ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
КРАСНЫЙ БАРОН
Приходил в себя Максим долго. Коньяк сменился горячим чаем. Затем опять последовал коньяк. Долгов смотрел на стучавший по зубам стакан и, хлопая Максима по плечу, говорил:
— Ничего, это пройдёт. Это у тебя шок. Такое бывает. Знаешь, я видел одного матроса, за которым погнался белый медведь. Медведя спугнули, и матрос убежал. Но убегая, он так кричал, что вывихнул челюсть. Ты не поверишь, как может человек распахнуть собственный рот! Другие моряки его на телефоны снимали, потом ему показывали. Уже после он смеялся, а тогда, чтобы вынуть из его пальцев автомат — он тогда часовым на складах стоял, — ему в руки делали расслабляющие уколы. Интересно, что стрелять в медведя ему даже в голову не пришло. Так то медведь! А тут — подумаешь, какой-то Дрожин. Хлебни ещё, Макс. Вот и хорошо. А теперь лимончик.
Долгов заботливо вложил в рот Максима жёлтую дольку и улыбнулся:
— Ты молодец. Ведь доказано, что часто при расстреле у жертвы останавливается сердце ещё до того, как сделают выстрел.
Максим поперхнулся и с видом побитой собаки признательно улыбнулся в ответ:
— Я в порядке.
— Это хорошо, что в порядке, Максим. А то времени у нас нет. Пора отсюда делать ноги. К нам сам Берия с компанией едет. Послезавтра приедут. Так что завтра нас с тобой здесь уже быть не должно.
— А как мы? — спросил Максим, всем своим видом стараясь показать, что он вполне с собой справился.
— Есть одна мысль. Сегодня ночью передадим нашим на лодку, чтобы ждали где-нибудь у восточного побережья Кольского полуострова. Посёлка Поной, наверное, ещё нет, но наши поймут, где им нужно быть. А я у начальника разведки выпрошу самолёт. Александр Иванович — мужик неплохой, и я с ним в хороших отношениях, так что, думаю, поможет. Я в заливе видел гидросамолёты. Объясню, что нас в оперативных целях нужно забросить к оленеводам. Потом пообещаю рассказать. Он любопытный, думаю, клюнет.
Видя, что Максим уже окончательно оправился, Долгов спрятал бутылку в сейф. Встряхнув фуражку и поправив портупею, он бросил виноватый взгляд на Максима и сказал:
— Тут такое дело. Ты посиди ещё в камере до вечера, а то мне в порт по службе надо.
— Толик, возьми меня с собой! — встрепенулся Максим.
— Ну ты чего, Макс? Нет уже Дрожина! Посуди сам, ну как я тебя возьму? В порту на английский крейсер будут золото грузить, которым мы с союзниками за ленд-лиз расплачиваемся. За этим процессом обязательно должна следить госбезопасность. Я недолго. Покажусь и назад.
Но Максим скорчил такую гримасу, что Долгов в сердцах махнул рукой и решительно произнёс:
— Ай! Чего уж там! Всё равно будем удирать. Только тебя нужно переодеть, а то ненароком точно пристрелят.
Они ехали по улицам Мурманска и пытались угадать, где они сейчас находятся.
— Смотри, — шепнул Долгов, так чтобы их не услышал эстонец, — этот дом сохранился до нашего времени. Я его помню.
Максим соглашаясь, кивнул, хотя ничего припомнить не смог. Но решил, что старпом лучше знает город. И тот, который в будущем, и этот, фронтовой. Машина свернула на широкую, с засыпанными гравием свежими воронками, дорогу, ведущую в порт. Внизу открылась панорама залива, густо заставленного кораблями всех мастей и размеров. Долгов указал пальцем на двухэтажное деревянное здание и хлопнул Максима по плечу. Спохватившись, он взглянул в затылок сидевшему за рулём эстонцу и, ещё раз указав на почерневший от близкого пожара дом, шепнул:
— Узнал?
Максим отрицательно покачал головой.
— Ну как же! Сзади нас площадь, а это… Ну, подумай.
Максим и с подсказкой не смог узнать данное место. Долгов не выдержал и, постучав Велло по спине, приказал:
— Стой! Мы дальше пойдём пешком!
Эстонец удивлённо оглянулся и нажал на тормоз. Долгов вытащил Максима из машины и, стащив с насыпи, спросил:
— Ну, теперь узнал?
Впереди путь им пересекали рельсы, и Максим неуверенно предположил:
— Вокзал, что ли?
— Ну, наконец-то! Вот здесь, где мы стоим, в наше время будет ювелирный магазин. А вон там — стоянка такси.
Он оглянулся на бредущего за ними на почтительном расстоянии и удивлённо на них таращившегося старшину и дёрнул Максима в сторону.
— Пошли.
Максим шепнул:
— Мы у него вызываем подозрение.
— Да и чёрт с ним. Всё равно скоро исчезнем. Ты лучше взгляни сюда. Вот здесь будет мост через рельсы. Узнаёшь?
— Нет. Я Мурманск плохо знаю.
Долгов восторженно посмотрел по сторонам и начал рассказывать:
— А у меня с ним многое связанно. Я ведь пораньше тебя на север приехал. Ещё до того, как Горбачёв нас объявил дармоедами. У меня и жена из Мурманска. Так я запросто ей на восьмое марта в Москву за цветами летал. Билет стоил девятнадцать рублей, а получали за шестьсот. Да, было время. И уважение, и деньги не считали. Помню, мы с друзьями, молодые лейтенанты, впервые отпросились из гарнизона в город. И, как водится, опоздали на последний автобус. Пошли на стоянку такси, а там очередь аж за вокзал. Но таксисты — народ прожжённый, увидели моряков и сразу, мимо всех, к нам. Что им народ в очереди? По городу максимум рубль срубишь, а к нам в гарнизон доехать стоило двадцать пять. Какой тут бедлам начался! Люди кричат, что это наглость и произвол военных! Таксисты нас на части рвут! А мы стоим, как пришибленные, ничего понять не можем.
— Ну и как? Поехали?
— Красиво поехали. Чтобы помирить таксистов, взяли две машины. Так, с эскортом, в гарнизон и приехали — сами в первой машине сидели, а задняя везла наши фуражки.
Максим улыбнулся. Долгов напомнил ему его друга, Артёма Петрова. Такой фривольный поступок очень напоминал размашистые загулы доктора. Хотя, по меркам Артёма, такая езда была бы скорее пуританской забавой. Потому что Максим был уверен: его друг вместо фуражек набил бы вторую машину легкомысленными девицами. Да ещё, как ему это часто удавалось, умудрился бы провезти их в гарнизон, к ужасу дежурной по общежитию Клавдии Ивановны и радости друзей Артёма.
Они перелезли через выкорчеванные из земли шпалы и оказались в порту. Всё чаще по дороге попадались английские и американские моряки в белых матросских шапочках. С опаской поглядывая на синюю фуражку Долгова, они торопились уйти с дороги. В советских знаках различия англичане путались, но осторожность при встрече с синими фуражками нквдшников переняли у русских. Толик шагал широко, перепрыгивая через попадавшиеся на пути брёвна. На шаг позади еле поспевал Максим. А за ними, на расстоянии десяти шагов, шел старшина и пытался расслышать хотя бы обрывки разговора старшего лейтенанта и Горбуна. Долгов остановился и, вытянув шею, попытался рассмотреть мачты английского крейсера. Вдруг рядом раздался противный скрежет, и перед ними прошла четвёрка оленей, тащившая по траве волокушу к стоявшему у причала эсминцу. На волокуше лежала торпеда, для устойчивости подпёртая деревянными чурбанами. А верхом на торпеде сидел молодой лопарь в национальной одежде из шкур и, не обращая ни на кого внимания, мычал замысловатую песню на родном языке. Максим с Толиком проводили его взглядом и уже хотели идти дальше, как вдруг волокуша остановилась. Лопарь спрыгнул и, вытянув в их сторону руку, тонким детским голосом радостно закричал:
