— Ложитесь спать… Завтра много работы…
— Бисмаллях ад рехман ар адим… — слова молитвы с трудом вылетали из распухшего горла Саида аль-Акруда. Голова его мерно касалась песка. Он поклонился последний раз, затем надвинул черно-голубую вуаль на лицо и нащупал пальцами небольшой сверточек возле шеи — там содержался один стих из Корана. Он взглянул на восток, пытаясь собраться с духом. Позади него умирала последняя голубизна пустынного неба — значит, скоро наступит темнота. В двухстах ярдах от глубокого колодца сидела на земле Зеноба — лицо ее выражало крайнюю степень несчастья. Сыновья — Хамиддин и Мухамед — лежали возле нее на холодеющем песке. Третий сын, маленький Ибрагим, положил голову ей на колени. Он лежал совсем неподвижно.
Преодолевая боль в суставах. Саид поднялся, подошел к колодцу и посмотрел в черную глубину, как будто пытаясь вернуть воду, которая когда-то была в нем. Колодец был глубиной пятнадцать футов и диаметром шесть футов. Саид знал этот колодец с детства, когда он пятилетним мальчишкой ездил на базар за пятьдесят миль южнее. Этот колодец никогда не пересыхал на его памяти. Песок возле колодца был утоптан ногами людей и животных, изрезан следами колес. Тут же валялся дохлый верблюд. От жары он весь ссохся и уменьшился в размерах. Пустынные хищники уже сожрали все, что было съедобно. Саид посмотрел на своих животных.
Остались три овцы, два ездовых верблюда и одна верблюдица с молоком. Дойная верблюдица. Верблюд-вожак уже выбился из сил. Он полулежал возле колодца. Пять минут назад Зеноба попыталась доить верблюдицу, но накопилось не больше чашки. Ни одна верблюдица не будет давать молока, если ее не кормить. А его верблюды не ели уже много дней. Овцы были в лучшем состоянии. Зеноба запасла для них немного сена. Три овцы… Хамиддину и Мухамеду двенадцать и тринадцать лет. Они почти мужчины. Они выдержат еще долго. Но Ибрагиму всего семь. Если вожак завтра умрет, Ибрагиму придется идти пешком. А Зеноба?… Саид все время отгонял от себя мысль о Зенобе. Она пройдет столько, сколько он прикажет ей. Саид вынул нож, подошел к самой старой из трех оставшихся овец, схватил ее за плотную шерсть на шее и одним быстрым движением перерезал ей горло. Она коротко вскрикнула и легла возле его ног, взбрыкивая. Зеноба быстро подошла и, торопясь приготовить обед, потащила овцу к колодцу, но Саид прикрикнул на нее.
Она покорно подошла к верблюду, вытащила из вязанки на его спине несколько сучьев, сложила их в костер, налила из бурдюка немного воды в старый котел и стала ждать, пока вода закипит. Затем она достала чай из мешочка, висящего на шее, и заварила. Саид не стал дожидаться окончания ритуала. Он протянул руку, и она дала ему сосуд с чаем. Саид позволил себе только несколько глотков и протянул сосуд старшему сыну. Один из сыновей отпил немного, передал брату. Зеноба попыталась напоить Ибрагима верблюжьим молоком, но тот апатично отвернулся от чашки. Тогда Зеноба намочила конец шали в молоке и смазала губы ребенка. Вкус молока как бы пробудил его, и он взял чашку и стал пить. Удовлетворенная Зеноба сделала себе немного чаю и выпила сама.
Два старших мальчика, действуя как во сне, установили деревянный каркас шатра, натянули на него брезент, который достали из тюка на спине верблюда. Зеноба разделала овцу, сложила мясо, которое решила приготовить для еды в угли костра, а остальное завернула в ткань и перевязала кожаным шнурком. Конечно, в костре было мало жара, чтобы прожарить мясо, но топливо следовало экономить. Когда она вытащила мясо из костра, оно было еще сырым и даже кровоточило. Первым поел Саид, затем два его старших сына, лица у них были серьезны, когда они рвали зубами полусырое мясо. Зеноба разжевала немного мяса и вложила его в рот Ибрагима. Мальчик немного поел. Это хорошо. Завтра будет трудный день.
— Поспи, — сказал Саид Зенобе. — Когда луна будет высоко, мы поедем снова.
