Из темноты вынырнул Вел на коне, держа в поводу другого. Живой, невредимый! Быстро подала ему Лана копье и лук со стрелами, вскочила сама на коня:
— Скачем?
— Показывай путь! — весело откликнулся Вел.
Снова, как в первый день бегства, скакали они рядом по темной ночной степи. Снова, теперь уже не таясь, смотрела Лана на могучего, смелого своего спутника восхищенными, радостными глазами. А сытые, хорошо отдохнувшие кафские кони несли их в обход вражеского отряда по высокой траве мимо темневших то слева, то справа перелесков.
— Кафы в темноте меня за своего приняли, — весело рассказывал Вел, — их одежда на мне! Вместе с ними коней поил. Одного воина отправил я к предкам, а обоих его коней взял. Отвел их в сторону, подождал, пока кафы отъехали, и — сюда! Совсем глупые кафы, ребенок их проведет!
Лана хорошо знала эти места. Не задумываясь, гнала она своего коня через ручьи и овраги, через кустарник и тихие сумрачные дубравы. За ночь покрыли трехдневный путь пеших, обошли стороной кафов. На рассвете дали коням немного отдохнуть, а потом — снова в путь. Наконец выбрались на тропу, что вилась вдоль реки.
— Успели! — облегченно вздохнула Лана. — Вон за той излучиной сторожевое жилье на горе стоит. Выедем из леса — увидишь.
И верно: едва измученные кони вышли на опушку, увидел Вел на другой стороне реки, на высоком месте, небольшое жилище среди старых высоких сосен. На одной из них человек сидел. Заметил их, что-то вниз крикнул. Тотчас из жилья вылезли еще двое. Стали смотреть из-под рук на них с Ланой. Загнанные лошади, стоя на берегу, дрожали мелкой дрожью, тянулись к воде. Вел не пускал их, проваживал. А Лана, зайдя в воду по пояс, кричала на тот берег:
— Кафы! Кафы идут! Зажигайте костры сигнальные!
— Врешь! — ответили с того берега. — Ты откуда такая? Плыви сюда! А парень пускай там остается. Не нужен он нам…
Пока Вел остужал коней, водил их по берегу, Лана переплыла реку. Мокрая и усталая, влезла на крутой холм, откинув с лица волосы, посмотрела на сторожевых воинов.
— Не узнали? Лана я, Гира и Лоды дочка.
— И вправду Лана! Неужто от кафов сбежала?
— А это с тобой кто? Кафа в мужья привела?
— Болтуны! Костры скорей зажигайте. Кафы близко! Сюда идут, — устало проговорила Лана, опускаясь на землю.
Воины бросились в жилище, запалили в очаге палки с сухой берестой, прикрученной на концах, разбежались каждый к заранее приготовленному костру. Над холмом поднялись вверх три дыма. От смолья и трухлявых пеньков, положенных сверху на костры, пошел густой черный дым. Такой дым виден далеко.
Вел с конями тоже переплыл реку. Он не спешил, разделся на том берегу, чтобы одежду зря не мочить, и теперь спокойно одевался рядом с костром. Воины-ивичи молча, с уважением смотрели на многочисленные рубцы и шрамы, покрывавшие могучую грудь и бугристые плечи незнакомца. Сразу видно, что бывалый воин вместе с Ланой пришел.
Кун, старший из сторожевых воинов, принес из жилища большой закопченный горшок с горячим варевом из кореньев и глухариного мяса. Вел и Лана с наслаждением стали черпать его деревянными ложками воинов.
— После глухариной похлебки жареной медвежатиной угостим! — сказал Кун. — Вчера на Светлом ручье завалили. Матерый! А много ли кафов идет?
— Много, — сказала Лана. — Надо дальние роды на помощь звать.
— Уж послали, наверно. Видишь дымы ответные?
Вдали над лесами в разных местах поднимались темные струйки дыма. Это раскиданные вдоль реки селения ивичей сообщали, что сигнал замечен, что готовятся они к бою.
— Теперь кафов не долго ждать, — сказал Кун. — Увидят дымы, поймут, что заметили их, не прячась дальше пойдут, ночи не станут ждать.
— А не могут обойти они нас? — спросил Вел, всегда осмотрительный в делах боя.
— Могут. Только далеко идти надо. Теперь это им ни к чему. Здесь, напрямки, пойдут. Вот два лета назад, когда ее, — кивнул Кун на Лану, — и еще многих кафы увели, удалось им внезапно на нас напасть. Двое воинов тогда на этой горе дозор несли. Да, видно, уснули оба…
Пока Вел и Лана ели и грелись у костра, дозорные вынесли из жилища нехитрые свои пожитки, привели пасшихся на лугу коней, приготовили все к отъезду. Привязанные к деревьям кони вдруг захрапели, забились. Особенно рвались с привязи кони Ланы и Вела.
«А, вот в чем причина! — подумал Вел, увидев, что один из молодых ивичей вытащил из жилища шкуру недавно убитого медведя. — Сильно же кафские кони зверя боятся!»
С трудом успокоив своего коня, долговязый молодой ивич сложил и привязал шкуру вместо седла. А кафские кони Ланы и Вела все никак не могли успокоиться. Пришлось их Велу подальше от других коней отвести.
— Идут! Вот они! — закричал с дерева дозорный воин. — Черную грязь миновали.
— Слезай! — крикнул Кун и пояснил Велу: — Теперь скоро из леса покажутся, прямо сюда выйдут.
Ждать не долго пришлось. На той же тропе, по которой приехали Вел с Ланой, показались передовые кафские конники. Ивичи тоже сели на коней. А кафских воинов все больше и больше выходило из леса. Кун три раза по десять всадников насчитал, а потом, сбившись со счета, перестал пальцы на руках загибать.
— Поехали, что ли? Больше тут делать нечего…
Один за другим ивичи и Вел с Ланой выбрались на тропу, шедшую по сосновому бору. Вел вдыхал смолистый запах хвои, подмигивал шустрым рыженьким белкам, безбоязненно цокавшим с деревьев на проезжавших людей, радостно смотрел на такой же в точности лес, как и в его родных местах. Тропа шла по холмам, то приближаясь к блестевшей за стволами сосен реке, то вновь отходя в глубь леса.
Солнце уже миновало середину своего пути, когда выехали наконец на простор. Пологий спуск вел к ручью, пересекавшему их путь. За ручьем тропа снова пошла вверх. Здесь, на открытом месте, раскинулись уже убранные поля ивичей. За ними виднелись холмики жилищ, покрытых дерном, загоны с навесами для скота. На краю селения стояли два конных воина с копьями.
— Свои! — помахал рукой Кун.
Всадники подскакали. Один из них, вскрикнув, бросился обнимать Лану:
— Нашлась! Убежала?
— Это брат мой, Ул! — сказала Лана Велу. — Смотри ты, как вырос!
Вид родного селения опечалил ее. Сколько раз в мыслях своих стремилась на эти луга и жнитва! А увидела — и нерадостно стало. Селение как мертвое: двери жилищ-землянок настежь распахнуты, загоны для скота опустели. Все, что можно, родичи с собой унесли и угнали, спасаясь от кафов. Хорошо, что вовремя успели в Городец уйти. И все-таки тяжело смотреть на покинутое, пустое селение.
Из леса, сзади, выскочили со свистом и гиканьем кафские воины. Рассыпались по лугу и полю. Запылали стожки приготовленного на зиму сена. Маленький отряд ивичей, оставив родное селение Ланы, отступил вдоль реки. На опушке леса остановились, подпустили вырвавшихся вперед вражеских всадников, ударили по ним сразу из семи луков, потом вскачь понеслись по узкой лесной тропе к укрепленному Городцу.
Если бы не видел Вел большого каменного города на берегу моря, то, наверно, подивился бы строительному умению ивичей. Городец поставлен был на высоком, обрывистом берегу реки между двумя глубокими оврагами. За рвом, соединявшим овраги, был насыпан земляной вал, а на нем поставлен крепкий частокол из бревен. И с других трех сторон вдоль реки и оврагов тоже неприступный частокол установлен.
Через ров устроен мостик. Едва переехали по нему, воины ивичей раскидали его и заложили крепкими бревнами вход в Городец. Пусть теперь кафы попробуют сунуться. А кафские воины уже по полю перед рвом скачут, видом своим и криками хотят напугать. Все больше и больше их, все новые всадники из леса
