Каждый призванный в Красную Армию сроком на 24 месяца будет иметь два месяца отпуска на праздники и два месяца в честь Сталинской конституции, причем возвратится домой с полным обмундированием и необходимыми вещами.
Не будет капиталистов, помещиков и купцов, крестьянские хозяйства останутся неприкосновенными.
При взимании с крестьян налога — масла и пшеницы, советская власть будет справедливо расплачиваться. За полкило масла будут выдаваться два кило сахара и пять метров мануфактуры и т. д.».
Обосновавшись в селении Сияруд, Агаев давал созданным им «исполкомам» указания о том, чтобы те «не обижали население», не брали взяток, соблюдали спокойствие и порядок, не допускали воровства, мирили враждовавших между собой крестьян, не пугали помещиков и духовенство и т. д.
Свои указания Агаев подписывал как «Представитель СССР», «Представитель Сталина», «Начальник партизанского отряда».
Оружие для «партизанского отряда» Агаев доставал путем добровольного сбора от населения, а еще чаще отбирал его у помещиков.
Иногда Агаев прибегал к довольно оригинальным, если не авантюрным, приемам. К примеру, для создания видимости наличия у него радиоприемника и непосредственной связи с СССР на стол, накрытый скатертью, он ставил телефон, проводил по стене провода, к концу которых прикреплял старую докторскую трубку и объявлял собравшимся, что принимает радиопередачи из СССР, что оттуда ему сообщают о разгроме германской армии, о том, что части Красной Армии находятся уже на подступах к Берлину. Для убедительности Агаев объявлял, что сегодня по радио будет передаваться музыка или пение и незаметно заводил находившийся у него под столом патефон.
Для воздействия на помещиков, уклонявшихся от сдачи ему оружия, Агаев сконструировал из проводов видимость электрической машины и пугал ханов пыткой электричеством.
В начале своей деятельности к Агаеву из Тебриза прибыл человек с приветственным письмом от некоего Сартиб-заде.
По словам Агаева, он не знал Сартиб-заде, отнесся к его письму с недоверием. Однако спустя две недели к Агаеву вторично явился от Сартиб-заде выдворенец из СССР некий Исмаил Мамедов, который, отрекомендовавшись представителем организации «Азади-ха» в Тебризе, убедил Агаева в недопустимости выступления его под лозунгами «Советской власти» и в необходимости выступить под лозунгами «Азади-ха», т. е. создания свободной народной власти.
Мамедов привез с собой для Агаева сведения о численности и расположении иранской полиции и жандармерии в Тебризе и разработал вместе с ним план похода и захвата полицейско-жандармских учреждений Тебриза. Полностью согласившись с установками Сартиб-заде, Агаев изменил свои просоветские лозунги и выпустил рукописные листовки с лозунгами «Азади-ха».
Затем Агаев от пропаганды перешел к конкретным действиям: с отрядом «партизан» занял селение Алямдар (в 12–15 километрах от Джульфы), арестовал начальника местной полиции, обезоружил восемь полицейских и приступил к подготовке похода на Тебриз.
Получив столь тревожные сведения, советские военные власти приняли ряд мер против своего «иранского друга». 6 января «партизанские» отряды после «разъяснительной» работы о вредности и провокационности их действий были распущены и разошлись по домам.
Арестованный начальник Алямдарской полиции был освобожден, а отобранное Агаевым оружие вернули полицейским. Сам Агаев 8 января прибыл в Тебриз. Для окончательной ликвидации последствий провокационных действий Агаева и Расулова в селениях Алямдар, Джульфа, Мандар советскими политработниками были проведены разъяснительные беседы[403].
Надо признать, что и в действиях красноармейцев имели место так называемые «перегибы». Так, в г. Ширван лейтенант Горошкин зашел в налоговую кассу, конфисковал имевшуюся там наличность, а затем раздал ее «беднякам»[404]. После того как части Красной Армии заняли г. Ардебиль, командир эскадрона капитан Близнец освободил из местной тюрьмы 400 заключенных, в том числе и уголовный элемент. Из освобожденных он организовал новую охрану, одновременно посадив в камеры ее бывших охранников — жандармов[405].
