постели, и Матрене Филимоновне только слезами и причитаньями удается поднять барышню, чтобы хоть расчесать ее длинные косы. Так ведь и колтун скататься может! И что прикажете тогда делать? Неужто остричь, как тифозную?
Сердюков уже три четверти часа мерил гостиную шагами в ожидании хозяйки. Дом как дом. Таких много в русской провинции. Сдержанное благородство обстановки, за которым прячется очень скромный достаток. Портреты покойных родителей в деревянных темных рамах. Вышитая крестиком скатерть на круглом столе под абажуром. Деревянные стулья с высокими спинками чинно расставлены вокруг стола. Чуть продавленный диван с бархатными подушками и весьма приметными волосками кошачьей шерсти. На окошке фуксии и герань, кружевные занавески скрывают от любопытных глаз жизнь этого дома.
Чуть скрипнула половица, следователь обернулся, надеясь, что это хозяйка. Нет, это хозяйский кот. Спокойно и важно, чуть хромая на переднюю лапу, большой серый кот, бесшумно ступая на мягких лапах, подошел к незнакомцу и чуть коснулся башмаков и брюк гостя, шевеля усами, изучая новые запахи. Сердюков поспешно отдернул ногу – как и многие мужчины, он не пылал любовью к кошачьему племени, да и собирать светлые шерстинки с одежды ему не хотелось. Кот посмотрел на него с недоумением и упреком. Что, мол, сударь, здороваться не желаете, брезгуете мною?
– Кисуля! Поди прочь, оставь гостя в покое! – раздался приятный женский голос. – Чем обязана, сударь?
Сердюков поклонился вошедшей даме. Госпожа Алтухова показалась ему чрезвычайно бледной и утомленной. Но ни синева под глазами, ни глубокая грусть, причина которой была следователю уже частично известна, не могли испортить прелести ее лица. Нет, она не была красавицей, но все ее черты имели особую выразительность, которая присуща особам одухотворенным, думающим, глубоким натурам, подверженным сильным страстям и переживаниям. Серые глаза смотрели строго, по-учительски.
– Госпожа Алтухова, я следователь полиции из Петербурга, Сердюков Константин Митрофанович. В ваш город я приехал в связи с делом об убийстве госпожи Кобцевой. Вероятно, вы осведомлены о том, что в ее смерти обвиняется господин Толкушин. А вы, как я теперь знаю, частенько гостили в доме Толкушиных, вели близкое знакомство с супругой подозреваемого, Ангелиной Петровной Толкушиной. Я расследую это дело, история чрезвычайно запутанная. Позвольте задать вам несколько вопросов?
– Извольте, – Алтухова пожала плечами и села на диван. Следователь присел на стул, обойдя деликатно кресло, предложенное хозяйкой, ибо там своим орлиным взором он заприметил все ту же кошачью шерсть. Кот, как только хозяйка уселась, сразу же прыгнул ей на колени и принялся с легким урчанием когтить ее платье. Софья Алексеевна гладила кота и безучастно смотрела на гостя. Она явно была равнодушной к судьбе. Или старательно казалась таковой.
– Вы давно знакомы с Толкушиными?
– Да, очень давно. Собственно, с Тимофеем Григорьевичем я познакомилась после замужества Ангелины Петровны. А ее саму я с детства знаю, она до замужества жила тут, неподалеку.
– Вас и Ангелину Петровну связывает доброе приятельство, правильно я понимаю?
– Да, можно сказать и так. Но поначалу наше близкое знакомство возникло… – Софья Алексеевна замолкла, подбирая слова. – Словом, госпоже Толкушиной понадобились мои услуги как учительницы.
– Для своего сына?
– Нет, для нее самой.
– Подождите, подождите, я не совсем понимаю, – удивился следователь. – Зачем богатой купчихе, живущей в Петербурге, услуги бедной провинциальной учительницы?
– Видите ли, ситуация для Ангелины Петровны сложилась деликатная. И помочь ей мог только человек, на которого она могла полностью положиться. Вот она и обратилась ко мне.
– Я полагаю, что репутация почтенной женщины не пострадает, если вы обрисуете мне, какого свойства ситуация?
– Что ж, если это поможет делу. Однако нам придется перенестись на много лет назад.
Сонечка с наслаждением вдыхала запахи наступившего лета. Это было особенное лето, первое лето, которое она встречала взрослым человеком. Тяжелой холодной зимой она потеряла матушку и осталась совсем одна, если не считать няньку Матрену Филимоновну. Боль от потери по-прежнему терзала душу, слезы то и дело вскипали на глазах. Но что же делать, надобно жить дальше. Надо думать, как устроиться в этом неприветливом мире. И в этом же году она поступила на службу в гимназию для девочек. За плечами остался первый опыт учительства, первые разочарования и первые успехи. Наконец учебный год завершен, экзамены сданы, ученицы разошлись на каникулы. Наступил отдых и для юной учительницы. Теперь можно спокойно спать, не перебирая в голове все, что происходило за день в классах. Не заботиться о том, что говорить завтра на уроке. Не проверять ошибки в тетрадках до глубокой ночи. Можно просто спать, просто гулять в садике, просто читать для собственного удовольствия.
– Барышня! – раздалось за забором.
Соня вздрогнула. Горничная купцов Межениных помахала ей рукой.
– Барышня, не изволите ли пройти к нам? Наша молодая хозяйка вас спрашивают.
– Ангелина Петровна? – подивилась девушка. – Зачем я ей понадобилась?
– Не могу знать, приказывали позвать вас, и все тут.
Соня пошла к Межениным. Большой купеческий дом широко раскинулся вдоль улицы. Все тут говорило о состоятельности хозяев. Три этажа с колоннами, собственный выезд. Меженины слыли самыми богатыми купцами Эн-ска. Единственная дочь Ангелина была просватана за столичного жениха Тимофея Толкушина и принесла с собой сказочное приданое, сделав молодого супруга одним из богатейших петербургских купцов. Когда-то и Толкушины жили в Эн-ске, да давно перебрались в столицу, дело уж больно бойко пошло. Но корней своих не забывали, вот и невесту сыну искали на родине, полагая, что столичные девицы слишком избалованы городской жизнью и нравами. Сыграли свадьбу, затем у молодых родился сын Гриша. Ангелина Петровна раз в год обязательно гостила у родителей, привозила им на радость внука.
Соня знала Ангелину Петровну по-соседски. Однако обедневшая дворянская семья сторонилась близкого знакомства с разбогатевшими купцами, помня, что предки-то их были крестьянами. Покойная госпожа Алтухова всегда была с соседками лишь сдержанно любезна. И Соня переняла от матери эту манеру, хотя Ангелина Петровна казалась ей очень милой и доброжелательной женщиной.
