родителями. С отцом Макс уживался нормально, что еще больше бесило мать. Оленьке очень быстро надоело жить в состоянии непрерывного стресса.
Она поконсультировалась с профкомом и выяснила, что единственный способ получить жилье (хотя бы в общаге) — это обзавестись ребенком. Возможно, если бы она представляла себе, чем это кончится, то…
Но Оленька не представляла и представлять не желала. У нее была проблема с жильем, и она эту проблему решала. Через два месяца она отнесла справку от гинеколога в профком, а еще через две недели заявилась домой с красивым кремовым тортом.
— Это в честь чего? — подозрительно спросил Макс (обычно его молодая жена не поощряла лишние траты).
— Готовься, муж, — ответила сияющая Оленька, — через полгода съезжаем отсюда в семейное общежитие. Вот решение профкома.
Макс взял в руки заветную бумажку, но радости почему-то не продемонстрировал.
— Эй? — Оленька захлопала глазами. — Ты что? Мы же так мечтали отсюда вырваться.
— Мечтали. Только я мечтал, если помнишь, денег на кооператив заработать.
Оленька повисла на любимом муже и принялась его щекотать.
— Заработаешь, все заработаешь, но это еще когда будет. А общагу нам с нового учебного года дают.
Щекотка оказало обычное свое благотворное действие, муж разулыбался.
— А почему не сейчас? Да не лезь ты! Дай почитать… Что?! Ольга, авантюрист белобрысый! Ты им сказала, что у нас будет ребенок!
— Ну да. Конечно!
И тут Оленька вдруг поняла, что в суете согласований забыла сообщить мужу о том, что скоро его род будет продолжен.
— Ой… — сказала она упавшим голосом.
…В тот вечер они впервые серьезно поругались. Макс даже заявил, что собирает вещи и уходит. И тут Оленьке вдруг стало очень плохо. То ли нервы сдали, то ли токсикоз прорезался… Короче, никуда Максим не уехал, а всю ночь звонил в «скорую», требовал что-то от врачей, трясся над ней.
Оленьку такое поведение супруга вполне устроило. В последующие семь с половиной месяцев она не раз решала свои проблемы легким закатыванием глаз и полуобмороками. Даже бледнеть научилась по собственному желанию.
Но потом артистической карьере пришел конец: родилась Лиза.
Макс тихо-тихо, на цыпочках добрался до двери, ласково повернул ручку.
— Куда? — Оля стояла в проеме кухонной двери, невыспавшаяся и лохматая.
— В общагу, — как можно небрежнее ответил Макс, — конспект забрать.
— Не ври. До сессии еще два месяца, на черта тебе конспект.
Максим повернулся. Тихое бегство не получилось, теперь нужно было пробиваться с боем.
— К любовнице!
По расчетам Макса, жену это известие должно было сразить наповал. Но Оленька только сузила глаза и сказала:
— Имей в виду, квартира записана на папу, тебе ничего не обломится.
— Да подавись ты своей квартирой!
— Не ори, ребенка разбудишь.
Минуту они смотрели друг другу в глаза.
И вдруг Макс совершенно изменился в лице, его аж перекосило от злости.
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, слышишь! Не смей! Я свободный человек, я могу ходить куда хочу, понятно!!!
Оля вжалась в стенку, а глаза у нее стали огромными. Таким она своего мужа давно не видела и испугалась не на шутку.
А Макс уже рванул на себя входную дверь, уже сделал шаг за порог… Но тут дверь комнаты заскрипела и оттуда высунулась белокурая головка с заспанными глазюками. Глазюки моргнули, привыкая к свету, увидели Макса, и тут, словно лучик света заглянул в темную прихожую, мордашка разулыбалась так счастливо, как могут улыбаться только маленькие дети.
— Па-па, — сказала мордашка, — лю-би-мы!
И потянула ручки вверх.
Макс еще несколько секунд балансировал между домом и улицей, но под взглядом небесно-голубых глаз сдался, вернулся, взял дочку на руки. Она счастливо вздохнула, обняла его за шею, ткнулась в щеку.
— Папа, коль!
Поелозила еще секундочку и засопела, положив головку на плечо.
Оля ретировалась на кухню, ей нужно было переварить увиденное. Макс еще минутку постоял в коридоре с дочкой на руках, потом вздохнул, с трудом разулся и исчез в комнате.
Оля долго потом сидела на кухне и нервно грызла морковку — успокаивалась. А заодно пыталась понять, как она относится к тому, что сейчас произошло. С одной стороны — поругались, это плохо. Но с другой стороны, муж, нежно держащий на руках ребенка, прекрасно вписывается в общее полотно «счастливая семейная жизнь». И Оля решила, что раз так, то все хорошо — значит, все идет по плану.
— Макс, мама отказывается с ней оставаться!
Совершенно несчастная Оля сидела на стуле, обняв телефон.
Макс только что пришел домой и, не переодевшись, ел суп.
— Она же еще вчера обещала!
— Она говорит, что плохо себя чувствует, — Оля всхлипнула. — Макс, это же мой выпускной, я две недели готовилась, я так мечтала, ты же меня отпустишь, правда?
Макс угрюмо уставился в тарелку.
— Но меня ж там ждут.
Оля зарыдала в голос:
— Макс, но ты же в академке…
— Я в академке, потому что кому-то вечно денег не хватает!
— Макс, ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
— Оля, у меня на этом вашем выпускном три очень важных дела. У меня есть одна идея… Но я пока не хочу об этом рассказывать… Это единственный шанс поговорить со всеми одновременно. Ты пойми, что я деньги не из воздуха достаю. Вагоны разгружать — это, конечно, хорошо, но и если мы хотим…
— Я только в ресторан, а потом приеду домой, а Лизоньку только ужином покормить нужно, вот все в холодильнике есть. А потом ты ей сказку на ночь почитай, и она заснет, ты же знаешь, она быстро засыпает. Все, чмок-чмок-чмок я побежала.
Оля выпорхнула из дома так стремительно, что Максим даже пикнуть не успел. Так и остался сидеть за остывающим супом.
— Так, мужики, сюда заносим!
Максим, серьезный и небритый, влетел в квартиру, припер дверь, чтобы не распахивалась, и отодвинул с прохода жену.
— Оль, нас из лабы выгоняют, так получается. Пока железо нести некуда, оно у нас полежит.
Оля поджала губы.
— Ну не злись, пару недель, не больше.
Оля демонстративно ушла, хлопнув кухонной дверью. Макс опасливо посмотрел ей вслед и продолжил:
— Так, вот с этими коробками осторожно, их на самый верх, там «мамы».
— Что там? — Лиза вертелась под ногами и живо интересовалась происходящим.