В том же Ардебиле особые отделы дивизий оперативно занялись выявлением лиц подлежащих аресту, в результате чего по городу была проведена серия арестов прогермански настроенных иранцев, так как самих немцев в Ардебиле обнаружить не удалось. Одновременно был проведен негласный учет всех владельцев радиоприемников, так как советские военные власти рассматривали их как потенциальных источников распространения разного рода враждебных слухов[406]. Безусловно, эти мероприятия не могли вызвать энтузиазма у местного населения.
Серьезная работа проводилась красноармейцами среди предводителей племени шахсеванов, которые завладели оружием, брошенным иранскими войсками во время отступления. Имелись опасения, что воинственные шахсеваны могут использовать это оружие против Красной Армии, ударив ей в тыл. Было отдано распоряжение о проведении разъяснительной работы среди шахсеванов, чтобы убедить их сдать доставшееся им оружие. Было выяснено, что количество шахсеванов, живущих в 32 кланах, составляло 40 020 человек, во владении которых находилось 21 490 верблюдов, 7967 лошадей, 595 200 овец, 50 260 голов крупного рогатого скота. Хорошо знавший предводителей шахсеванов еще по работе в органах государственной безопасности Азербайджана, М. Дж. Багиров предъявил им требование о сдаче оружия. Главы племен согласились с этим и в ответ получили приглашение приехать в Баку на встречу с руководителем советской Азербайджанской республики. Встреча вскоре состоялась, и ее результаты превзошли самые смелые ожидания: шахсеваны заявили М. Дж. Багирову, что у них вообще нет никаких связей с Ираном, тем более что часть их народа живет в Советском Азербайджане[407].
Глава 17
Реза-шах Пехлеви: к тактике «пассивного сопротивления»
Читатель может спросить — а что все это время делали в Тегеране? Неужели Реза-шах, потеряв все нити руководства армией, бросил ее и собственный народ на произвол судьбы? Неужели этот человек, ходивший всегда в военной форме и евший с солдатами из одного котелка, так легко опустил руки, сдавшись на милость победителям? На этот счет существует масса разнообразных, противоречащих друг другу версий.
Версия первая: Реза-шах с начала до завершения операции был не в себе, находился в прострации и ситуацию оценивал неадекватно. До самых последних дней операции он так и не понял того, что происходит за стенами дворца.
Версия вторая: Реза-шах, пытаясь использовать все возможные ресурсы для организации сопротивления, бросил все силы иранской армии на север, не считаясь ни с какими потерями.
Версия третья: Реза-шах думал только о личной выгоде, народ и страна были ему безразличны.
Версия четвертая: Реза-шах знал о том, что некоторые его военачальники связаны с англичанами и вряд ли иранская армия сможет сдержать наступление армий двух могущественных государств.
Версия пятая: Реза-шах стал жертвой подковерных интриг своих министров, убедивших его в том, что союзники никогда не решатся на применение силы.
Есть и другие версии и оригинальные мнения.
У неискушенного читателя, навеянного литературой эпохи «перестройки», сразу же появится соблазн провести параллели между И. Сталиным в июне 1941 г. и Реза-шахом в августе 1941 г. Сразу же отметем эти попытки. Советский вождь не был деморализован, как еще недавно утверждала «демократическая» пресса и иные литераторы. Уже с первых часов войны И. Сталин твердо держал в своих руках нити управления страной. Он принимал военачальников, хозяйственников, руководителей партии и правительства, пытаясь спасти ситуацию. Первые дни войны для И. Сталина — это нескончаемая цепь заседаний и совещаний. Да, он не сразу оценил масштаб происходящего, но нельзя говорить о том, что советский вождь сидел сложа
