Лондона. В Иране считали, что подписанный 23 августа 1939 г. пакт Риббентропа — Молотова развязывает руки северному соседу, т. е. в ситуации, когда державы «оси» и страны западной демократии вступили в смертельную схватку, уже никто не помешает большевикам воплотить в жизнь свои экспансионистские планы мировой революции на Востоке. Ответные меры в отношении СССР примет Великобритания, что в конечном счете приведет к началу боевых действий между британскими войсками и Красной Армией. И, скорее всего, ареной этих боев станет территория Ирана. Именно такого варианта развития событий пытался избежать Реза-шах.
Подписание в Москве 28 сентября 1939 г. советско-германского договора о дружбе и границе вызвало в Иране новый виток обеспокоенности. Так, в телеграмме от 3 октября 1939 г. поверенного в делах США в Иране Энгерта в Госдепартамент говорилось о раздражении шаха советско-германским пактом. Его подписание требовало от иранского правительства лавирования в отношениях не только между Англией и советско-германским блоком, но и в отношениях с СССР, и с Германией. В этих условиях Реза-шах опасался открыто поддержать ту или другую сторону, так как, оценивая международную обстановку, полагал возможным вторжение СССР при поддержке Германии, если Иран примет сторону англо-французской коалиции. Не исключал он и вторжение в Иран Англии в случае присоединения Ирана к державам «оси».
Как ни мала была с точки зрения сегодняшнего дня вероятность ввода советских войск осенью 1939 г. в Иран, все же в Тегеране считались с ней вполне серьезно. На этом можно было сыграть, что и сделала германская пропаганда, инспирировав слухи о готовящемся вторжении Красной Армии в Иран. Следует сказать, что подобные слухи периодически возникали, гасли и появлялись снова. В октябре 1939 г. корреспондент ТАСС, передавая свой разговор с германским коллегой, сообщал из Тегерана: «По словам берлинского корреспондента Херста, немцы откровенно заявляют, что независимо от любого исхода войны Советский Союз окажется победителем… что по неподтвержденным сведениям СССР стремится заключить соглашение с Турцией и Ираном с целью захвата английских нефтяных источников в Мосуле и Иране. Корреспондент сообщает также о концентрации крупных советских военных сил на Кавказе»[74].
15 ноября 1939 г. сообщение на эту же тему было помещено в «Кельнише Цайтунг»: «Россия возобновила свои планы относительно Персидского залива и надеется получить выход к южным морям. Север Ирана и Тегеран находятся под русским влиянием. Известно, что бензин, потребляемый в этих районах, поступает из России. С военной точки зрения будет возобновлено положение, имевшее место в 1914 г., когда Россия содержала в Тегеране казачью бригаду»[75].
Однако с января 1940 г. германская пресса, в противовес своим прежним сообщениям, резко изменила тон своих публикаций. 4 января 1940 г. газета «Нахтаусгабе», говоря о стремлении Англии и Франции создать театр военных действий на Среднем Востоке, писала: «Чтобы оправдать военные приготовления в районе, который вообще не затрагивается европейским конфликтом, англичане и французы распространяют слухи о советской угрозе Ирану и Афганистану»[76]. На протяжении весны 1940 г. немецкие газеты воздерживались от публикации каких-либо материалов о советской угрозе Среднему Востоку.
Подобный поворот в тактике германской пропаганды объяснялся тем, что начались поставки иранского сырья в Германию через территорию СССР и в Берлине предпочли не создавать проблем в отношениях с Советским Союзом.
Внешне отношения Германии и СССР развивались вполне нормально. Более того, с весны 1940 г. усилились контакты между дипломатическими представительствами Третьего рейха и СССР в Тегеране. Сотрудники германской дипломатической миссии стали наносить регулярные визиты в советское посольство. «Благодаря гениальности товарища Сталина и Гитлера СССР и Германия взаимно понимают друг друга и в целом представляют несокрушимую силу в Европе. Английская пропаганда в Иране ставит своей целью противопоставить интересы Германии и СССР. По мнению Берлина, СССР ни в коем случае не собирается нападать на Иран. Англичане, пропагандируя идею нападения СССР на Иран, вынашивают план нападения на советский нефтеносный Баку», — убеждал М. Е. Филимонова в дружественных чувствах в ходе очередного визита Э. Эттель[77]. Однако вряд ли делал он это искренне, так как одновременно немцы продолжали вести среди иранцев пропаганду против Советского Союза, только теперь в скрытой форме.
Напряженность в советско-германских отношениях зрела изнутри, и это хорошо чувствовалось. Попытки установления более близких контактов с представителями советского посольства в Тегеране были лишь тактическим ходом нацистов. Гитлер не желал уступать ни одной позиции Сталину в Иране и по- прежнему стремился реализовать свои агрессивные планы в отношении этой страны. Сам факт того, что гитлеровцы первыми среди мирового сообщества подняли вопрос о советской угрозе Среднему Востоку, говорил об их нежелании считаться с интересами Советского Союза. Германский посланник в Тегеране Э. Эттель, полагая, что «шаху и людям из его правительства ясно, какую опасность представляет для них Советский Союз», первостепенную задачу иранской политики Третьего рейха по-прежнему видел в том, чтобы «отвести экспансионистский натиск СССР от Ирана»[78].
Ради справедливости стоит отметить, что советские руководители, встав на путь сотрудничества с нацистами, также не испытывали к ним доверия. Следуя внешнеполитическому курсу, заложенному пактом Риббентропа — Молотова, Москва ревниво следила за продолжавшимся укреплением германских позиций в Иране, осознавая опасность, исходившую от немцев советским интересам в этой стране. И. Сталин не мог не давать себе отчета в том, что торговый оборот между Ираном и СССР под влиянием германо-иранской «дружбы» сократился почти до нуля, а деятельность абвера и СД на севере Ирана объективно создавала угрозу республикам советского Закавказья.
Тем временем обстановка в Иране накалялась. Антисоветские настроения выплеснулись на улицы. Враждебные акции против советских граждан приобрели постоянный характер. Прямо на улице средь бела дня иранские полицейские избили водителя Торгпредства Козырина. Была подожжена квартира врача генконсульства Кавалерова. Полиция не приняла никаких мер по расследованию случившегося, списав все на несчастный случай.
Фанатично настроенные иранцы не брезговали ничем, нападая даже на русских женщин. Подобный случай произошел в Пехлеви, когда неизвестные лица совершили дерзкое ограбление жены вице-консула Берестова. Вопиющий случай имел место в Тегеране, когда солдаты шахиншахской армии сначала обыскали, а затем без видимых причин арестовали сотрудников советского посольства Баврина и Смирнова[79]. И это был не последний эпизод проявления «иранской дружбы».
В Иране стало преследоваться не только все советское, но и русское. Люди, которые обвинялись в связях с советскими организациями, рассматривались как агенты иностранной державы и подвергались репрессиям. Тем, кто знал русский язык, разговаривать на нем запрещалось [80]. Опубликование книги писателя из СССР рассматривалось как угроза существующему режиму; лица, читающие даже дореволюционные русские издания, считались опасными преступниками[81]. С экранов иранских кинотеатров один за одним исчезли советские киноленты.
Иностранец в Иране всегда ощущал вокруг себя внимание иранских спецслужб, а прибывший из СССР тем более. Тайная полиция («Тааминат») была любимым детищем шаха, и на содержание полицейских и огромной армии осведомителей денег не жалели. Велась неусыпная слежка как за советскими гражданами, так и за иранцами, вступавшими с ними в контакт. Перед тем как посетить Торгпредство СССР в Иране, иранцы должны были получить предварительное разрешение в полиции, указав на какое время и в какие часы необходимо зайти. Полиция стала арестовывать даже тех иранцев, которые посещали советскую больницу в Тегеране, в результате чего это лечебное учреждение потеряло клиентов и было вынуждено закрыться[82].
Внимание иранских спецслужб привлекали к себе советские граждане кавказских национальностей, прибывавшие по самым разным причинам в Иран. На каждого такого «гостя» смотрели как на коммунистического агента. Определенная доля истины в этом была, так как на Южном Кавказе, особенно в Азербайджане, среди большевиков было немало мигрантов из Ирана (азербайджанских тюрок, персов, гиляков), одержимых идеей расширения мировой революции на Иран[83] .
