Вечер и ночь прошли тихо и незаметно. И вот наступил последний день путешествия. После утреннего умывания мы с Виктором сели в челн и поехали снимать поставленный на ночь пятикрючковый подпуск. Снимать его гораздо интереснее, чем ставить. Тащишь шнур и с каждым крючком ждешь: не сидит ли на нем рыба? Надо только наматывать шнур на мотовильце как можно аккуратнее, чтобы поводки с крючками не перепутались. Вот почему лучше и ставить и снимать подпуск вдвоем: один наматывает освободившийся шнур, а другой рыбу с крючков снимает. Если она, конечно, попалась. Когда на подпуске сидит крупная рыба, то едва возьмешься за шнур, сразу чувствуешь, как она дергает. Конечно, начинаешь спешить и почти всегда так все запутаешь, что потом и не разберешься.
Но на этот раз никто шнур не дергал. На первом крючке сидел пестренький пучеглазый ерш, растопыривший свои острые колючки. Снимать ерша нужно осторожно, чтобы не уколоть руку.
Пока снимаешь пойманную рыбу, глаза твои уже высматривают: нет ли еще какой рыбы на следующем крючке? И всегда тебе кажется — вот-вот появится крупная добыча. Но у нас и на следующем крючке тоже висел ерш. И на другом, и на третьем. На всех пяти крючках по ершу-ершовичу!
Мы с Виктором посмеялись, прямо в челне почистили пойманную рыбу и направились к берегу Это была наша последняя рыбная ловля Сегодня все было последнее. И потому нам стало грустно.
За завтраком, который состоял из вареной вермишели с мелко накрошенной колбасой, Оля выдала каждому по куску хлеба и сказала:
— Это все. Обедать будем уже дома. Последнюю буханку хлеба оставляем нашим лодочникам. И колбасу тоже. Им ведь еще целый день плыть…
После завтрака мы стали делить наше имущество Каждый из уходивших взял свой отощавший рюкзак. В челне осталось все самое тяжелое: палатка, кухонная утварь, одеяла. К десяти часам сборы были закончены. Мы стояли у покрытого пеплом костра. Все уже было сказано, все решено. Оставалось только попрощаться. Условились, что вечером они выйдут на берег Тесенки и помогут нам перенести вещи от реки к дому.
Капитан бодро сказал: «Привет!», повернулся и первым пошел от лагеря. За ним, кивнув нам на прощание, направились Татьяна и Женька.
— Стойте! — сказала вдруг Оля и, когда уходившие обернулись, нерешительно добавила: — Я, знаете, остаюсь… Нехорошо уходить с полдороги…
— А-а-а! — многозначительно улыбнулась Татьяна. — Понимаю.
Я тоже понял, что именно понимает Татьяна. Нужно было бы рассердиться, но у меня ничего не получилось. Оля тоже, видимо, догадалась, на что намекает Татьяна. Я испугался, что она уйдет с ними, но получилось наоборот. Гордо вскинув голову, Оля решительно шагнула к нам с Виктором и сняла с плеч рюкзак. Я тут же поднял его и отнес в челн.
Капитан пожал плечами, повернулся и молча пошел по тропинке в сторону деревни Заполье. Татьяна и Женька пошли за ним. Мы видели, как они свернули на дорогу, прошли по мостику через Андаловку и скрылись среди луговых кустов.
Тогда Виктор пронзительно свистнул в два пальца и весело объявил, как на пристани:
— Теплоход отправляется через пять минут, просьба занять места!
Мы забрались в наш верный челнок и приготовились к отплытию.
— Принимай, Толька, командование! — все так же широко улыбаясь, предложил Виктор. Но я отказался. Я просто взял весла, вставил их в уключины и начал грести.
Хорошо плыть на легкой лодке вниз по реке! Один взмах веслами, сильный гребок — и челн проскакивает вперед сразу на несколько метров. За один час мы проплыли больше, чем вчера за полдня. Позади осталась деревня Заполье, уже показалось большое старинное село Селище, когда после очередного поворота мы увидели на воде скопление бревен
Река здесь была перегорожена длинным и узким плотом из бревен, связанных перекрученными березовыми ветками — вицами. Плот, изгибаясь дугой, тянулся от берега к берегу. Это была запань. Ее устраивают на сплавной реке, чтобы собрать плывущие поодиночке бревна в одном месте.
Я перестал грести, и мы медленно подплыли к скопившимся перед запанью бревнам. Их было много. Они плавали на воде вплотную друг к другу. До запани оставалось метров сто, и все пространство реки было забито здесь бревнами.
Мы попытались пробиться, но грести среди плавающих бревен было невозможно, а шест наш не доставал до дна. Провозившись напрасно минут десять, мы поняли, что так нам не пройти. Тогда мы с трудом выбрались назад, на чистую воду, и направились к берегу, где было достаточно мелко.
Оля с Виктором остались в челне, а я вылез на берег и осмотрелся. Выяснилось, что у правого берега, где густо росли ивовые кусты, бревна стояли пореже. Кусты их сдерживали. Местами оставались даже чистые разводья. Я осмотрел также запань и левый берег реки. Легче всего можно было пробиться вдоль правого берега. Нужно было провести челн по мелководью у кустов до самой запани, а затем и перетащить через нее.
Вернувшись, я с помощью Оли вынес на берег все наши вещи, вплоть до удочек и одежды. Виктор, ковыляя на одной ноге, старался нам помочь, но мы заставили его отойти в сторону и поберечь свою ногу. А сами принялись тащить пустой челн. Оля тянула его за нос, а я изо всех сил толкал в корму.
Поначалу дело шло довольно успешно. Но чем ближе мы пробирались к запани, тем больше было бревен, тем труднее было отводить их в сторону. Они, как живые, сами лезли навстречу челну, пихали его в борта, били нас по ногам, отжимали к берегу. Едва оттолкнешь одно, как на его место тотчас лезет другое, такое же нахальное, скользкое и увертливое.
Мы выпачкались с головы до ног, устали, но все же упорно продолжали продвигаться к запани. Ветки ивняка царапали нам спины, слепни и комары кусали немилосердно, а мы все барахтались в воде, отвоевывая у бревен метр за метром.
Оля, видимо, поняла, что я скорее умру, чем признаюсь в усталости, и поэтому сама предложила немного передохнуть. Мы выбрались на берег. Здесь, на ветерке, слепней и комаров не было, и мы блаженствовали, лежа на расстеленных Виктором одеялах. А он тем временем перевязывал себе ногу.
— Ты что? — подозрительно спросил я. — Все равно мы в воду тебя не пустим. И не думай!
Виктор невозмутимо продолжал свое дело. Он надел на забинтованную ногу полиэтиленовый мешок и поверх него шерстяной носок.
— Ну вот. Так будет ладно. Пошли, пора за работу!
— Никуда ты не пойдешь, — возразила Оля. — Тебе нельзя.
— Выходит, я должен сидеть и смотреть, как вы мучаетесь, да?
— Но ты же ранен!
— Вот чудачка! Вдвоем вам все равно не справиться. Так и будем жить тут, у запани?
И Виктор, решительно наступая на пятку больной ноги, заковылял вниз, к реке. Мы с Ольгой молча пошли за ним. Мы поняли, что иначе он просто не может. И больше не приставали к нему с уговорами. Потому что наступила такая минута, когда надо было напрячь все силы. Мы работали молча. Нам было не до разговоров. Мы насмерть бились с проклятыми бревнами. И даже раненый оставался в строю. Все было так, как и должно быть.
Вконец измученные, исцарапанные, но гордые своей победой, мы добрались наконец до запани.
— Который час? — устало спросил я Олю. Оказалось, что с начала штурма запани прошло два часа. Теперь предстояло самое трудное: перетащить челн через нее. Будь нас шестеро, мы перемахнули бы лодку запросто. Мы просто перетащили бы ее на руках. Но нас было только трое… Оля сказала, что прежде всего надо отдохнуть и поесть перед трудной работой. Это было разумно. Мы оделись, перенесли наши вещи к самой запани и тут же, на берегу, принялись закусывать. Мы ели хлеб с колбасой и запивали водой из реки, потому что разводить костер и кипятить чай было некогда.
После еды целых полчаса отдыхали. Потом опять подошли к челну. Он казался очень большим и очень тяжелым. Страшно было даже подумать о том, как мы его потащим по сухим бревнам запани.
— Ничего! — сказал Виктор. — Глаза боятся, руки делают!
Мы все втроем уцепились за нос челна, приподняли его и втащили на запань по крайней мере на
