был любезен не более обычного. Но когда человек чего-либо сильно хочет, он может это увидеть там, где желаемого нет и в помине!
Мои чувства к ней остались прежними. Уважение и почтительная любезность к дочери хозяина, милое приятельство давно знакомых людей – вот, собственно, и все. Остальное существует только в фантазии Варвары и на этих страницах!
Гривин обреченно кивнул на письмо и продолжил:
– Конечно, я не смел отказываться от поездок верхом. Вам известна эта ее страсть. Она может часами бывать в седле, мы часто оказывались очень далеко от дома. Как-то раз мы остановились отдохнуть в тени деревьев, и я, естественно, помог ей слезть с лошади. Когда я протянул к ней руки, Варвара сама скользнула в мои объятия. Что мне было делать? Оттолкнуть ее? Я попытался шутливо изобразить свое невообразимое волнение, перевести все в игру, насмешку, прежде всего над самим собой. Но Варя не пожелала шутки, видимо, в этот момент она решила для себя все всерьез. Я оказался не хуже других претендентов, а может, даже и более удобный для нее вариант. Свой, близкий человек, правая рука отца, всегда буду, как ей кажется, у нее под каблуком. Понятный, надежный, привлекательный молодой человек, влюбленный в нее до полусмерти, – чего еще искать? Миллионов не надо, свое наследство огромное, да я со своим умом и талантом увеличу его в несколько раз. Видимо, так рассуждала Варвара, когда разыграла эту трогательную сцену объяснения в любви.
– Но ведь вы объяснились ей!
– Я не сказал ей ни слова о любви! Когда она спросила, люблю ли я ее, я потерял дар речи от ужаса и преступно промолчал. Мое молчание было расценено, как будто я обезумел от страсти, тем более что все это время Варвара продолжала обнимать меня, а потом посыпались неистовые поцелуи. Я преступник и подлец, что позволил ей все это. Моя растерянность не искупает моей вины. Вместо того, чтобы тотчас же рассказать ей о нас, я струсил и промолчал. Да, я струсил! – закричал Гривин, закрывая лицо руками. – Я испугался потерять место, свой успех. И только когда мы оказались уже в кабинете Прозорова, я понял, что потерял главное – тебя, моя любовь, моя Марго! Я не достоин тебя! Мне нет прощения, гони меня прочь, как бродячего пса! Ты еще встретишь своего избранника!
– Нет! Я не могу и не хочу мириться со всем этим! Никому тебя не отдам! У Варьки и так есть в жизни все, что она пожелает! Не отдам ей свою любовь, не отдам тебя, мой ненаглядный, мой единственный, мой родной!
Они бросились друг другу в объятия и зарыдали от отчаяния и безысходности. Через некоторое время Дмитрий осторожно отстранился и спросил, заглядывая в лицо собеседнице:
– Ты ведь не собираешься открыть нашу тайну своей подруге?
– Но иначе она не отступится от тебя!
– Тогда ты погубишь и меня и себя! Прозоров не простит никого. Тебя обвинят в черной неблагодарности, а моя репутация будет испорчена так, что придется уехать куда глаза глядят.
– Но что же нам делать? – с ужасом пролепетала девушка.
– Нам остается только одно – по-прежнему любить друг друга… тайно. Этого никто у нас не отнимет. – Гривин снова привлек Марго к себе, но она оттолкнула его.
– Я не могу быть вашей тайной любовницей! Уж лучше смерть!
– Смерть! – Гривин вскочил, и глаза его сделались безумными. – Да, именно смерть! Вот что спасет меня от этого позора и твоего презрения! Пуля положит конец всем мучениям! – Он заметался по комнате, как будто пистолет был уже тут.
Несчастной Маргарите показалось, что рассудок его покинул. Она поймала его за руку и, прижав к своей груди, вскричала:
– Нет, я не позволю тебе уйти! И я не сделаю тебя несчастным. Пусть будет все, как ты хочешь. Я ничего никому не скажу, я буду по-прежнему тебя любить. Всегда, даже когда ты женишься на ней, – уже тихо и с усилием произнесла она.
Гривин перестал метаться по комнате, воротился на свое место, и они затихли оба, прижавшись друг к другу. Ему неистово хотелось в этот миг овладеть ее пленительным телом, и он был уверен, что сейчас у нее не будет сил отказать. Но все же Дмитрий был не совсем подлец, вдобавок теперь он получил ее душу, что представлялось более ценным.
Глава 5
Маргарита как во сне проводила Гривина и, вернувшись в свою комнату, упала на кровать как подкошенная. Наутро Глаша никак не могла добудиться барышни. Когда же, наконец, она подошла к постели, то обнаружила, что та находится в бреду и забытьи. Аргафена Тихоновна, сама только оправившаяся от недуга, всполошилась и послала за доктором. Доктор долго осматривал больную и качал головой.
– Сильная нервная горячка, видимо, от большого душевного потрясения, – наконец произнес он. – Кто или что так расстроило вашу красавицу? – обратился он к хозяйке дома. Но та только в недоумении разводила руками. Доктор выписал лекарства и пообещал прийти завтра.
Теперь наступила очередь Аграфены Тихоновны сидеть у постели больной. Прислушиваясь к ее крикам, стонам, бреду, старушка постепенно поняла, что произошло. Тем не менее она сообщила Прозоровым о болезни девушки. Тотчас же Платон Петрович прислал денег на лечение, а через пару дней ворвалась взволнованная Варвара. Она прошла в комнату больной, но та при виде гостьи так заметалась на своем ложе, что Аграфена Тихоновна испугалась и увела недоумевающую и огорченную Варю. Прошло две недели, лечение постепенно приносило свои плоды. Маргарита пришла в себя, но оставалась безучастной и слабой. Она поняла, что старушка разгадала ее секрет, и не таилась более. Они подолгу говорили, и эти душевные разговоры со старой доброй женщиной помогали больной залечивать душевные раны.
Варвара прибегала почти каждый день. Прозоровский щегольского вида экипаж фабрики Неллиса теперь частенько стоял у ворот неказистого тетушкиного домика. Ей так недоставало советов наперсницы! Ведь приходилось решать так много проблем! Подвенечное платье, украшения, список гостей, приглашенных на свадьбу, путешествие в медовый месяц! Варя кружила по комнате, треща без умолку, и когда она наконец уходила, Маргарита в изнеможении опускалась на подушки. Какая пытка! Какие силы небесные удерживают ее от того, чтобы невеста не узнала правду о своем женихе!
Маргарита надеялась на то, что недуг позволит ей не присутствовать на свадьбе Дмитрия и Варвары. Однако, как только она робко заикнулась об этом, Варя, по-своему искренне любя подругу, заявила, что в таком случае слуги на руках отнесут больную в церковь, где будет происходить венчание. Тогда Маргарита смирилась с ужасной мыслью о том, что ей придется собственными глазами лицезреть венчание любимого человека на ненавистной… И тут девушка первый раз в жизни подумала о Варваре с ненавистью. Да, именно глухая ненависть черной тучей постепенно подымалась в ее душе. Острым ножом резала сердце ревность. Тоска и отчаяние вонзали свои острые зубы. Хотелось выть, кричать, рвать волосы, но уже не на себе. С каким бы сладострастным упоением она вцепилась в прекрасное лицо своей соперницы, искусала ее всю, выпила ее кровь, стерла ее с лица земли. Вот, вот ужасная, жуткая возможность получить свое – смерть разлучницы!
Маргарита испугалась своих мыслей, но они настойчиво посещали ее. В истинное мучение превратилось общение с Варварой. Нужно было лицемерить и врать, что изнуренной переживаниями Маргарите давалось с трудом. В прежние дни проницательная и наблюдательная подруга непременно бы увидела фальшь в отношениях, но Варя была так поглощена собой и предстоящим, что не замечала ничего вокруг.
Между тем счастливая невеста уехала в Цветочное готовиться к бракосочетанию, потому как важное событие должно было произойти в усадьбе. Перед отъездом Варвара вырвала у Маргариты клятву о том, что та приедет, даже если будет умирать. Назначенный срок неотвратимо приближался, как ни просила Маргарита Бога о чуде, оно не произошло. Пришлось ехать.
В Цветочном ее ждала прежняя комнатка, на кровати было разложено новое роскошное светло-зеленое платье из тяжелого бархата, которое заказал и оплатил Прозоров вместе с подвенечным нарядом для дочери. Маргариту не порадовало даже оно, хотя доселе у нее не было такого замечательного платья, к тому же так удачно гармонировавшего с цветом ее волос. Только она уныло принялась устраиваться, как послышался стук в дверь, и в комнату заглянул Гривин. Маргарита сильно вздрогнула, хотя и надеялась увидеть его. Дмитрий стремительно вошел и, затворив дверь, обнял девушку. Какое-то время они молча целовались, потом управляющий произнес:
