«Нажим Англии и России на Иран, грубое нарушение ими суверенитета Ирана дает нам полное право провести репрессии против англичан на острове Джерси», — заявил он[451] . Одновременно прозвучали угрозы репрессировать 194 советских граждан, находившихся в Германии[452].
Конечно, этот демарш не оказал никакого воздействия на союзников. Добившись своих целей, их мало интересовала жизнь островитян, а тем более судьба двух сотен советских граждан, превратившихся в заложников войны. Более того, предъявив 6 сентября новые ноты иранскому правительству, они поставили перед ним еще более жесткие условия. Кроме удаления из страны германских подданных, не имевших дипломатические ранги, они потребовали закрытия германской дипломатической миссии и дипломатических представительств союзников и сателлитов Третьего рейха — Италии, Венгрии и Румынии.
Советская нота гласила: «[…] Для того, чтобы облегчить иранскому правительству решение вопросов, советские и британские войска воздержались от занятия Тегерана. Миссии держав „оси“ истолковали этот великодушный акт как признак слабости и воспользовались этим случаем для того, чтобы поставить иранское правительство в затруднительное положение, дискредитировать СССР и Англию и развернуть свою пропаганду как в Иране, так и через радиостанцию из Германии и Италии.
В связи с этим советское правительство вынуждено настаивать перед иранским правительством на необходимости высылки германской миссии, а также миссий, стоящих перед германским контролем, а именно — итальянской, венгерской, румынской. До окончательной высылки вышеуказанных миссий из пределов Ирана иранское правительство должно запретить им всякую курьерскую и шифрованную связь, пользоваться радиопередатчиками и установить строгий контроль над лицами, посещающими эти миссии, и их подозрительной деятельностью (так в документе. —
Что касается германской колонии в Иране, то таковая должна быть передана в руки советских и британских властей с учетом особых случаев, которые могут быть определены советским и британским посольством в Тегеране…
Советское правительство согласно с тем, что запрещение въезда немцев в Иран относится только к периоду, в течение которого существуют враждебные действия с Германией.
При осуществлении транзита через Иран советских грузов и военных материалов будет учтена необходимость, чтобы внутренний товарооборот Ирана не был нарушен[…]
Советское правительство, после минования необходимости пребывания частей Красной Армии на территории Ирана, готово будет рассмотреть вопрос о возвращении вооружения иранской армии, которое до тех пор будет находиться на хранении у советских войск.
Что касается компенсации убытков, причиненных военными действиями и бомбардировками, то эта просьба не может быть удовлетворена, так как военные действия происходили лишь постольку, поскольку иранская армия оказала сопротивление нашим войскам»[453].
7 сентября торжественное событие произошло в Казвине. Состоялась встреча английских и советских войск. Конечно, по своим масштабам и исторической значимости она не может стоять рядом со встречей на Эльбе, но для 1941 г. это было уникальное событие. Советские солдаты попали в объятие британских. Еще несколько месяцев назад об этом нельзя было даже мечтать. Британцев представлял командующий английскими бронетанковыми войсками в Иране бригадный генерал Эльзебург, которого сопровождала группа офицеров. В честь их приезда командир танкового соединения советских войск полковник Синенко и полковой комиссар Шухардин дали ужин[454].
8 сентября 1941 г. Англия, СССР и Иран заключили соглашение, определившее дислокацию советских и английских войск на иранской территории. Согласно договоренности, части Красной Армии дислоцировались к северу от линии Ушну — Миандоаб — Зенджан — Казвин — Кередж — Хорремабад — Шахруд и в районе города Мешхеда, а английские — к югу и западу от линии Ханакин — Керманшах — Рам — Бендер-Дилам. На остальной территории расположились иранские войска, «…иранское правительство сожалеет, что правительства СССР и Англии не пожелали принять даже такого небольшого требования иранского правительства, как исключение из линии, определенной в своей первой ноте, городов Семнана, Шахруда, Казвина, Хорремабада и Дизфуля, хотя, по мнению иранского правительства, мотивов для отказа в этом требовании не было»[455], — с сожалением отмечался в иранской ноте факт очередной уступки союзникам.
8 сентября союзники также представили шахскому правительству список немцев, которых требовалось интернировать, а затем переправить в СССР[456].
В этот же день посол Ирана в Москве М. Саед, пытаясь смягчить ситуацию, поднял вопрос о заключении тройственного союза, заявив, что «если бы советское и английское правительства совместно предложили бы иранскому правительству заключить союз, то оно (иранское правительство) приняло бы такое предложение».
Англичане живо отреагировали на эти слова. «Поскольку иранская армия может представлять некоторую ценность, то было бы весьма целесообразным, если бы она находилась на стороне СССР и Англии и действовала против Германии. Заключение подобного союза оказало бы большое влияние на магометанское население Ближнего Востока, на Афганистан и на Турцию», — высказал точку зрения британцев на этот вопрос С. Криппс. Советская сторона воздержалась от комментариев. В. М. Молотов отказался сообщить мнение своего правительства, сославшись на то, что «поднятый вопрос совершенно новый и требует подробного изучения»[457].
Официальная реакция была несколько иной. Сделав вид, что не заметили иранских инициатив, союзники продолжали нагнетать страсти. 9 сентября, выступая в парламенте, У. Черчилль подтвердил требования союзников и заявил: «Мы настаиваем на передаче в наши руки всех немцев и итальянцев, проживающих в Иране, и закрытии враждебных миссий»[458]. В этот же день для немедленного интернирования подданных стран «оси» была создана специальная комиссия из дипломатических представителей СССР, Великобритании и Ирана[459] .
В этой ситуации иранская дипломатия сделала опрометчивый шаг, дав повод И. Сталину и У. Черчиллю обвинить Иран в несоблюдении договоренностей. Дело в том, что 10 сентября 1941 г. в рупоре шахской политики — официозе «Эттелаат» появилась передовая статья под вызывающим заголовком «Скорбь населения», в которой было заявлено: «К сожалению, на сегодняшний день наше правительство было вынуждено закрыть германское, итальянское, румынское, венгерское посольства в Иране. Однако наши посольства в столицах соответствующих стран останутся работать по-прежнему и политические взаимоотношения между нами и этими странами также сохранятся»[460] .
Позже выяснилось, статья была написана по личному указанию Реза-шаха. «[…] члены правительства ничего не могли предпринять для того, чтобы воспрепятствовать ее опубликованию. Если бы кто-либо попытался сделать, то он был бы немедленно посажен в тюрьму», — пытался оправдаться перед советским послом М. Форуги[461].
Уже на следующий день (11 сентября), выполняя указания премьер-министра, «Эттелаат» поместила заметку, в которой говорилось о необходимости «установить более тесное сотрудничество с британским и советским правительствами»[462]. Вечером этого же дня тегеранское радио передало опровержение на статью «Скорбь населения», указав, что она была опубликована без ведома правительства. Более того, с целью умиротворить союзников было принято решение закрыть на пять дней «Эттелаат»[463]. Никаких разъяснений при этом не давалось, но и так было понятно, что газета наказана за публикацию статьи прогерманского содержания.
Однако эти решения уже не могли повлиять на Англию и СССР. Они только усилили давление на иранское правительство. 12 сентября ими было заявлено, что дальнейшая задержка отправки германских подданных может привести к «самым серьезным последствиям»[464]. 15 сентября командиры частей Красной Армии, дислоцировавшиеся в северных областях Ирана, получили новые указания. 53-й ОСАА предписывалось 17 сентября выдвинуться на юго-восточную окраину Тегерана. Непосредственно в Тегеран должны были вступить войска Закавказского военного округа и одна английская бригада. Вступление было назначено на 15 часов 17 сентября.
Установить контроль над Тегераном было крайне важно: он был своего рода ключом ко всей иранской системе. Как город, где находилось правительство, как важный промышленный район, как центр с
