как-нибудь в следующий раз?
…Андрей не спеша вошел в подъезд своего дома и без особых надежд получения письма направился к почтовому ящику. Уже почти месяц прошел с того дня, как Галя с матерью уехала на другой конец света. Вернувшись с Алтая, Лавров, едва войдя в подъезд, первым делом ринулся проверять почту. И хотя заранее было ясно, что в ящике, скорее всего, пока что никаких писем нет, лицезрение одних лишь рекламных листовок и буклетов его больно укололо. И во все последующие дни, даже в самый поздний час вернувшись домой, он спешил к почтовому ящику.
Был случай, потеряв терпение, Андрей решил созвониться с Галей по сотовому. Найдя нужные коды вхождения в канадскую сотовую связь, он с замиранием сердца набрал нижегородский Галин номер. К его удивлению, после череды долгих гудков он вдруг услышал голос своей любимой женщины:
– Алло, кто это? Алло, я не слышу! Кто это? Андрей, это ты? Ну что же ты молчишь? Скажи хоть слово!..
И напрасно Лавров, надрывая связки, пытался докричаться до супруги. «Сверхнадежная техника двадцать первого века» так и не донесла до Канады его голос, так и не позволила сказать ему то главное, что рвалось из души. А потом, не прошло и минуты, что-то щелкнуло и раздались короткие гудки. Проверив счет, Андрей с удивлением обнаружил, что от положенных вчера трёхсот рублей не осталось почти ничего. Денег ему было не жалко. Он пожертвовал бы и гораздо большим. Но в этой неудачной попытке связаться с Галиной Лавров увидел своего рода знак судьбы. Поэтому больше звонить не стал.
Не глядя, он открыл ящик и… Его рука ощутила плотный прямоугольник конверта! Андрей сразу же узнал ровный, аккуратный почерк Гали. Нетерпеливо вскрыв конверт, он, волнуясь, забегал глазами по строчкам.
«Здравствуй, мой любимый! Как же я по тебе соскучилась! Я знаю – это ты мне сегодня звонил. И хотя я не услышала ни слова, мне все равно стало немного легче, как будто кто-то передал от тебя привет. Мама с тетей меня уговаривают тебя забыть и пилят, чтобы не вздумала садиться за письмо. Но я все равно решила немедленно тебе написать. К сожалению, все эти дни пришлось оформлять кучу документов, обустраиваться. Поэтому было не до писем. Теперь хоть смогла отдышаться. Чувствую себя нормально. Наш сын растет. По характеру – весь в папу. Неугомонный, деятельный – уже сейчас рвется на свободу…»
Дойдя до этого места, Лавров вдруг почувствовал, как отчего-то вдруг стало тесно в груди, а глаза защипало. Торопливо оглядевшись – не видит ли кто? – он поспешил к себе домой. Дочитав письмо, Андрей поставил на плиту подогреваться чайник и собрался сесть за ответ. В этот момент в дверь кто-то позвонил. Выглянув, он увидел соседа по площадке.
– Телик включи! – скороговоркой выпалил тот. – В новостях сейчас про Алтай будут показывать – анонс недавно был.
Включив телевизор, Лавров увидел дикторшу, которая рассказывала об итогах экспедиции академика Дёмина. Появившийся в кадре Пётр Михайлович сдержанно рассказал о поездке и сделанных находках, особо отметив некоторые драматические моменты, возникшие вследствие действий каких-то криминальных структур. Поскольку миссия спецназовцев для Минобороны была негласной, академик лишь вскользь упомянул о людях, которые, не жалея себя, позволили избежать каких-либо жертв.
Затем дикторша сообщила, что по запросу соседнего государства российские спасатели обследовали участок гор у места впадения реки Араскан в Аккем, где нашли под селевыми массами около десятка трупов молодых мужчин, которые были заявлены как участники экспедиции некоего «культурно-этнографического общества». Спасателей поразило обилие огнестрельного оружия, которое имелось у «этнографов». К расследованию подключились ФСБ и МВД России…
Вместо эпилога
Человек с властным лицом дальневосточного этнотипа, одетый в богатый шелковый халат, каковые в былые времена имели право носить только богдыханы, сидел, поджав ноги, в кресле, больше напоминающем царский трон. Просторное помещение, где восседал этот сюнашян (господин), своим немыслимо роскошным убранством тоже мало чем отличалось от покоев императора восточной державы. Напротив него в традиционно склонившихся позах стояли несколько человек, часть из которых была одета в современную одежду.
