же такое… Даже не заметил, как день закончился, пора домой — нужно выспаться и обо всем забыть. Он вышел из-за стола и уже собирался выключить лампу, но в это время дверь открылась и в кабинет вошла Лидия Семеновна.
— Иван Сергеевич, как хорошо, что вы еще не ушли!
— Да вот как раз собрался уходить, — вздохнул Мохов.
— Я задержалась — сочинения проверяла. А сейчас иду по коридору мимо библиотеки, и, вы знаете, мне показалось, что там кто-то есть. Дверь незаперта, я заглянула, но войти как-то побоялась. Давайте вместе посмотрим.
— Кто там может быть в такое время, Лидия Семеновна? А вот то, что дверь не закрыли, — это непорядок. Хорошо, пойдем поглядим на ваше привидение.
В библиотеке из трех висящих на тонких проводах под потолком лампочек зажглась только одна — над дверью.
— Почему лампочки не заменят? — возмутился Иван Сергеевич. — Неужели я должен сам следить за такими мелочами? Ну ладно, завтра разберусь. Лидия Семеновна, проходите, — Мохов отступил в сторону, жестом предлагая учительнице литературы войти и убедиться, что в библиотеке никого нет.
— Нет, Иван Сергеевич, я лучше за вами…
— Ну ладно.
Мохов неторопливо шел между стеллажами, тянувшимися в несколько рядов. Иногда он проводил пальцем по полкам, всякий раз после этого недовольно хмыкая и ворча: «Пыль-то хотя бы раз в неделю надо вытирать». Неожиданно сзади раздался громкий хлопок, прозвучавший в тишине, как выстрел. Лидия Семеновна вскрикнула и, очутившись впереди Ивана Сергеевича, вцепилась двумя руками в его плечо. Иван Сергеевич оглянулся — на полу лежала толстая книга.
— Это книга упала с полки, Лидия Семеновна. Что ж вы такая трусиха? — Лидия Семеновна отпустила плечо Мохова, но ничего не сказала. — Вы, наверное, фильмы ужасов часто смотрите, — Иван Сергеевич поднял книгу. — Вот видите — «Преступление и наказание». Я, когда был школьником, так и не смог эту книгу осилить, уж потом, лет в двадцать, до конца прочел… А как сейчас — читают ученики Достоевского?
— Немногие, я бы сказала, единицы. Ой, я так напугалась!
— Задели, наверное, вот она и упала, — Иван Сергеевич поставил книгу на стеллаж. Но едва они сделали несколько шагов, сзади вновь раздался громкий звук от упавшей на пол плашмя книги. — Ну что ты будешь делать! Посмотрите, Лидия Семеновна, по-моему, это та же самая. Я вроде бы хорошо ее поставил.
Мохов вернулся и нагнулся, чтобы поднять книгу, но та, словно кто-то потянул ее за невидимую нить, скользнула по полу мимо его ног и замерла между ним и испуганно прижавшейся к стеллажу Лидией Семеновной. Обложка резко, но бесшумно открылась, от чего Лидия Семеновна сдавленно ойкнула, и из книги, разрывая лишь угадываемый в полумраке портрет Достоевского, плавно высунулась по локоть рука, сжимающая топор. Иван Сергеевич оторопело переводил взгляд с испещренного зазубринами лезвия на замершую и побледневшую от страха Лидию Семеновну, пытаясь понять, что происходит. Между тем покрытие пола под книгой вспучилось метровым пузырем, лопнуло и опало, сползая с сидящего на корточках человека в выцветших истрепанных одеждах. Когда тот, взмахнув топором, с громким хохотом выпрямился во весь рост, Мохов отпрянул, узнав в нем тихого и скромного отличника Сашу Тукова.
— Я тебя давно ждал, — Туков, ехидно ухмыляясь, поклонился Мохову. — И тебя, — повернулся он к Лидии Семеновне, вытянув в ее сторону руку с топором.
— Туков, не хулигань, сейчас же прекрати, — произнес Мохов, грозя пальцем и не узнавая своего голоса.
Не реагируя на присутствие директора, Саша Туков приближался к учительнице литературы. Иван Сергеевич, обливаясь холодным потом, бросился вперед, рассчитывая проскочить между Туковым и стеллажом к Лидии Семеновне, но неприметный в жизни мальчик, принявший образ Раскольнпкова. неуловимым движением, даже не обернувшись, с такой силой отшвырнул его к стене, что Мохов, ударившись об нее головой, едва не потерял сознание. Морщась от боли, он попытался подняться и увидел, как Туков обрушил топор на голову даже не пытающейся прикрыться рукой женщины. Иван Сергеевич, стиснув зубы, зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что на месте Лидии Семеновны стоит девчушка с ее лицом в полинявшем бесформенном платье и глупо улыбается.
— Ну, и что ты здесь стоишь, Сонька, лыбишься?! — закричал на нее Туков. — Беззаботной жизни радуешься? А ну, пошла на бульвар! И попробуй только вернуться без денег!
Лидия Семеновна, продолжая растерянно улыбаться, шатнулась, словно пьяная, и, постепенно становясь прозрачной, растаяла. Туков повернулся и двинулся к Мохову, угрожающе размахивая топором, от чего книга вращалась на его запястье большим и грязным накрахмаленным манжетом.
— Ты думаешь, что я тварь дрожащая, — злобно цедил он сквозь зубы, — а ведь нет! Здесь я хозяин! И творю то, что посчитаю нужным! Каждому воздам по заслугам! Добро пожаловать в мой мир!
Иван Сергеевич, вскочив на ноги, схватил со стеллажа книгу и швырнул ее в приближающегося Тукова. Тяжелый том в твердом переплете пролетел сквозь кажущееся плотным тело и шлепнулся на пол в том самом месте, где минуту назад стояла Лидия Семеновна в обличье Сони Мармеладовой. Оскаблившись, Туков кинулся на Ивана Сергеевича, но внезапно его движения стали замедляться, в метре от Мохова он повис в воздухе и, плавно покачиваясь, опустился на пол, растекшись по нему небольшой мутноватой лужицей вокруг книги с откинутой обложкой…
— …Все, кажется, хватит, некоторые двери в головках ваших учеников лучше не открывать!
Голос капитана вернул Ивана Сергеевича к реальности. Он грустно посмотрел на сидящего перед ним представителя инопланетной цивилизации, равнодушно подумал, что до сих пор не знает, как его погибшая планета называлась, и спросил:
— Но почему?
— Вы меня об этом спрашиваете? — удивился капитан.
— Да нет, я о другом, — Мохов вяло махнул рукой. — Зачем вам внутренний мир людей, зачем вы в него влезаете? Ведь это же все равно, что подсматривать в замочную скважину. Неужели вы не нашли на нашей Земле чего-то более интересного, более значимого для вас?
— Поймите, Иван Сергеевич, мы лишь пытались понять, почему вы так не любите свою планету…
— Об этом я уже слышал. И это так и осталось для вас тайной?
— Да, так и осталось тайной.
— Но, простите, при чем здесь то, что вы мне показали? Какая между этим взаимосвязь?
— Вы бежите из мира, в котором живете, значит, вы его не любите, но, значит, вы не любите и планету, на которой он, этот мир, существует. И ваше отношение к планете, а вы ее просто губите, всего лишь следствие того, о чем я сказал.
— Я вижу, вы вообще ничего не поняли, — сказал Мохов, качая головой, — и тайной нашей планеты остался для вас именно человек как таковой. Ну да ладно! И вы, предлагая провести викторину по астрономии, рассчитывали, что хотя бы ее участники начнут относиться к Земле иначе?
— Да, я предполагал, что, поняв законы космоса, они по-другому будут смотреть на родную планету, будут дорожить своей Землей! И тогда у них не возникнет желания убежать куда-нибудь в иной, несуществующий мир. Но сначала нужно пробудить хоть какой-нибудь интерес к астрономии; сам рассказ и вопросы викторины рассчитаны именно на это. Только, Иван Сергеевич, поймите, это — моя самодеятельность. В нарушение всех правил…
— Хорошо, хорошо, я понимаю. И где же эти вопросы?
— Да вот они, перед вами лежат.
— Эти? — Мохов взял со стола лист бумаги с несколькими строчками текста, на который указал взглядом капитан.
— Да, эти. Я их положил сегодня вам на стол сразу, как только сел на этот стул. Иван Сергеевич поднес лист поближе к глазам и прочел:
