четвертый день я прекратил свои попытки, потому что в тот вечер тело было похищено. Думаю, что вдова тайно перевезла тело генерала в Киев и похоронила там. Страшным был конец последнего главнокомандующего России. И это было только начало.
С СЕКРЕТНЫМ ЗАДАНИЕМ В ПЕТРОГРАД
Все разрушено. Все усилия командования войсками тщетны. Ходят слухи, что генерал Алексеев Михаил Васильевич собирает последние силы старого режима против красных, поэтому я отдаю себя в его распоряжение. Но и он бессилен. Мы встречались с ним при проведении нескольких расследований, и я знал, что, пока он будет считать, что есть хотя бы малейшая надежда, храбрость не покинет его.
«Попытайтесь попасть в Петроград и разузнайте для нас все, что сможете, мой дорогой Орлов, — посоветовал генерал Алексеев. — Может быть, этим вы поможете нашему делу». Я закрыл свой кабинет, что само по себе было непросто, ведь нужно было решить, что делать с моим архивом. Мне непременно нужно было найти надежное место, где бы я мог хранить свои записи и документы о шпионах в Европе. Но где бы я мог сохранить их теперь, когда революционеры жгли все бумаги, а их владельцев ставили к стенке? Этот вопрос меня очень сильно тревожил, потому что нельзя было медлить и с выполнением задания. От него, как я понимал, зависело много.
Наш штаб постепенно разваливался, друзья расставались, а доходившие до нас новости становились все более и более зловещими. Многие офицеры пытались попасть в Петроград под видом солдат, возвращающихся с фронта, и слезы текли по их щекам, когда они снимали свою офицерскую форму и надевали рваные серые шинели без знаков отличия. Только те, кто посвятил этому жизнь, поймут, как они страдали. Каждому из этих преданных людей я доверил некоторые из моих самых важных бумаг. Таким образом, мои записи попали в Петроград в вещмешках двадцати моих друзей, добиравшихся туда со всеми предосторожностями, поодиночке и разными маршрутами. Некоторые из моих бумаг, которыми я пользовался в особых случаях, были уже в Варшаве. Я отправился в столицу, где меня ждали жена и дети.
Дорога заняла больше недели. Поезда шли только в одном направлении, из района боевых действий домой. Каждый вагон был до отказа забит уставшими от войны людьми, возвращавшимися с фронта. Необъявленная демобилизация уже делала свое дело. Дни и ночи мы проводили, лежа вповалку на грязном полу товарного вагона. Окна давно были разбиты и заколочены досками, но это нисколько не спасало от ледяного ветра, который пронизывал нас, как говорится, до костей, и мы постоянно пробуждались от недолгого сна с окоченевшими конечностями.
Через каждые несколько километров мы были вынуждены останавливаться, потому что дорогу преграждали другие поезда. На некоторых участках нам приходилось ждать целый день и даже дольше. Тут же появлялись крестьяне из окрестных деревень, и вскоре на местах наших стоянок возникали импровизированные базары, где за копейки крестьяне продавали нам овощи и мясо. Мы купили бы у них все, если бы у нас были деньги, но таковых в наших рваных карманах не водилось.
Когда становилось нестерпимо холодно, мы воровали на станциях скамейки и использовали их в качестве дров, в костер шли даже приклады от бывшего при нас оружия, потому что важнее всего — согреться ночью и утром проснуться живыми.
А Петроград был от нас все еще далеко, так далеко, что порой казалось, что мы едем туда какой-то невероятно длинной дорогой. Я успел отрастить бороду и стал практически неузнаваем. Это, конечно, одно из преимуществ нашего столь медленного путешествия. Тем временем наступил морозный декабрь. Как же было холодно!
Наконец темной полуночью мы достигли места назначения. Город буквально завалило огромными сугробами, что, естественно, затрудняло передвижение по улицам. Я незаметно выскользнул из пустынного вокзала.
«Неужели все это на самом деле… Вся эта революция?… Почему, зачем?… Неужели красные действительно у власти?» — думал я с какой-то едкой горечью в душе. В голове весь этот хаос никак не укладывался. На санях добрался до дома, где поселилась моя жена. Дом находился в отдаленном рабочем районе на Таврической улице. Это был в буквальном смысле бедлам, гнездо отъявленных революционеров. Жена нарочно выбрала этот район, потому что здесь можно не опасаться обысков, проверок и налетов.
Подъехав к дому, я едва сумел выбраться из саней, так как острая боль пронизывала все мое тело, к тому же у меня начался жар. Я чувствовал, что заболеваю. Это было совсем ни к чему, явно не ко времени.
Я буквально вполз в дом, превозмогая боль. Увидев меня, жена испытала одно из сильнейших потрясений в своей жизни. Огромная борода делала меня почти неузнаваемым даже для нее. Она думала, что в эти дни великих потрясений я находился где-то далеко, и тем радостнее была наша встреча.
Мы обсудили наше положение. Оно казалось нам не слишком хорошим. Естественно, я не сказал ей, что собираюсь делать в Петрограде и, кто послал меня с заданием, потому что это лишь еще больше разволновало бы бедную, запуганную, несчастную женщину.
Я пробыл в той квартире несколько дней, ничего не предпринимая и оставаясь не замеченным даже соседями, отдыхая от тягот своего злосчастного путешествия. Затем навестил старого друга и единомышленника Б. (Не осмеливаюсь назвать его фамилию, чтобы не скомпрометировать, учитывая то положение, которое он занимает теперь в Москве.) Я рассказал ему о своих планах. А в планах у меня было как можно быстрее, под видом новообращенного большевика, устроиться на работу в Петрограде и сообщать обо всем увиденном и услышанном генералу Алексееву. Мне также предстояло создать антибольшевистский разведывательный центр и вести систематическую работу, направленную на свержение советской власти.
— Ваша идея представляется мне при нынешнем положении дел совершенно нереальной, — говорил мне Б. — Вы не сумеете выполнить задуманное и обязательно будете разоблачены. Нет, мой дорогой Орлов, послушайте человека, который знает, что происходит и понимает, как использовать ситуацию к собственной выгоде. Выслушайте мой план. Выбросьте из головы все ваши прожекты с генералом Алексеевым и работайте на Советы, ни в коем случае не помогая им, наоборот, если представится возможность чем-то навредить, делайте это. Плетите сеть вокруг «товарищей», а когда она будет закончена, я и многие другие помогут вам задушить их.
Я внимательно слушал своего друга и впитывал все сказанное им. Мне предстояло принять важное решение, потому что оно направляло мою будущую жизнь по совершенно другому пути. Лишь одно было совершенно ясно. С красными надо бороться до конца.
— Нет, — воскликнул я вдруг, — я не могу так неожиданно менять в Петрограде свою позицию, не посоветовавшись с генералом. Нет, так не годится. Пожалуйста, дорогой друг, придумайте другой способ помочь мне.
— Охотно, Орлов, но как?
— Я знаю, что поступаю очень бесцеремонно, обращаясь к вам с просьбой помочь выполнить мне то, что я задумал. Но цель оправдывает средства. Я хочу, чтобы вы дали мне письменную рекомендацию относительно моей благонадежности, адресованную любому человеку, облеченному властью, с тем, чтобы я мог получить какую-нибудь работу и завести новые связи, которые помогут выполнению моего задания.
Он дал мне очень лестное рекомендательное письмо, адресованное Владимиру Бонч-Бруевичу, который занимал тогда пост советника народного комиссариата.
— Спасибо, спасибо! — искренне благодарил его я, радуясь такой удаче. — Я никогда не забуду услугу, которую вы мне оказали.
Через некоторое время я предстал перед Бончем с фальшивым паспортом на имя Болеслава Орлинского, польского коммуниста. Он прочел мое рекомендательное письмо в мрачной комнате в доме, где он жил со своей женой — врачом. У него не возникло ни малейших подозрений, хотя его, должно быть, немного удивил мой безукоризненный русский язык, «С каких это пор, — видимо, думал он, — польские коммунисты так бегло говорят по-русски и так хорошо разбираются в происходящих здесь событиях?»
Я часто удивлялся потом, почему этот очень умный и логично мыслящий человек не заподозрил во мне шпиона? Он направил меня к одному из своих коллег в комиссариате.
Какая ирония судьбы! Этот отдел занимал помещения в бывшем доме Сухомлинова, Боже, как здесь все изменилось! Широкая мраморная лестница покрыта грязью, на коврах обрывки бумаги, окурки и шелуха от семечек. Прекрасная мебель с дорогой шелковой обивкой и искусной резьбой вся в грязи. От всего этого
