уходом в губе расположился рыболовецкий колхоз 'Новая Титовка'.
Мне рассказывали, что в 1955 году тогдашний председатель колхоза О. Батюков хвастался своему коллеге из Ковды:
- У нас место, как родник: черпаем рыбку, а она все подрастает и подрастает. Вот хотим обзавестись энергией от реки, и можно будет о производстве подумать.
Батюков имел в виду подключение к гидроэлектростанции, которая сразу после победы была построена военными на верхнем водопаде. Но 'родник' титовского колхоза 'высох' после визита представителей Северного флота. Ко времени их приезда Титовка была, пожалуй, единственной удобной бухтой, не захваченной военным ведомством.
Приговор колхозу был очень кратким: освободить место!
Уезжая, колхозники бросали многое из нажитого. Осиротели могилы небольшого кладбища, заросло травой с трудом отвоеванное у тундры поле.
Наступили десятилетия военной истории поселка. В шестидесятые-семидесятые годы Новая Титовка выросла в самый крупный населенный пункт на реке Титовке. Стараниями военных, из которых мне запомнились Владимир Власов, Игорь Белозеров, Леонид Шех, Анатолий Клюев, Виктор Прибыш, Александр Мировой, Константин Белоцерковцев, Игорь Гуров, Андрей Кожин, создавались новые традиции.
В гарнизоне были свой клуб и вокально-инструментальный ансамбль, футбольная команда и женское сообщество 'Хозяюшка', выпекающее по праздникам изумительные по вкусу торты.
В семидесятые годы гарнизон стали преследовать несчастья в виде ежегодных пожаров. На моей памяти там сгорели два склада, клуб, казарма, жилой дом, здание штаба, баня и даже помещение пожарной команды.
- Не принимает военных устье Титовки, - шутят моряки.
Вместе с тем они любят этот уголок земли, знают и уважают его историю. Дай-то Бог.
Перевал
Никакими словами не описать его суровую красоту. Летом он поражает голубыми озерами в ладонях темных гор. Зимой - безбрежьем белого одеяния. Осенью 'кровоточит' редкими гроздьями рябины, рискнувшей забраться так далеко.
Собственно перевал начинается от Пьяного ручья, бурный поток которого дорога пересекает, едва свернув от реки Титовки. Как вы понимаете, название Пьяный имеет непосредственное отношение к хмельным напиткам, а больше всего к 'ворошиловке'. Так раньше у военных называли краденый спирт (ворованное 'шило').
Дорогу через перевал торили монахи Печенгского монастыря. Была она пешеходно-конной и до тридцатых годов нашего века устраивала людей. А затем на перевал пришли военные, технике которых дорога не соответствовала, и сюда направили 14-й саперный батальон с несколькими тоннами динамита. Солдаты вручную долбили в граните углубления, закладывали в них взрывчатку и взрывали скалы, чтобы сделать дорогу крепче и ровнее.
В 1940 году через перевал прошел первый танк. За ним ехала знаменитая 'полуторка'. У печально известного авариями поворота под названием 'не забудь повернуть' она сорвалась с обрыва в озеро и стала первой в истории техникой, потерпевшей крушение на перевале.
В годы войны перевал был у фашистов. Они выровняли полотно и построили еще одну тыловую дорогу, которая выходит к хребту Муста-Тунтури. Отступая в сорок четвертом, егеря в нескольких местах взорвали скалы. Таким перевал предстал перед бригадой ПВО, передислоцированной на Средний и Рыбачий в шестидесятые годы.
Дорога была жуткая. На самой проходимой технике 14 километров перевала путники преодолевали за полтора часа. Происходили аварии, гибли люди. Что сделал русский человек, чтобы положить этому конец? Кто сказал 'привел дорогу в порядок'? Нет, конечно.
В шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы все машины, которые шли через перевал со стороны Титовки, неизменно останавливались у ручья, где принято было пропустить по одной за благополучное преодоление препятствия. Так и стал ручей Пьяным. Как вы, возможно, догадались, по ту сторону перевала есть ручей Трезвый, но до него мы еще не доехали.
Помню, как-то мы с весьма высокими областными начальниками перебирались через перевал. Было это в самый расцвет борьбы с пьянством и алкоголизмом. Готовясь в поездку, я долго вертел в руках фляжечку - брать не брать? На всякий случай сунул ее на дно рюкзака. И вот мы в дороге. Комментирую попутчикам; мол, проезжаем Пьяный ручей. У всех ноль эмоций. Погода стоит мерзкая, слякотная. Наш УАЗик поднимается на перевал, и тут на дорогу выползает на четвереньках человек в военной форме. Будучи на трех точках, машет нам испачканной грязью рукой.
Останавливаемся. Высший партийный чин из нашего экипажа говорит мне: 'Михаил Григорьевич, пожалуйста, выясни в чем дело'.
Подошел я к военному. Вижу, что это подполковник, но в состоянии, которое определяется словами 'лыка не вяжет'. Твердо стоя на четырех точках, он говорит:
- По-поворачивай.
- ?
- По-поворачивай, я запрещаю.
- Позвольте, да кто вы такой? - отхожу я от неожиданности.
- Я комендант Ры-Рыбачьего. Поворачивай!
В те годы должности коменданта Рыбачьего не существовало. Старшим же военным начальником был командир бригады ПВО, которого я хорошо знал.
- Уползайте с дороги, - говорю подполковнику. - Там в машине начальство, неприятности будут.
- По-поворачивай.
Вижу - пауза затягивается. Мои попутчики с удивлением наблюдают из машины за происходящим. Слышу из-за кустов голоса. Я - туда. На лужайке сидят офицеры. Быстро определяю самого трезвого, объясняю ему ситуацию. Фамилия работника обкома партии действует отрезвляюще. Подполковника дружно уносят в кусты.
Сажусь в машину.
- А что это было? - спрашивают попутчики.
- Наверное, учения.
- Странно, а тот товарищ вроде бы пьяный. Делать нечего, рассказываю о традиции.
- Поверни-ка, сынок, обратно, - говорит работник обкома партии водителю. - Традиции, брат, не нами писаны.
По мере подъема в горы березки становятся все ниже и ниже. В их окружении, справа от дороги, манит голубизной озеро. В годы войны горные егеря имели здесь базу отдыха и госпиталь. Сюда же подходила подвесная канатная дорога от Печенги. По ней немцы доставляли продовольствие и боеприпасы.
Боеприпасов навезли столько, что не успели расстрелять, и в семидесятые годы бичом перевала были именно они. На дороге то и дело появлялись снаряды, бомбы, мины - все это были проделки ребят, которые доставали плохо лежащее 'добро' из озер. Вспоминаются два таких случая.
Году в 1976-м ехали мы через перевал с начальником политотдела бригады полковником Василием Ивановичем Кромшиным. В среде рыбачинцев Василий Иванович был известен как человек слова и дела. А в историю полуостровов он вошел тем, что привез туда первую легковую машину. Это был новенький 'Москвич', доставленный на палубе теплохода 'Канин'. С трудом Василий Иванович доехал на нем до
