась с ведрами, когда остатки их разбитого взвода ехали по кишлаку. Увидев военных, девушка остановилась у калитки и посмотрела на них тяжелым взглядом.
Пашка до сих пор воспринимал участие в этой войне как игру. Они с Вадимом были ровесниками, вместе учились в школе, потом – в ПТУ, на сварщиков. Учеба казалась медом – занятия три раза в неделю, материал простенький и давался по минимуму, уроков учить не надо. Практика – шалость в учебном цехе. Они пошли в это училище, чтобы продлить себе детство еще на два года. Время пролетело незаметно. Номинальные выпускные экзамены, а за ними – настоящая взрослая жизнь с работой по специальности на судоремонтном заводе. Вчерашние балбесы трудились как черти, из-под палки, поминутно глядя на часы. Работа оказалась тяжелой, пропитанной потом и копотью, в зале со спертым воздухом и с жутким грохотом. Зарплата оскорбляла своим размером. Очень скоро они с Пашкой поняли, что ошиблись с выбором жизненного пути, нужно было искать другой, более денежный и комфортный. Вот только как это сделать без связей, имея лишь среднее специальное образование – и никакого опыта?
Работа их нашла сама – непыльная, легкая, высокооплачиваемая, как они и мечтали. Впрочем, с оплатой жук-работодатель их надул – заплатил меньше, чем обещал, и, как позже выяснилось, сильно их подставил. Тогда, за кружкой пива в кабаке на Куршской косе, которым их с Пашкой угощал Санек – Пашкин сосед по двору, интеллигент-чистоплюй, они еще не знали, на что подписываются. Саньком его звали во дворе по привычке. Александр Викторович разменял уже пятый десяток, работал в НИИ и имел солидный вид: высокий рост и плотное тело, упакованное в чешский костюм из тонкой шерсти.
Санек вещал сладкоголосым соловьем, сулил полную безнаказанность и высокий гонорар.
– Это даже не кража, потому что цена бумажек, которые нужно взять, – три копейки.
– Ну а проникновение в чужую квартиру? На это статья, между прочим, в УК имеется, – заметил осведомленный Вадим.
Санек снисходительно улыбнулся:
– Максимум – полгода условно. Риск есть, но он минимальный. Ну а как вы хотели – за такие деньги? – Санек вывел карандашом на нарезанной в качестве салфеток серой упаковочной бумаге сумму, от которой у приятелей в глазах заиграл интерес. – Хозяев дома не будет, они в пансионат лыжи навострили, и это – стабильно. Я сам слышал, как хозяин по телефону номер заказывал. Пойдете рано утром, часа в четыре – в полпятого, когда самый сон, чтобы соседи вас не увидели. Зайдете в гостиную, там, в ящике письменного стола будет интересующая меня папка. Всего и делов-то. Ну как, по рукам? Если да, то ключи вот, – достал он из кармана два ключа на колечке.
– Задаток! – потребовал Вадим.
– Двадцать процентов.
– Пятьдесят!
– Сначала – дело, – оборвал его Санек.
– Ладно, тридцать.
– Хорошо. Получите накануне.
Сначала все шло как по маслу. Они с Пашкой, как и договорились с Саньком, пришли по назначенному адресу, правда, немного проспали и явились на место не в четыре – в полпятого, а в начале шестого. Дверь открылась легко, как родным ключом. Проникли в темноту коридора, легко нашли гостиную. Санек подробно, словно тупым, объяснил им, что где находится, даже схему квартиры нарисовал. Они с Пашкой поняли, что Санек в этой квартире бывал не раз и лично знал хозяина – Соболева. Иначе откуда у него ключи от его квартиры и сведения, что где лежит? Как потом выяснилось, Санек и Соболев – сослуживцы, а в папке этой – научные труды Соболева.
И вот, когда они уже собрались уходить, раздался тихий звук открывающейся двери, затем шаги – уверенные, хозяйские. Прежде чем они с Пашкой что-то сообразили, вошедший мужчина – хорошо сложенный, крепкий, возрастом примерно вдвое старше их, глядя на них тревожным взглядом, – задал резонный вопрос: «Вы кто?» – одновременно хватаясь за трубку телефона. Наверное, стоило что-то соврать и, пока Соболев переваривал бы информацию, бросить папку и бежать, все равно с ними обоими он не справился бы. Но он стоял, такой уверенный в себе, и так смотрел на них, что у них с Пашкой парализовало мозги. Вадим вырвал у хозяина квартиры телефонную трубку, а Пашка нанес ему удар по голове. Удар получился слабым и пришелся по касательной, а вот Соболев приложил непрошеного гостя весьма качественно, так что Пашку аж скрючило. Вадим понял, что он – следующий. Он, как пацан, попытался спастись бегством, и, поскольку путь на лестницу был отрезан, Вадим метнулся в гостиную. Хозяин
