И. Сталиным, Ф. Рузвельтом и У. Черчиллем во время Тегеранской конференции 1943 г., он произнес следующие пророческие слова: «Сейчас это могучие правители. Но придет время, и один из них умрет как собака, второй умрет легко и внезапно, а третий умрет в покое и богатстве, но лишенный власти…»
Сменивший Реза-шаха 23-летний сын Мохаммед Реза, принося 17 сентября 1941 г. в меджлисе присягу на верность иранской конституции, заявил в своей речи, что будет управлять страной на основании законов, принятых меджлисом. Впервые за много лет было восстановлено право меджлиса рекомендовать шаху кандидатуру на пост премьер-министра. При поступлении нового шаха на престол кабинет М. Форуги вышел в отставку и затем вновь пришел к власти в несколько измененном составе. Новое правительство в опубликованной им программе обязалось поддерживать тесные отношения с союзными странами, провести судебные, финансовые и экономические реформы, реорганизовать вооруженные силы, полицию и административный аппарат, закончить начатое строительство железных дорог, развивать национальную промышленность, сельское хозяйство, просвещение, здравоохранение и т. п. [479].
Глава 20
Красная Армия в Тегеране
Истории было суждено, что в день, когда Реза-шах покинул столицу, в Тегеран вступили советские войска.
Переброска советских войск в Тегеран были осуществлена двумя способами. Моторизованный отряд 39-й кавалерийской дивизии под командованием капитана Аршинова и бойцы одного горнострелкового полка 68-й дивизии были переброшены к иранской столице по железной дороге. В течение ночи 17 сентября железнодорожный эшелон достиг ближайшей к Тегерану станции и разгрузился там. А в 10 часов утра отряд 53-й ОСАА вступил в столицу. Ровно в 15 часов туда же вошла механизированная группа 24-й кавалерийской дивизии Закавказского военного округа в составе 54-го механизированного полка, 24-го танкового полка и бронеэскадрона.
Как встречали жители Тегерана красноармейцев? В одной из книг мы находим описание этого события: «В четверг, семнадцатого сентября, когда советские войска вступили в Тегеран, улицы были переполнены народом. Тысячи людей встречали советских бойцов и командиров рукоплесканиями и восторженными приветствиями. Стройные ряды советских воинов, двигавшихся по широкой Кереджской дороге, их строгая выправка, бодрый вид, загорелые вдумчивые лица олицетворяли собой мощь и духовную силу представляемой ими советской страны.
В город входила не обычная армия. Эта армия несла народу весть о новом мире, новой жизни, которая до сих пор казалась миллионам трудящихся людей прекрасной, но далекой, неосуществимой мечтой.
Поэтому весь трудовой люд следил за могучим маршем этой армии. Десятки тысяч людей толпились на тротуарах, на балконах и крышах домов, взбирались на стены, на столбы, чтобы вдоволь налюбоваться армией свободной страны, поглядеть в лица советских воинов, в которых труженики столицы узнавали своих далеких, но родных братьев.
— Зиндебад эртеши сорх! Да здравствует Красная Армия! Ур-ра! — раздавались со всех сторон радостные крики.
Кто-то, вырвавшись вперед, осыпал проходивших воинов цветами» [480].
На следующий день (18 сентября) в газете «Правда» появилось краткое сообщение ТАСС: «Сегодня советские войска вступили в Тегеран». И больше никаких комментариев.
В этот же день в Тегеран вступили англичане. И предъявили свои претензии: почему советские войска оказались в Тегеране раньше обусловленного времени? Красные командиры объяснили это энтузиазмом личного состава. Послушаем М. И. Казакова: «Я рассуждал по-солдатски: прибыли раньше срока — и молодцы. За всю мою многолетнюю военную службу мне никак не удается вспомнить хотя бы один такой случай, когда старший начальник проявил бы недовольство досрочным выполнением его приказа»[481].
«Иранское правительство очень медленно действовало в выполнении взятых на себя обязательств по выселению немцев и их агентуры из Ирана. Это привело нас к убеждению, что иранское правительство действует недостаточно искренне», — разъяснил М. Форуги причины ввода войск советский посол[482]. Вряд ли эти слова удовлетворили премьер-министра. Но и занимать принципиальную позицию в сложившейся ситуации было по меньшей мере неблагоразумно. М. Форуги оставалось только просить, что он и сделал, в очередной раз призвав к милости союзников. «Однако я Вас прошу, — если Вы собираетесь еще что-либо предпринять против нас, то прошу Вас делать это не помимо нас, а вместе с нами», — с этими словами обратился М. Форуги к A. A. Смирнову[483].
Что увидели красноармейцы в Тегеране? Тогда это был типично восточный город: улицы как всегда полны праздными людьми, на них прогуливаются нарядные красивые женщины, а между ними бродят оборванные нищие. Со всех сторон торговцы различными восточными сладостями. Но лучше всего Тегеран характеризовала его архитектура. Наряду со старыми обветшалыми зданиями можно было увидеть трехэтажные особняки. Если север говорил уже о какой-то цивилизации, то на юге города царило средневековье. Рабочие и городская беднота жили в ужасных условиях. Значительная часть их ютилась даже не в глиняных лачугах, а в вырытых в земле крытых ямах, в страшных антисанитарных условиях. Такая картина предстала перед глазами солдат и офицеров Красной Армии. Одним словом — город контрастов. И самая большая проблема Тегерана — отсутствие чистой воды. Большинство населения было вынуждено пользоваться грязной арычной водой, пускаемой раз в две-три недели по арыкам, которые служили местом свалки мусора и нечистот.
Но не проблема водоснабжения беспокоила тогда советское командование, а деятельность прогерманских и союзных Германии сил. Поэтому столь оперативно, в течение двух дней из Ирана были высланы дипломатические миссии Германии, ее союзников и сателлитов: Италии, Румынии, Венгрии и Болгарии. Накануне своего отъезда из страны германские дипломаты, рассчитываясь за аренду квартир, заплатили хозяевам за две-три недели вперед. При этом они намекали иранцам на свое скорое возвращение, говоря при этом: «кто останется верен нам, поощрим, а кто предаст, накажем»[484]. Эти слова иранцы передавали из уст в уста, и надо сказать, что на многих такая пропаганда действовала. В иранском обществе еще была сильна вера в непобедимость германского фашизма.
Д. С. Комиссаров, выполнявший в те дни обязанности пресс-атташе советского посольства в Иране[485], следующим образом характеризовал сложившуюся обстановку: «Неслучайно газеты не сообщали о том, что иранское правительство порвало дипломатические отношения с фашистскими государствами. До сих пор в устной форме руководящие работники Ирана сожалеют, что им пришлось попросить из Ирана немцев. Все это является свидетельством того, что иранское правительство даже после того, когда наши и английские войска вошли в Тегеран, продолжает по мере возможности лавировать между СССР, Англией и Германией»[486].
Следует сказать, что во время операции по удалению из Ирана немецких дипломатов произошло несколько неприятных инцидентов. Если верить иранской стороне, то в пути красноармейцы отделили от колонны сопровождавших ее иранских чиновников[487], а по прибытии в Тебриз не разрешили им следовать дальше до ирано-турецкой границы и заставили вернуться в Тегеран. Шведская дипломатическая миссия, взявшая под свою защиту интересы Германии и Болгарии, даже заявила протест по поводу того, что германские дипломаты вместе с женщинами и детьми были остановлены на ирано-турецкой границе, где советские служащие отобрали у них все принадлежащее им имущество[488].
По данным же посольства СССР в Тегеране, советские военные власти не только не чинили какие- либо препятствия иранским чиновникам, но и всячески стремились облегчить им путь следования,
