– Ну уж не знаю… – с сомнением протянула Боровицкая. – Только что мы теперь ему о Толеньке-то скажем?
– Ничего не скажем, пусть пока не знает о его кончине, иначе ему опять плохо сделается. Ну а если все вернется к прежнему, так и зачем нам его расстраивать? Пусть радуется в неведении. И Таисию предупредим, и детей, чтобы не наговорили лишнего дедушке, не обеспокоили его, – уверенным голосом произнесла Зина. Мать покачала головой, но спорить не стала.
Таисия Семеновна поспешно выпорхнула из коляски извозчика и почти бегом поднялась в квартиру Боровицких. Она с трудом поняла, что же такое нетвердой рукой написала ей свекровь в записке, принесенной посыльным. Не верилось, что после стольких лет к парализованному могли вернуться речь и сознание! Она почти не была знакома со своим свекром, не успела его узнать до болезни, понять. Для нее он был неведомой составляющей семьи мужа. Неподвижно лежащий, парализованный человек. Что ж, Господь распорядился весьма своеобразно! Отобрал сына – но вернул семье отца. Ее предупредили, чтобы она не проговорилась свекру о смерти Анатоля.
Молодая женщина с волнением нажала на звонок и подняла траурную вуаль. Ее впустила горничная. При виде молодой барыни горничная заохала и принялась взахлеб пересказывать ей подробности чудесного исцеления хозяина.
– Голый, скользкий, вот они и выронили его. Выронили – а он возьми да лбом об пол и приложись! Да как закричит, заругается!
– Надо же! Прямо чудеса! – Таисия с недоверием покачала головой и постучалась. Она приготовилась вежливо улыбаться, радоваться вместе со всеми, снисходительно выслушивать лепет больного старика.
Кабы знать иногда, чего стоят нам речи иных людей!
Взор Ефрема Нестеровича при виде вошедшей невестки выразил необычайное изумление. Он нахмурил лоб, скривился. Слабые руки беспомощно задвигались по одеялу.
– Что ты, Ефрем Нестерович? – испугалась Полина Карповна.
– Папа, ты не только меня не узнал, но и Таисию, жену Толеньки, – проворковала Зина.
– Та-иси-ю уз-нал, – от волнения старик снова заговорил с трудом. – А где же пре-жня-я жена? Уме- рла, или Ана-толь раз-велся с ней?
– Какая жена?! – звонким от изумления голосом вскрикнула Таисия, она даже еще и не успела присесть, так и стояла у кровати больного.
– Не пом-ню, как зва-ли… цветок… Гу-вер-нант-ка… Где она, куда поде-ва-лась?
– Розалия?! – ахнули в один голос Полина Карповна и Зина.
– Какая такая жена?! Что вы все несете?! – Таисия с силой тряхнула спинку кровати полковника.
Зина в ужасе схватилась за голову, а Полина Карповна, зажав рот рукой, во все глаза смотрела на мужа и думала:
«Лучше бы ты так и оставался бревном бессловесным!»
Глава 24
Желтовскому казалось, что прошла уже целая вечность между тем моментом, как следователь заявил, что сейчас ему предстоит увидеть Розалию, и мигом, когда он услышал шаги за дверью. Не было всех этих десяти лет, не было суетной жизни в Петербурге, адвокатской практики, Матильды – не было ничего! Только чувство, его чувство, его любовь: она вовсе не умерла и по-прежнему заявляла о себе сильными толчками крови в сердце. Оно билось с такой силой, что, казалось, Сердюков, сидевший рядом, за своим столом, должен был услышать его оглушительный стук. Скрипнула дверь. Знакомый шелест платья, легкая походка, тонкий изогнутый стан, до боли знакомая фигурка…
– Сударь! – Сердюков тронул его за плечо. – Сударь!
Желтовский передернул плечами. Видение исчезло. Перед ним стояла странная незнакомая женщина с ужасным уродливым горбом на спине. Голова ее была опущена на грудь, половину лица закрывал темный платок. Сергей замер в изумлении.
– Вы узнаете эту женщину? – спросил его полицейский.
– Нет! Конечно, нет! – Желтовский разочарованно откинулся на стуле.
