наверное и в Петербурге бы прознали! – директор дружелюбно засмеялся.
– Вот-вот, в Петербурге! – подхватил Горшечников. – Там-то она и мечтала найти жениха, ан нет, не вышло!
В его словах появилась мстительная нотка.
– Но ведь какая гордая, все равно меня отвергла! – и Горшечников надулся, как индюк.
– Ну и отступитесь вы, голубчик! По правде говоря, без обид, она вам не пара. Вернее, вы для нее не очень подходящий жених. Пускай себе ищет принца, а вы спускайтесь-ка на землю и посмотрите повнимательнее вокруг себя, авось что да и сыщется, утешение души-то! – и директор хитро прищурился.
Горшечников молча поклонился и воспринял слова начальника как приказ к действию. С этого дня у Гликерии появилась надежда, что теперь Горшечников сделается ее ухажером, а то и женихом.
Дня не проходило, чтобы она не пересказывала подругам – Софье и Калерии – об ухаживаниях Мелентия. Вот и нынче дамы пили чай и судачили о делах гимназических, а после и о сердечных.
– И все же быть замужем за учителем – это тяжелый крест! – наконец вступила в разговор Калерия.
– Да полно, моя дорогая Калерия, вы уж и позабыли все давно! – съехидничала Гликерия.
– Нет, мой ангел, я все прекрасно помню, – Калерия кротко склонила голову с аккуратными кудрями. – И именно потому полагаю, что только пройдя через эти тернии, можно взваливать на себя подобный крест.
Дамы посмотрели друг на друга, точно кошки, готовые вцепиться друг другу в физиономии. Однако то ли Калерия не чувствовала себя готовой к сражению, то ли решила поберечь силы для более подходящего момента, но вдруг она повернулась к Алтуховой и спросила:
– А что, Софья, в это лето неужто не пригласят вас Толкушины? Что-то не видно, чтобы вы собирались?
Задавая этот неприятный вопрос, она понимала, что вызовет досаду Алтуховой. Ну так что с того, ей, Калерии, одной, что ли, злиться на весь свет? Неужели весь день они будут говорить о Горшечникове, который покамест ей не достался? Так и с ума можно сойти от злости.
– Да, – последовал грустный вздох. – Письма нет, не пойму, в чем дело. Может, на почте потерялось?
– А может, вам, моя милая, не следует питать более иллюзий насчет дружбы с миллионершей? Каждый сверчок – знай свой шесток. – Калерия отхлебнула остывшего чаю. – Уж извините, милочка, что я так прямо выразилась, да только, видимо, вы и сами это понимаете.
Софья огорчилась так, что не захотела больше ни чай пить, ни беседовать с приятельницами. Она готова была говорить с ними о чем угодно, сколько угодно обсуждать похождения общего друга Горшечникова, но последней темы ей не хотелось касаться совсем. Она знала, что вовсе дело не в том, любит ее по-прежнему Ангелина Петровна или нет. Она чувствовала, что в доме ее ближайшего друга что- то приключилось, но как узнать, как помочь? Уж и Филиппа Филипповича не раз посылали на почту, не затерялось ли письмо из Петербурга. А то выглядывали со двора – не несут ли телеграммы?
И вдруг – стук в дверь. Матрена послала мальчишку позвать барышню домой: пришло долгожданное письмо. Софья ойкнула и унеслась быстрее ветра. Калерия с Гликерией только переглянулись и пожали плечами. Вот, опять поедет, да все без толку!
Письмо не давалось, конверт, как назло, щедро залили сургучом. Софья разнервничалась, а уж когда прочитала, так и вовсе упала на стул.
– Матреша, читай, не знаю, чего и думать!
Матрена Филимоновна схватила письмо и принялась читать его по слогам, водя пальцем по строчкам.
– Ох, барышня. Чует мое сердце, неладно дело! И зачем нам туда ехать, чужой пожар руками разгребать?
– Да ты ополоумела, видать! – вскинулась Алтухова. – Ангелина о помощи просит, некуда, пишет, голову преклонить, все ее покинули. Так неужто и я ее оставлю?
– Что ты, что ты, душа моя! Что так раскричалась-то! Поедем, поедем, хоть завтра! Вот тотчас же чемоданы соберу, и готово! Только уж, матушка, уволь моего-то, ведь нога его совсем плохая, тяжело ему опять в дальнюю дорогу!
– Как хочешь, пускай остается на хозяйстве. Так еще и спокойней. За домом догляд. Да и за Зебадией присмотрит.
– Верно, верно, неужто животину за собой тащить, а вдруг хозяин пожалует. Где мой зверь, скажет, подать его тотчас же!
– Ах, полно уж теперь. Когда почти два года прошло, не пожалует, – с горечью махнула рукой девушка.
По приезде в Петербург Алтухову с Матреной встретил кучер Толкушиных и проводил к экипажу. Носильщик подхватил вещи и поволок их следом.
– А что, голубчик, как Ангелины Петровны здоровье? – спросила Софья.
– Нынче как будто получше, – прогудел кучер. – А до того дня очень плоха была.
– Что значит очень плоха? – встревожилась Софья.
– Не мое это дело, барышня. Не знаю, как и сказать, но только плоха!
– А Тимофей Григорьевич как, здоров?
– Должно быть, здоров. Да только бог его знает, небось уж месяца три в доме не видали, а то и