– Рассказывай, Фа Гун Чши, как могло случиться, что наши чан-ши, наши лучшие бойцы, не выполнили моего повеления и русские смогли дойти до Ташян, Великой горы? – неспешно, словно выкладывая из слов, подобных тяжким камням, дорожку к месту казни, проронил сидящий на троне.
– О, великий! – Фа Гун Чши ткнулся лбом в пол. – Я думаю, это стало следствием измены!
– И кто же, по-твоему, посмел меня предать? – все так же ровно, не повышая голоса, спросил повелитель.
Но все, кто находился рядом, расслышали в его голосе столь свирепые нотки, что, испытав приступ ужаса, тоже поспешно уткнулись лбами в пол. Всякий мечтал только об одном – чтобы Фа Гун Чши назвал кого угодно, только не его.
– О, великий! Как мне стало известно, изменниками стали Му Лао Цан и Чжу Бао Ху! – произнес тот, оторвав лоб от пола и осмелившись взглянуть в сторону повелителя. – Му Лао Цан провалил первый этап операции по нейтрализации русских. А Чжу Бао Ху, внедренный к русским, скорее всего, проболтался о засаде у берегов Аккема, когда русские еще только шли в сторону Ташян. Иначе как объяснить гибель всех наших чан-ши, тогда как русские не пострадали вообще?
– Да, да, великий! Он говорит правду! – загалдели все прочие, обрадованные тем, что ни один из них в числе изменников назван не был.
– Где они сейчас, эти двое мерзавцев? – Повелитель впервые за все время аудиенции поднял брови, что считалось выражением сильнейшего гнева.
– Скрываются где-то на землях, захваченных у нас северными варварами. Я уже распорядился, чтобы их немедленно разыскали и доставили сюда, – вновь пригнувшись к полу, доложил Фа Гун Чши.
– На розыски даю срок пять дней. Не найдете их – казню всех вас! – отчеканил повелитель. – Вон отсюда!
Униженно кланяясь, прислужники двинулись к выходу с выражением смирения и покорности на лице. Хотя если бы повелитель мог читать мысли, он мог бы узнать о себе много интересного. Многие из его прислужников доподлинно точно знали, что глава крупнейшего клана Триад происходит вовсе не из царского рода богдыханов династии Фунь, а из простых глиномесов. Отец всевластного повелителя в годы «культурной революции» сумел «попасть в струю» и, заслужив доверие партбоссов, уверенно пошел по восходящей. Впрочем, когда «революция» закончилась, экс-глиномеса репрессировали как злостного то ли перегибщика, то ли недогибщика партийной линии.
Один из сыновей глиномеса, с детства отличавшийся склонностью к «экспроприации» чужого имущества, однажды попал в тюрьму, где и познакомился с людьми, имеющими отношение к организованной преступности. Парень оказался настолько способным, что очень скоро стал возглавлять одно из «звеньев» криминального сообщества. За полтора десятилетия дойдя до вершины власти, новоиспеченный Великий Дракон, весьма склонный к мистике и историцизму, стал неким подобием древних богдыханов, окружив себя роскошью и присвоив право казнить и миловать кого угодно по своему усмотрению.
Оставшись в тронном зале один, повелитель трижды хлопнул в ладоши. Перед ним с низким поклоном тут же появился самый преданный из слуг.
– Нашел ли ты этого тибетца? – хмуро поинтересовался повелитель.
– Да, великий! Он ждет ваших повелений! – снова поклонился тот.
– Зови его сюда! – надменно приказал повелитель.
Менее чем через минуту перед ним появился человек в островерхой кожаной шапочке, отороченной мехом. На тибетце был уже довольно ветхий стеганый халат. На его поясе висели какие-то полотняные мешочки. Тибетец, как и слуга, низко поклонился и остался сидеть, потупив взор.