Она хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее, и женщина скрылась в шатре, взяв с собой Ибрагима. Впервые они собирались ехать ночью, но Саид знал, что жаркое солнце пустыни может оказаться смертельным для измученного мальчика. В восьмидесяти милях к востоку лежал Тамманрассет. В Тамманрассете должна быть правительственная медицинская миссия, вода, может быть, туристы… Там Ибрагим не умрет. Но до Тамманрассета далеко. Саид поднял бурдюк и выпил немного воды. Ему стало холодно. Ночной ветер пустыни был холодным и ему хотелось забраться в шатер, где он сможет погреться теплом родных. Но, может быть, какое-нибудь животное пустыни — газель или еще кто-то тоже забредет сюда, полагая, что в этом колодце есть вода, так как она была всегда. Если мир изменился, значит такова воля Бога. Однако даже в этом случае человек должен делать все, чтобы выжить. Саид подошел к колодцу и опустился на песок, держа в руках свою винтовку — маузер калибра 7,92, который сорок лет назад принадлежал кому-то из солдат Роммеля. Это будет стоить ему одного часа сна, но вдруг ему повезет…
Через час он вернулся в шатер. Ничего и никого не видел он возле колодца. Он лег, посмотрел на Зенобу. Одна из туго заплетенных кос лежала на губах. Саида охватило желание обладать ею, но он отогнал эти мысли. Скоро снова им предстоит трудная дорога. В Дуссе должен быть еще один колодец. Будет ли там вода? Сколько времени еще протянут верблюды? Да, Зеноба должна отдыхать как можно больше. Ведь если погибнет верблюд, ей придется идти пешком, а она не мужчина, у нее нет сил мужчины. Без Зенобы не будет и Ибрагима. Луна поднимется высоко через три часа. До этого времени всем нужно спать.
Глава 11
Стовин собрал все силы и двинулся против ветра, вслед за еле различимыми фигурами Бисби и Солдатова. Снег был такой сильный, что нельзя было ничего увидеть впереди на расстоянии нескольких ярдов. Было раннее сибирское утро и обжигающий холод проникал даже сквозь меховую одежду. Стовину казалось, что он голый. Изредка мимо него проносились тени людей. Солдатов предупредил их, что на таком морозе можно двигаться только бегом, так как если замедлить шаг, то кровь застынет в жилах.
Стовин обнаружил, что очень трудно забыть о холоде и сосредоточиться на чисто умственной деятельности. Он заставил себя посмотреть, где же они находятся. Сейчас они приближались к новосибирскому вокзалу, который был одной из главных станций Транссибирской магистрали. Однако теперь на месте вокзала не было ничего, кроме ледяной пустыни, оставленной после себя Танцором. Да, подумал Стовин, в такую пургу можно представить себе, что находишься не в Новосибирске, а на Северном полюсе. Бисби и Солдатов, шедшие впереди, замедлили шаг. Все трое дышали тяжело, как будто взбирались на ледяную гору. Лица постоянно подвергались ударам ледяной крошки.
И тут Стовин увидел, что здесь очень много народу — не менее двух сотен. И на фоне дикого свиста ветра теперь слышались и другие звуки — стук отбойных молотков, рев компрессоров. Солдатов повернулся к нему, стараясь перекричать этот шум. Пар густыми клубами вырывался изо рта. Он показывал на какие-то металлические конструкции перед собой.
— Это наша главная проблема! — кричал он. — Эта дорога жизненно необходима для нас и страны. Мы должны… но!
Он вдруг замолчал, когда к нему подбежал офицер и схватил за руку. Шум компрессоров стих, рабочие с кирками и лопатами, Стовин заметил, что это в подавляющем большинстве женщины, закутанные в платки, приостановили работу. И затем в нескольких сотнях ярдов от них возникла фиолетовая вспышка, раздался грохот и вверх взметнулись осколки льда. Шум взрыва был таким, что Стовин зажал уши. Офицер расслабился, кивнул Солдатову, разрешая дальнейшее движение. Солдатов повел их к какой-то недавно выстроенной будке, охраняемой солдатом с автоматом Калашникова. Позади них снова возобновился шум работы. Заревели компрессоры, застучали молотки.
— Мы должны восстановить эту дорогу. По ней четыре дня пути до Москвы и два до Иркутска. А за Иркутском треть всех наших нефтяных месторождений. К тому же нам нужно продовольствие. Жителей осталось довольно много и их жизнь зависит от этой дороги. Переброска продовольствия по воздуху слишком дорого обойдется.
Над головами у них проревел геликоптер. Мигая сигнальными огнями, он пошел на посадку где-то впереди них.
— Вот и продовольствие. Разумеется, это мизер. Только для особо ценных работников. Три четверти миллиона людей нам не прокормить. К тому же, мы не одни сейчас в трудном положении… подождите
