Прошли в гостиную, где Маша мучилась с братьями, пытаясь вдолбить в их головы хоть какие-нибудь знания. Она огляделась: здесь ничего не изменилось, пожалуй, стало еще бедней и запущенней. А может, оно так и было, просто она не замечала раньше? Дверь в комнату Михаила оказалась приоткрытой. Но оттуда никто не вышел, вероятно, его не было дома. Расселись по стульям. Широкие складки Машиного платья улеглись на выщербленном полу. Коловы выжидательно молчали, не желая помочь гостье преодолеть смущение.
– Я пришла к Михаилу Яковлевичу, – выдавила из себя Маша.
– Его нет-с, – последовал резкий ответ Коловой. – Он на службе.
Слава Богу, значит, Михаил и вправду жив!
– Может, я могу его подождать? – Маша вопросительно посмотрела на незапертую дверь.
– Боюсь, вам придется долго ожидать. К тому же нынче он, вероятно, навещает свою нареченную. Как вас в свое время!
Евдокия Осиповна сощурилась, продолжая улыбаться недоброй улыбкой.
Маша вздрогнула, боль пронзила ее. Михаил обручен! Впрочем, и она теперь замужем! Печальное переживание не дало ей возможности заметить, как недоуменно переглянулись Коловы и уставились на Евгению Осиповну.
– Хорошая девушка, порядочная, добрая. Она сестра милосердия, выхаживала его в госпитале после того, как он чудом спасся! Ведь он чуть не умер!
– А я считала, что Михаил тогда погиб, – тихо проговорила Маша и попыталась объяснить, как возникло это заблуждение.
Правда, у нее это получилось не очень убедительно. Ей не хотелось выставлять свою мать в неприглядном свете. История с газетой вышла совершенно нелепой. И уж просто неприличным казалось дальнейшее поведение безутешной невесты, которая даже не пришла в дом родителей жениха разделить их печаль. Коловы слушали ее с явным недоверием. Да и сама Маша, взглянув на все со стороны, почувствовала, что в ее истории присутствует некая недосказанность, кажущаяся другим ложью с целью представить себя в более приглядном виде.
– Все это довольно странно и не очень убедительно звучит, уж простите меня, старого человека, – с болью произнес Яков Михайлович. – Вы так стремительно покинули Петербург, что мы все, и Михаил, конечно, поняли, что калека, да-да, калека, иначе его теперь и не назовешь, вовсе вам не нужен. Вам подвернулась блестящая партия, и вы тотчас же ухватились за этот вариант устройства своей судьбы. Что ж, вы – барышня привлекательная, происхождения благородного, нам сразу казалось, что наш сын вам не пара.
– Да и мамаша ваша не очень-то привечала такого жениха, вероятно, уж теперь она рада-радешенька. Дочка-то за какого аристократа и богача вышла! Ну так что же вам нынче-то от нас нужно?
– Теперь, только теперь я уверилась, что Михаил не погиб. Мне непременно надо увидеть его и поговорить с ним.
Маша изнемогала от общения с этими людьми, враждебно разглядывавшими ее и даже не попытавшимися ее понять. К чему? Ведь она теперь принадлежит другому, недоступному миру! Они всегда относились к ней настороженно и не очень одобряли выбор сына.
– Вряд ли он захочет вас видеть! – сухо заявила Евдокия Осиповна. – Ваше замужество нанесло ему такую рану, что он страдал мучительнее, чем от физической боли! Ведь мы его едва выходили, он жить не хотел после вашего предательства! – вскричала она, замахнувшись на Машу.
В какой– то момент Маше показалось, что та ее сейчас ударит. Она сжалась и зажмурила глаза.
– Прекратите, мама, прекратите! – раздался резкий знакомый голос.
Маша открыла глаза. Перед ней стоял Михаил. Дверь в его комнату была распахнута. Она поняла, что все это время он находился там и слышал весь разговор.
– Миша! Мишенька! – Она просияла и хотела броситься к нему, но тотчас же остановилась.
Михаил остался неподвижен. Он не сделал ни шага к ней навстречу, не протянул руки. Его лицо имело отстраненное и строгое выражение, как у учителя гимназии, выговаривающего ученику за проказы. Он постарел и осунулся, плечи его ссутулились, он сделался очень похож на своего отца. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, потом Михаил двинулся к стулу и с трудом уселся, вытянув вперед одну ногу, точно она не гнулась.
– Ты был ранен? Что с тобой? – со страхом спросила Маша.
– Я едва не остался без ноги, долго лежал в госпитале. Теперь я больше не служу во флоте, меня списали на берег. Калеки никому не нужны!
Голос его звучал хрипло и сурово.
– Я понимаю, о чем ты говоришь, – заторопилась Маша. – Но позволь мне объясниться, позволь рассказать тебе все, как было!
– К чему? – Михаил неприязненно пожал плечами. – Разве это что-нибудь изменит? Ведь ты замужем, и так удачно! Для вас, госпожа баронесса, все сложилось наилучшим образом. Я на свое офицерское жалованье никогда бы не смог дать вам и сотой доли того, что вы имеете! А теперь и подавно! Жалкая пенсия да ничтожные заработки! Зачем вы пришли? Успокоить свою совесть? Ваши переживания мне кажутся надуманными и смешными, да-да, именно надуманными, после того, что я пережил! Ступайте, и будьте покойны, я не держу на вас зла, я вам все прощаю во имя нашей прошлой светлой любви!
Маша не верила своим ушам. Радуясь, что Михаил жив, она почему-то совсем не подумала о том, что он не обрадуется их встрече. Она предполагала, что Миша выслушает и поймет ее. Она совсем не думала о последствиях, ей было важно убедиться, что он жив, и все. Но какая суровая и жестокая отповедь! Такого она не ожидала. Маша не помнила, как покинула дом Коловых, как вернулась к себе. Ее трясло от мучительного унижения, от того, что она не смогла оправдаться перед любимым человеком. Но он жив, и это главное!
Глава четырнадцатая
