одной из нахлынувших на страну косметических фирм. В инофирме условия были такие: вовлечь как можно больше желающих работать, и тогда ты достигаешь иной ступени, на которой гребешь сильно больше. Вероника, с ее уверенностью в собственной значимости и таланте убеждать клиентов, конечно, могла бы достигнуть в этой фирме и самой высокой ступени, если бы ей не подвернулось кое-что получше.
Однажды она поймала себя на мысли о том, что всех, абсолютно всех своих знакомых, в том числе старых и новых друзей, она рассматривает только с одной точки зрения: могут ли они продать или купить квартиру, а также могут ли себе позволить дорогую косметику или же пойти работать эту косметику продавать.
Тут бы ей и остановиться. Посмотреть на все вокруг юмористическим взглядом и расслабиться. Но у Вероники был сын. Она хотела дать ему все. По крайней мере, не меньше, чем давали ей в детстве ее родители. Однажды она упрекнула отца:
– Ты думаешь только о себе. Что ты можешь дать внуку?
– Свою любовь, – ответил отец.
В былое время Вероника прослезилась бы и кинулась бы на шею отцу, которого так любила в детстве. Но теперь она была в бешенстве. «Старый дурак, – подумала она. – Кому в наше время нужна любовь без денег».
Короче, так и носилась бы по Москве несчастная Вероника, высунув язык, ища клиентов с квартирами или излишними морщинами, если бы однажды ее не познакомили с Лилией Константиновной, которая вдруг решила испробовать на себе чудодейственные косметические средства. Впрочем, если бы не было Лилии Константиновны, нашлась бы для Вероники и другая такая же дура. Кто ищет, тот всегда найдет. Мази и кремы Вероника приносила Лилии Константиновне на дом, где и познакомилась с ее мужем, Александром Александровичем Бурмистровым. Она поняла, что отношения между супругами не безоблачные, что Бурмистров готов на все, лишь бы избавиться от ненавистной жены. И поняв это, свой шанс Вероника не упустила.
19
Конспиративная однокомнатная квартира, на профессиональном жаргоне «кукушка», на которой Никита и его коллеги встречались со своими агентами, находилась на третьем этаже неприметного дома в Большом Колокольниковом переулке на Сретенке.
У Никиты вошло в традицию приезжать раньше минут на пятнадцать, чтобы привычно проверить, нет ли хвоста. И на этот раз он приехал раньше и, зайдя на кухню, обнаружил там банку с растворимым «Нескафе- классик». Кто-то из ребят оставил. Никита вскипятил чайник и выпил кофе.
«Нет, это подделка, – подумал он. – Какой же это „Нескафе“?»
Он еще какое-то время порассуждал про себя об огромном количестве нечестных дельцов в российском бизнесе и пожалел о том, что в сутках не сорок восемь часов, чтобы всех их поймать. Ровно в девятнадцать раздался звонок. Никита посмотрел в глазок и открыл дверь.
– Здравствуйте, Любовь Петровна. Проходите.
Любовь Петровна, женщина лет тридцати шести, вошла в прихожую.
Отворот ее строгого синего костюма известной английской фирмы был украшен подарком Тарчевского – брошью белого золота с алмазной крошкой. Женщина села в кресло рядом с окном и нервно поправила прядь. Ее волосы освещались солнцем и отливали золотом. То ли этот поганый кофе на него так подействовал, то ли еще чего, но Никита вдруг ощутил некие давно забытые чувства и на секунду замер, подумав, что хорошо бы сидеть вот так вечно и ничего не говорить. Но тут же опомнился. Чтоб отогнать нерабочие мысли, он произнес:
– Хотите я угощу вас кофе?
Такой поворот событий удивил Любовь Петровну. Он никогда раньше не угощал ее кофе. Всегда был предельно сух и деловит. Правда, раньше никто и не убивал ее непосредственного начальника.
Орел вернулся через пару минут с двумя чашками поддельного «Нескафе».
– Вы уже знаете об убийстве Тарчевского?
– Еще бы. Вся фирма стоит на ушах.
«Она не поправила меня насчет убийства», – подумал Никита.
– Так вы тоже считаете, что он не мог покончить с собой? – спросил он вслух.
– В третий раз сегодня отвечаю на этот вопрос, – сказала Любовь Петровна и покосилась на кружку.
«Зачем он пьет такой гадкий кофе? – подумала она. – Это же какой-то суррогат».
– Ах, вот как. Ну, я и Белавин, это понятно. А еще кто?
– Бурмистров. Рудин.
– Так, интересно! Это что же, Бурмистров ведет свое расследование? Примерно как Сталин после убийства Кирова?
– Вы думаете, это он? – На лице Любы отразился ужас.
– Я просто мыслю вслух. А вы так не думаете?
– Думаю, лично – он не мог бы.
– А не лично?
– Не знаю.
– Интересно. Что-то было в их отношениях в последнее время, что давало повод так думать?
– Нет, все как обычно.