В душе его все словно сдвинулось, задрожало из-за пережитого им напряжения. Кто только подумал, что это уродливое существо могло бы уподобиться его богине?! И как это глупой Зине нечто подобное в голову пришло!
– Подойдите ближе, – Сердюков поманил к себе подозреваемую. – Отвечайте на вопросы. Как вас зовут? Ваш возраст?
– Лия Гирей, тридцати трех лет, – негромко ответила женщина.
Желтовский весь превратился в слух. Вновь что-то кольнуло в груди. Голос! Но… не может быть! Однако очень похож!
– Вероисповедание? Из каких вы будете?
– Караимской веры, мещанского звания, – женщина не подняла голову и не посмотрела на своих собеседников.
– Вы в Петербурге бывали? – не выдержал Желтовский. От волнения он охрип. Такое с ним случалось только в самом начале его адвокатской практики.
– Нет, – последовал быстрый ответ. – Я никогда не покидала Таврическую губернию.
– Стало быть, и в Финляндии вы не бывали? – уточнил адвокат, пытаясь заглянуть женщине в лицо.
– Нет, не бывала.
Она пожала плечами и мельком взглянула на него. Их взгляды пересеклись, но Желтовский ничего не прочел в этом взоре. Она не признала его, и он не увидел в ней свою Розалию.
Сердюков внимательно следил за реакцией женщины.
– Вы знаете этого господина? Вы встречали его ранее?
– Нет, не имела чести. – Гирей склонилась еще ниже, лицо исчезло в складках платка.
– Посмотрите внимательно, может, это было достаточно давно, лет десять тому назад, – настаивал полицейский.
Гирей подняла голову и посмотрела Желтовскому прямо в лицо. Несколько секунд они, не отрываясь, изучали лица друг друга. Сергей лихорадочно цеплялся за каждую складочку, черточку, изгиб… Где ты, где ты, моя красавица? Неужели жизнь так жестоко искорежила тебя, отняла твою радость, красоту и свет твоего прекрасного ненаглядного лица? Нет, в этом исстрадавшемся, измученном существе он не признал свою возлюбленную. На лице женщины в эти мгновения не отразилось ничего. Она смотрела на незнакомого молодого мужчину так, словно видела его впервые.
Или она очень искусно притворялась, что все именно так.
– Та-ак, – протянул следователь и встал со стула. Скрипнуло все – старый стул, половица и суставы следователя. «Вот и лечись на курортах, только деньги и время даром потратил!» – Значит, вы незнакомы. Что ж, прекрасно, прекрасно!
Хотя ничего прекрасного тут нет. Дело не продвинулось ни на шаг. Сердюков надеялся, что эта встреча хоть что-нибудь да прояснит. Не может быть, чтобы и адвокат, и подозреваемая так владели собой, ничем не выдали своих чувств в момент взаимного узнавания. Впрочем, может, они и впрямь незнакомы? Что может связывать модного столичного адвоката с несчастной горбуньей?
Сергей покинул кабинет следователя и двинулся домой, точно пьяный, не чуя под собой ног, не замечая прохожих. Его несколько раз толкнули. Кто-то обругал хорошо одетого, приличного господина, бредущего не разбирая дороги. Он не взял извозчика, Сергею хотелось пройтись, проветрить голову, горевшую, словно в болезненной горячке.
Как он мог быть таким ребячески-наивным и полагать, что произойдет чудо, и он вновь обретет ее! Нет, только в юности можно ожидать подобных чудес. Их не бывает, а если они и случаются, то не с ним. Он – не избранник судьбы. И вот он убедился в этом окончательно. Сергей искривил губы в язвительной улыбке. Он верил, он и впрямь верил, что сегодня вновь обретет Розалию. Какую угодно – больную, нищую, безобразную… Он готов был ее принять. Но это – не она! Ничего – от прежней Розалии… И ведь даже если бы он не признал ее при нынешнем уродстве, так уж она бы узнала его! Но ничто, ничто не промелькнуло в ее взоре. Но, быть может, она все же узнала его, но не подала виду, побоялась, что это повлияет на вопрос
