– Почему же тогда вы не отвергаете мою версию?
– Я же сказала: не знаю.
– Сосредоточьтесь, вспомните, что именно не дает вам покоя и не позволяет с уверенностью сказать – нет, это не он.
– Возможно, то, что… Знаете, когда я на вопрос, могло ли это быть самоубийством, ответила: «Все может быть», кто-то из них, не помню кто, не то чтобы вздохнул с облегчением, а… расслабился, что ли.
– А что вы ответили милиции?
– Тоже сказала, что всякое бывает.
– А что вы скажете мне?
– Вам я скажу правду и только правду. Он не мог покончить жизнь самоубийством. Он был очень чем-то доволен в последнее время. Очень.
– Чем?
– К сожалению, у нас с ним были не настолько близкие отношения…
– А вы бы хотели? – сорвалось у Никиты, и он тут же пожалел о сказанном.
– Вы считаете, что имеете право… – привстала Любовь Петровна.
– Простите, ради бога, простите. – Никита мягко усадил ее назад. – Сам не знаю, как язык повернулся. Наверное, стереотип мышления: начальник – секретарша. Да в общем-то ничего в этом такого и нет, – сказал он, глядя в сторону. – Когда женщина достаточно красива, мужчине трудно удержаться.
– Ваш ход мыслей сегодня мне совершенно не нравится.
– Мне тоже, – согласился Никита. – Дурацкий день, понимаете. Начальник ваш оставил записку, что в его смерти надо винить Никиту Орла. Знаете такого?
– Понятно.
– Поэтому я слегка не в себе. Но я исправлюсь.
Никита кривил душой. Именно сегодня ему вдруг стало трудно общаться с этой женщиной. Черт ее знает. Освещение, что ли, другое? Или что-то у него в башке повернулось… Нет, это, конечно, временное затмение. Он знал – для него сантименты с женщинами отошли в далекое, далекое прошлое. Только секс и деловое общение. А тут вдруг понес какую-то чушь, как ребенок. Видать, сегодня действительно не его день.
«Что у него на уме? – думала Любовь Петровна во время этой затянувшейся паузы. – Нервная, конечно, работа, станешь ненормальным. И что только его заставляет заниматься этим делом? Деньги не ахти, нервы никуда. А красивый мужик! Ему бы в артисты – от поклонниц отбоя бы не было».
– Простите, я думал о том… – прервал наконец паузу Никита. – Да бог с ней, с запиской, – сказал он вдруг невпопад. – Что с изумрудами? Занимался Тарчевский изумрудами?
– Какими изумрудами? – удивилась Люба.
– Ну этими, зелеными такими камешками.
«Черт, надо собраться, – подумал он. – Несу бог знает что. И чем дальше, тем хуже».
– У нас нет лицензии на изумруды, – сказала Люба.
– Я знаю, что нет.
– Так при чем тут они?
– У него нашли их на квартире.
– Много?
– Достаточно.
– Ничего не могу сказать. В черную бухгалтерию меня не посвящали.
– Но она есть?
– А где ж ее нет. Вам ли не знать?
– Но как ее найти? Во время проверки – ни одной зацепки. Чисто работают, сволочи.
– Сволочи всегда чисто работают.
– Вы прямо философ, Люба.
«Ну вот, теперь уже Люба, скоро на „ты“ перейдет. Менты, как врачи – удивительные хамы», – подумала Люба и ответила вслух:
– Я не философ. Я несчастная женщина, которая скоро может остаться без работы.
– Уже есть признаки?
– Пока нет, но это же ясно. Тарчевского я устраивала, он ценил меня за чисто деловые качества, а у нового начальника могут быть на этот счет свои представления. Знаете, начальник – секретарша, стереотип мышления, – передразнила она Никиту.
И вновь какая-то теплая волна пробежала по его телу.
«Все, хватит», – подумал он, вскочил и заходил по комнате.
