курилась куча развалин.
Глава XIII
На мельнице
Когда старый мельник сказал Антону, что его господин будет жив, тот в порыве благодарности поцеловал старика в плечо. С ранних лет он не расставался со своим господином ни на шаг.
Старик искусно обмыл и перевязал страшную рану, но она действительно не была смертельна: острая сабля рассекла грудь, но не пробила кости.
Князь Теряев лежал на постели, весь горя в огневице[22]. Страшные образы преследовали его, и он метался и стонал всю ночь. Утомленный Антон наутро заснул, и в светелку неслышно скользнула Анюта, внучка мельника. Она наклонилась над страдающим князем и впилась в него влюбленным взором. Никогда она не видела еще такого красавца; ее восторженный ум не раз создавал пленительные грезы, и ей теперь казалось, не настал ли миг их осуществления.
Князь пошевелился под ее пристальным взглядом. Анюта отшатнулась. Князь открыл глаза, устремил на нее мутный взор и слабо сказал:
— Пить!
Анюта поспешно поднесла к его губам деревянный ковш с малиновым настоем. Князь опять забылся.
Антон проснулся и изумленно взглянул на девушку. Она вспыхнула от смущения и тихо сказала:
— Дяденька, ты устал. Дозволь мне посидеть у больного. Я от дедушки много знаю, как, когда и что нужно.
Антон ласково взглянул на нее и ответил:
— Спасибо, красавица! Как отказаться от помощи, если тебе дед позволит?
— Он уже позволил мне!
Пришел дед сменить перевязку, и девушка искусно помогла ему в этой тяжелой работе. Раненый стонал от боли, но Анюта клала ему на лоб свою руку, и он стихал.
Антон, дежуря подле своего господина ночью, уступал свою смену на весь день Анюте. При таком уходе и искусном лечении деда-мельника да богатырском здоровье князь Теряев стал быстро поправляться.
На третий день Анюта первая уловила его осмысленный взгляд, устремленный на нее с удивлением и восторгом. Она вспыхнула, улыбнулась и ласково заговорила, увидев, что его губы шевелятся для вопроса:
— Постой! Помолчи! Мой дед не велел тебе разговаривать, если ты очнешься. Я тебе все скажу. Видишь, тебя ранили, и твой слуга Антон привез тебя к нам. Мой дед — мельник и знахарь; он вылечит тебя, а я с Антоном сидим подле тебя. Тебе лучше? Хорошо?
Князь со слабой улыбкой кивнул ей и тревожно оглядел светелку.
— Тебе Антона? — догадалась девушка, вставая.
Князь опять улыбнулся.
Сияя радостью, девушка сбежала вниз и привела Антона. Увидев своего господина в сознании, Антон опустился подле него на колени и горячо поцеловал его руку.
С этого дня князь поправлялся не по дням, а по часам. Спустя неделю он уже сидел в своей постели и слушал рассказ Антона о засаде и нападении.
— Да, помню, помню, — говорил он, кивая головою. — А зачем мы поехали?
— За княжной Ольгой! — ответил Антон.
— Ах! — Князь вспомнил все и лишился сознания.
Столь же скорбным, но не столь громким стоном ответила ему Анюта из своего уголка. Он ехал за какой-то княжной и сам он — князь. Эта Ольга, верно, его невеста. Ах, глупая, глупая! Разве могла она, Мельникова внучка, хоть одну ночь мечтать о князе! Она закрыла лицо рукавом и вышла из комнаты.
На другой день князь позвал Антона.
— Ты говоришь по-польски? — спросил он.
— Умею.
— Конь есть?
— Есть.
— Казна?
— Всю уберегли!
Князь вздохнул с облегчением. Его глаза засветились.
— Скачи в стан короля, под Смоленском, — сказал он, — притворись поляком сапежинцем. Узнай все об этом Ходзевиче — и назад.
— Но ты, князь?..
— Я здоров. Эта девушка, — князь указал на Анюту, — побудет подле меня. Я ей жениха найду, — улыбнулся он.
Анюта вдруг порывисто подошла к нему и сказала с волнением:
— За ласковое слово служить буду.
— Слышишь? — засмеялся князь, обращаясь к Антону. — Так ступай! Возьми казны с собой. Деньги всегда помогут.
Антон вышел и спустя два часа уже ехал по дороге к Смоленску.
Князь Теряев остался один. Вечером к нему заходил старик мельник и говорил про старое житье и про нынешнее окаянство. Он хорошо помнил последние годы царствования Грозного и видел у себя на мельнице страшных опричников, но теперешнее время казалось ему страшнее.
— Не было тогда такого сорому по земле, — сказал он, — не поганили церквей наших, да и разорения не было! Николи не лилось столько крови! И опять безначалие: живешь и не знаешь, кто у тебя царь. Слышь, король Жигимонт{26} — в цари к нам норовит?
— Не знаю, дедушка, — ответил князь. — Расскажи мне лучше про старое житье.
Старик вздохнул и начал свой рассказ.
Издавна велся он — от царя Василия, со дней покорения Казани. Тихо и мирно протекала его жизнь все здесь, на мельнице. Случалось, заезжали к нему и ратные, и именитые люди, с пути или с охоты больше. Был у него и сын, отец этой Анюты, да убит был в ратном деле против Гришки Отрепьева в царствование Годунова.
— А может, и царь он был? — закончил старик. — Кто его знает? Вот теперь в Калуге сидит. Говорят — он. Марина, его жена, быдто сорокой из дворца улетела, а его схоронили от Шуйского.
— «Вор» на Калуге сидит, польский приспешник! — с гневом в голосе возразил князь.
— А может, и «вор», — согласился старик. — Нынче у нас царей много… всякие!
Днем, до прихода старика, сидела с князем Анюта. Она мало говорила, но яснее слов были ее серые глаза и вспыхивавшее, как зарница, личико. Князь с лаской смотрел на нее и любил расспрашивать о ее девичьих думах. Но она берегла их от него.
Время для князя шло незаметно, его здоровье восстановилось, и он уже выходил на крылечко и сидел на нем, греясь на солнышке. Но по мере того как возвращалось его здоровье, мысли сильнее овладевали его умом и мучили его несказанной болью. Он видел Ольгу в объятиях поляка и терзался.
Между тем Антона все не было. Князь сгорал нетерпением и нередко с тоской восклицал:
— Скоро ли?
Слыша этот стон, Анюта вздрагивала, бледнела и прижимала руки к замиравшему сердцу. Ах, что с нею будет, когда уедет ее князь? И она однажды спросила князя:
— Ты уедешь и не вернешься больше?
В ее голосе было столько страдания, что он пожалел ее и ласково ответил:
— Нет, я еду искать девушку. Когда найду ее, вернусь за тобой, Анюта!
Девушка вспыхнула, и ее глаза засияли.
