венец, как честный человек!
– Ну да, да! – продолжал сомневаться доктор. – А дети что скажут?
– Вот вопрос вопросов! Не знаю, как и подступиться. Вероятно, Варваре не понравится, хоть и подруги они.
– Именно поэтому и не одобрит, – резонно заметил доктор. – Женщины как-то по-другому мыслят в подобных вопросах. Однако, может, все это и неплохо? Во всяком случае, ты знаешь ее с детства, можно сказать, сам и вырастил себе жену, как цветок на клумбе!
Оба рассмеялись и продолжили дегустировать коньяк в клубах папиросного дыма.
На самом деле Прозорова очень волновала реакция дочери. Он чувствовал, что Гривиным не понравится его решение. Конечно, тут будет и ревность, и соперничество за влияние, но главное – наследство, которое придется делить. При мысли о завещании он поморщился, как от зубной боли. Но выхода не было, надобно ехать в Цветочное, самому везти новость.
Маргарита продолжала жить у Аграфены Тихоновны на Васильевском. Прозоров приезжал каждый день навестить невесту. Аграфена Тихоновна, так же как и Литвиненко, заподозрила Прозорова в дурном поступке по отношению к сироте. Она, конечно, обрадовалась, когда услышала из уст Платона Петровича о благородном желании жениться на своей бедной воспитаннице.
– Да сохранит вас Господь, батюшка, – всхлипнула старуха и смущенно отвернулась. Не уберегла девку!
Прозоров понял ее мысли и прямо, без околичностей заявил:
– Маргарита Павловна чиста перед Богом и своей совестью. Она, как всякая добропорядочная девушка, может смело надеть под венец белую фату, символ целомудрия!
– Ох, прости, батюшка Платон Петрович, прости и ты, Маргошенька! Я тут слезы распустила, так это от радости, что все так славно получилось! Вот, детонька, родители твои с небес сейчас смотрят да радуются, какое счастье привалило их бедной девочке! И все ты, благодетель! – Тут она совсем разрыдалась и бросилась на грудь Прозорову, который не знал, куда деваться от смущения и досады.
После разговора с доктором и объяснений со старухой Прозоров стал еще больше бояться встречи с дочерью и ее мужем. Они, верно, будут мыслить так же, поэтому визит в Цветочное все откладывался. Но медлить до бесконечности было невозможно, так как подобные новости разлетаются как на крыльях ветра, и никак нельзя было допустить, чтобы посторонние люди принесли эту важную весть в виде грязных слухов и сплетен. Поэтому в конце концов решено было ехать, и вместе с Маргаритой.
Варвара Платоновна находилась в гостиной, когда услышала шум подъезжающего экипажа, и чрезвычайно удивилась, увидев отца и подругу. Инвалидная коляска, которой она управляла теперь очень ловко, быстро поехала навстречу гостям.
– Папа, милый, отчего не дали знать, что за экспромт?
– Проказница, ты уже не рада видеть родного отца? Мы с Маргаритой Павловной вторглись в ваше гнездышко и нарушили ваше уединение? – смеясь, сказал Прозоров и нежно поцеловал дочь.
Наклонясь к ее лицу, он отметил здоровый блеск глаз, спокойствие и умиротворенность, которые читались во всем существе молодой женщины. Господи, только бы Дмитрий смог сделать ее счастливой! Как, однако же, жестока судьба, у бедной Вари никогда не будет ребеночка! Правда, может такое случится, что порадуется он не внуком, а собственным сынком?
Прозоров старался до поры до времени гнать от себя эти сладостные мысли. Но чуткая его дочь сразу поняла, что отец приехал не только просто навестить молодых.
Послали за Гривиным. Управляющий тотчас же примчался, не скрывая радостного удивления от визита тестя и подруги жены. Когда суматоха через некоторое время улеглась, подошло и время обеда. Все собрались в столовой за овальным столом, уставленным фамильным серебром. За окном вечерело, быстро таял короткий зимний день. Варвара приказала зажечь лампы и свечи на столе. Беседа лилась непринужденная и легкая, обсуждали дела в мастерских, сплетничали о столичных знакомых, перебирали мелкие милые домашние подробности. Марго видела, что Прозоров доволен тем, как живут Гривины, как ладят меж собой. Но внутри его чувствовалось напряжение, он готовился к решающим словам. Еще по дороге они уговорились, что Платон Петрович скажет все сам. И теперь Марго ждала этого ежесекундно.
