смотрит на меня доверчиво и одновременно озорно.
— Это Скальд, — представляет мне его принц, точно важного лорда. — Жемчужина моей коллекции.
Хоть и злюсь на себя, но никак не могу остаться невозмутимой.
— А его можно погладить?
— О, конечно! — Принц сияет: наконец-то я перестала злиться.
Эх, наивный. Не раскатывай губу, Твое Высочество: не ты меня заинтересовал, а этот белоснежный красавец по кличке Скальд.
Я прижимаюсь щекой к конской морде и чувствую горячее дыхание животного.
Наверное, у меня блаженный вид, потому что принц вдруг предлагает:
— Не хотите ли прокатиться на нем? Я прикажу вывести Скальда в манеж.
А почему бы и нет!
Служители проводили нас на площадку для выездки, а следом вывели и Скальда, уже оседланного, в новенькой сбруе. Почтительно подсадили меня в седло.
И конь мягко пошел кругами. Чуткий, он, видимо, понимал, что наездница не слишком-то опытна, и был осторожен. Время от времени он косился на меня умным глазом: ну как, все ли в порядке?
Полный порядок, Скальд. Просто блеск!
Принц с удовольствием наблюдал за мной, присев на бортик манежа. Думая, что я полностью поглощена ездой и не наблюдаю за ним, он разглядывал меня с жадным желанием. Совсем не по- скандинавски, скорее — как восточный темпераментный мужчина.
Ну, ты и наглец, несмотря на то что происходишь от древнего знатного рода. Где твой аристократизм? Мужлан ты, и больше никто!
Да нет, я, пожалуй, несправедлива к нему. Ведь Георг ничем, кроме взгляда, не выдает своей страсти.
Но он похитил меня, украл. И, клянусь, так просто это не сойдет ему с рук.
Поддавшись внезапному порыву, я неожиданно для самой себя пришпориваю Скальда и — конь перемахивает через невысокий барьер манежа. Возможно, ему тоже надоело быть подневольным и захотелось вырваться из-под присмотра на просторы.
Мы пронеслись по откидному мостику через крепостной ров и оказались на открытой холмистой местности. Ни принц, ни служители манежа не успели и глазом моргнуть.
Скорость была огромной, но я чувствовала себя в седле на удивление уверенно. Видимо, умный конь все же каким-то образом оберегал меня от чрезмерной тряски. Я ощущала себя амазонкой, девой- воительницей, с пеленок привыкшей передвигаться не пешком, а верхом. У, класс! Куда лучше, чем на мотоцикле!
Мы скакали мимо темной буковой рощи, по берегу зеркально-чистого озера. Мы взлетали на верхушки холмов и спускались с них.
В какую сторону должны мы направить свой бег? Этого я не знала и положилась на волю коня. Неси меня, белогривый друг мой, спаси меня!
Скальд заржал, словно отвечая на мои мысли. Я пригнулась к холке: шелковая грива щекотала мне лоб.
Разумеется, за нами снарядят погоню, но в тот миг я об этом не думала. Вперед! Только вперед! Куда глаза глядят! Главное — мы вырвались, мы свободны!
Вдруг наперерез нам из-за старых кряжистых буков выскочил всадник на гнедом скакуне.
Я узнала в нем принца Георга. Как он смог обогнать нас, мчавшихся так быстро? Видимо, знал более кроткий путь.
Надо отдать ему должное: на этот раз он не поручил изловить меня «своим людям», а носился за мною сам. Вот он, уже рядом. Попытался ухватить Скальда под уздцы. Но мой конь отскочил в сторону, уворачиваясь.
И тут я заметила ужас на лице принца. Он что-то предупреждающе кричал мне по-датски. Наверное, весь запас русских слов выветрился у него из головы от бешеной скачки. Наконец, видя, что я не внемлю ему, отчаянно завопил по-английски:
— Danger!
Опасность?! Откуда?!
Принц все-таки изловчился и перехватил уздечку Скальда. Оба коня одновременно остановились как вкопанные.
Георг глянул на меня. В его лице не было ни кровинки, по нему струился пот.
Я посмотрела вперед — и остолбенела: мы стояли на самом краю обрыва. Меловая скала с острыми краями, уходившими отвесно вниз на несколько метров — вот куда нас вынесло. Еще пара шагов — и мы со Скальдом рухнули бы. Принц, спасая нас, тоже рисковал своей жизнью!
Мы двинулись обратно к замку. Кони шли теперь бок о бок, спокойным аллюром, и наши с принцем колени соприкасались. Мой викинг казался совсем обессиленным.
Мой викинг. Мой спаситель. Дважды — спаситель, и лишь единожды — похититель.
И я ему улыбнулась:
— Ну, спас, молодец. Но это ничего не значит, слышишь? И завтра — понял, завтра же! — ты отправишь меня в Венецию.
Что это со мной? Почему завтра, а не сегодня? И когда, с какой стати я успела перейти с ним на «ты»?
Неужто я сдалась?
Не бывать этому! И не ждите, Ваше Высочество!
А он кивал, измученно и обреченно:
— Хорошо. Завтра. В Венецию.
И вдруг просиял, найдя выход:
— Но вы не можете запретить и мне полететь туда же!
Глава 17
Мой личный враг
Андрей влетел в мой номер, словно началась атомная война. И вдруг застыл, как соляной столб. Какое-то время он молча смотрел на меня, сверля глазами мою переносицу. Этот актерский прием мне известен — так придается экстраординарное значение тому, что будет сказано после молчания.
Вся экстраординарность первых слов Андрея вылилась в жалкие:
— Ты где была?!
Уверена, что я актриса получше Андрея, поэтому следующую паузу держала я. Я держала ее так долго, сколько могла, сколько позволяла моя актерская органичность.
Говорят, Яншин мог молчать на сцене минуту. И не просто молчать, а интересно, увлекательно, захватывающе молчать. Для непосвященного минута кажется не таким уж большим сроком. Мы дома, бывает, по неделям не разговариваем. Никто же нас не делает за это народными артистами. Но попробуйте даже дома, когда жена спрашивает вас — ты где был так долго? — молчать минуту. Впрочем, и пробовать не советую. Здесь нужен моментальный ответ. Любое промедление смерти подобно.
А вот я молчала. И чувствовала себя народной артисткой. Нет, мое безмолвие было не растерянным, не виноватым. Это было горделивое, победоносное даже, безмолвие. Что за эту минуту передумал Андрей, одному Богу известно. Он ждал, наверное, что я сейчас расскажу ему душераздирающую историю, поведаю про фантастическое приключение, неимоверное стечение обстоятельств... Он готов был уже поверить во все.
Но я тоже обманула его ожидание, сказав:
— Ты почему входишь без стука?
Ну как вам описать, что после этого произошло? Всякие там сравнения с извержениями вулканов,
