Он показал пальцем на свернутые картины.
Капитан покачал головой.
— Боюсь, что ничем не смогу вам помочь.
Полисмен посмотрел на него. Лицо его было синим от холода.
— Вы плохо расслышали меня? В помощи нуждаются дети и женщины.
Капитан снова покачал головой.
— Я не могу ничего сделать. Я получил приказ и обязан выполнять его.
Сзади послышался стук в стекло. Капитан повернулся и поднял стекло, отделяющее кабину от кузова. Это был представитель Института.
— В чем дело, капитан? Почему задержка?
Полисмен не дал ответить капитану.
— Я скажу вам, в чем дело. Я хочу разгрузить этот проклятый вездеход и погрузить в него ребятишек, чтобы доставить в Рок-Сити. А он отказывается. Вот в чем дело.
— Дети?.. Где?
Полисмен показал на толпу возле перевернувшегося автобуса.
— Вот они.
Человек посмотрел на свои картины, облизнул губы и обратился к капитану.
— Все в порядке капитан. Разгружайте картины. Я разрешаю.
— Нет. Вы не можете этого сделать. Единственный, кто может отменить приказ, это полковник. А его здесь нет. Я доставлю груз в Рок-Сити.
— Но я… я разрешаю это.
Капитан проигнорировал его. Он заговорил с полисменом.
— А сейчас дайте мне сигнал или я поеду без вашего разрешения.
Полисмен молча посмотрел на него, отступая в сторону. Вездеход, урча мотором, двинулся вперед и пристроился за большим черным «шевроле». Человек из Института Искусств посмотрел на солдат.
— Я же говорил ему… Я был готов…
Одна из картин упала, и холст развернулся. Человек механически поднял ее, чтобы поставить на место. Взгляд его упал на картину Жорж Сера «Воскресное утро» июльский полдень, жаркое яркое солнце, женщины с зонтиками, усатые мужчины на траве… Он смотрел на картину почти с ужасом, затем отвернулся. Это был давно потерянный мир.
Тамманрассет был городом-призраком. Шагая рядом с верблюдом — благодаря Господу верблюд оправился за последние три дня, — Саид аль-Акруд в изумлении оглядывался вокруг. Пыль, песок Сахары засыпали главную улицу города. При порывах горячего ветра хлопали ставни пустых кафе, где некогда сидели богатые европейцы со своими бесстыдными женщинами и с любопытством смотрели, как туареги шли в мечеть в час вечерней молитвы.
Банк, в котором дядя Саида, несмотря на протесты семьи, держал свои деньги, вырученные от продажи овец, сейчас был закрыт. Где же найти дядю? Саид оглянулся на Зенобу и маленького Ибрагима, ехавших на втором верблюде. Мальчик тоже немного оправился. Хотя он все еще был слаб. И нуждался в медицинской помощи.
В пыли дороги копошились две собаки. Старуха, сидящая на пороге своего дома и жующая кожуру граната, смотрела, как они проходили мимо. На большой площади, где пустой туристический отель пялил свои разбитые окна в небо, наблюдалась некоторая активность. Гам образовалась очередь из стариков и старух к зеленому фургону, на котором было написано белыми буквами: Объединенные Нации. Помощь голодающим.
В фургоне молодая француженка в потертых джинсах, бесстыдно облегающих ее бедра и ягодицы, разливала овсянку из котла. Саид ничего не ел с тех пор, как Господь Бог послал ему пустынного зайца, которого он смог застрелить. Это было три дня назад. Однако таурег не мог принять помощи от женщины. И все же… он и его семья так голодны…
Саид повернулся и кивком головы показал Зенобе на фургон. Она соскользнула с верблюда, помогла спуститься Ибрагиму.
— Я посмотрю за мальчиком, — сказал Саид. — Возьми два котелка и попроси пищи.
Она пошла и встала в очередь. Девушка стала протестовать, когда Зеноба протянула два котелка, но Зеноба показала ей на Ибрагима, Хамиддина, Мухамеда и Саида. Француженка улыбнулась и навалила ей два полных котелка. Саид отвернулся. Стыдно получать пищу от неверных, но это лучше, чем смерть. Из кабины фургона вышел мужчина и подошел к нему. Он заговорил с Саидом на смеси туарегского и французского языков.
— Ты едешь на север?
— Почему на север? Я шел в Тамманрассет.
Человек рассмеялся.
— Здесь нечего ждать. На севере лучше. Там идут дожди. Туда многие идут. Тебе тоже лучше идти на север.
Саид пожал плечами, но задумался.
— Если так нужно Господу…
Водитель посмотрел на Ибрагима.
— Малыш болен?
— Да, болен.
Водитель пошел к фургону и через некоторое время вернулся с бутылочкой белых таблеток.
— Это все, что у нас осталось. Это аспирин. Ты знаешь, что такое аспирин?
Саид промолчал.
— Это… они помогут. Давай ребенку по одной штуке через три часа полтора дня. И собирайся на север. За отелем есть немного воды для твоих верблюдов.
— Далеко на север? — спросил Саид.
Водитель пожал плечами.
— Триста миль. Может, больше, — ответил он.
Боже, я говорю с мертвецами, подумал он. У них нет ни малейшего шанса на спасение. Ни у него, ни у женщины, ни у его детей. Но в течение последнего времени водитель видел много сотен погибших. И эти пятеро всего лишь увеличат число мертвецов на пять.
— Собирайся, — сказал он. — И пусть тебе повезет.
— Если Богу будет угодно, — сказал Саид.
Глава 18
— Это похоже на край света, — сказал Стовин. — Возле него Волков, развалившийся в теплой кабине «татры», хмыкнул и свернул карту, которую достал из кармана на дверце автомобиля. Он явно был немного обеспокоен.
— Это и есть край света… нашего советского света, — сказал он. — Сейчас мы уже ближе к Уэлену, чем к Эвгекиноту.
Стовин кивнул. Эвгекинот находился в двухстах милях к северу от Анадыря. Они провели там ночь в пустой школе, где им пришлось спать прямо на полу. Они были там одни. Поток мигрирующих чукчей проходил через Эвгекинот без остановки. Они упорно и целенаправленно двигались в снежную ночь. Волков поднял свой небольшой отряд рано утром, и они снова двинулись в путь по дороге, ведущей на север от Эвгекинота — не отмеченной на карте, но на удивление хорошей. В колонне чукчей двигались два снегоочистителя, которые существенно облегчали путь. И тем не менее, «татра» много раз проезжала мимо завязших в снегу машин, возле которых стояли закутанные поникшие фигуры людей. Дорога напоминала глубокое ущелье среди снеговых гор.
Красное солнце уже скрылось за горизонтом, и взошла луна. Снегопад прекратился. Снеговые завалы вдоль дороги мешали видеть луну, но ее свет заливал белизну дороги, и глаза Стовина быстро