Обед подходил к концу. Подали кофе, пирожные и папиросы. Гривин размяк и с наслаждением курил, откинувшись на стуле. Прозоров повертел свою папиросу в руках, но потом передумал и произнес:
– Рад, дети мои, рад за вас! Чувствую, хорошо живется вам тут! Может, и вы за меня порадуетесь?
– Что же вы хотите такого приятного о себе сообщить нам, дорогой Платон Петрович? – дымя, спросил зять.
– А то, мои дорогие, что я собрался жениться! – выдохнул Прозоров.
Повисло гробовое молчание. Марго опустила глаза, избегая встретиться взглядом с будущей падчерицей. Но Варя смотрела на отца. Ее с детства преследовал страх отцовой женитьбы. Она заранее ненавидела любую женщину, которая могла бы встать меж ней и отцом. Последнее время Варя почти уже не боялась, все-таки – возраст! И вот тебе новость!
– Ты познакомишь нас? – ледяным тоном произнесла она.
– Вы давно знакомы, – улыбнулся Прозоров и кивнул в сторону своей избранницы.
Во вновь наступившей тишине из Вариных рук очень громко упала крохотная серебряная чайная ложечка. Варвара резко оттолкнула свое кресло от края стола. Если б она могла, то вскочила бы и бросилась вон!
– Какая неожиданная новость! – пробормотал Гривин. – И, видя, что молчание жены становится неприличным, поспешно добавил: – Мы рады, очень рады и поздравляем от души!
Произошел обмен дежурными поцелуями и пожимание рук, после чего все разошлись в великом смятении чувств. Прозоров повез кресло дочери в ее комнату.
– Ты не рада этой новости, ты считаешь, что я совершаю ошибку, не так ли?
Варя думала именно так, но что-то в тоне отца заставило ее промолчать. Немного в их жизни было моментов, когда Прозоров игнорировал мнение дочери. Варваре стало не по себе. Она даже помыслить не могла, что Маргарита, эта жалкая девчонка, эта бесприданница, так окрутит сильного и волевого Платона Петровича! Так сильно, что ее, Вари, мнение уже не в счет!
– Я пытаюсь понять, папа, – осторожно сказала Варя. – Но мне сложно представить, почему вдруг – Маргарита, и почему вдруг теперь, когда она десять лет, или более, жила у нас?
– Неисповедимы пути Господни, девочка. Тебе была бы неприятна любая женщина в роли мачехи. А Марго ты знаешь давно, глядишь, обойдется, привыкнете и будете по-прежнему любить друг друга.
– Вряд ли, – вырвалось у Варвары.
– Ну, так я тебе скажу, – рассердился отец, – как я решил, так и будет! Мы тут все взрослые люди, понимаем, о чем речь идет. За меня, мое здоровье ты не беспокойся, доктор Литвиненко жениться разрешил. А ежели вас с Дмитрием волнует завещание, наследство, знай, ты моя дочь и пока единственная наследница, я так же люблю тебя, как и раньше, поэтому, будьте покойны, никого не обижу!
Варваре стало совестно, щеки порозовели, но про себя она отметила слова о единственном наследнике… пока… От этого стало совсем тошно, так как мысль о невозможности родить собственного ребенка и вообще о трудности нормального и полноценного общения с собственным мужем постоянной болью терзала ее сердце.
Прозоров отвез кресло в комнату дочери и ушел. Как только стихли его шаги, Варвара самостоятельно двинулась к будущей мачехе. Маргарита ждала Варю и не удивилась поскрипыванию колес.
– Я так и знала, что ты придешь. – Она пошире открыла дверь, чтобы Варя могла беспрепятственно въехать.
– Было бы странно, если бы я не попыталась поговорить с вами, уважаемая Маргарита Павловна, – с сарказмом ответила Варвара.
– Полно, оставь этот тон, Варя, теперь все переменилось, пусть даже если ты этого и не хочешь.
– Да, не хочу, и как честный и искренний человек, не таюсь и говорю об этом тебе прямо в лицо! Ты воспользовалась временной слабостью отца, его одиночеством, ты навязала ему себя! – Варя от волнения даже закружилась по комнате так, что Марго пришлось схватиться за ручку кресла.
– Прошу тебя, не злись! Ты думаешь, что все эти годы я вынашивала планы женитьбы на твоем отце?
