американский патруль и прибыли из Требзена для установления контакта с русской армией. Нам поручили договориться о скорейшей встрече между американским и русским командующими. Это было в 12.30. Старший лейтенант Голобородько сообщил, что командир полка подполковник Александр Гордеев уже уведомлен о нашем прибытии и выехал нас встречать.
Скованность вскоре прошла. Мы улыбались друг другу и обменивались поздравлениями. Пока мы ожидали командира полка, русский фотограф попросил нас попозировать.
Приехал подполковник Гордеев. Я отдал ему честь и сообщил, что являюсь командиром американского патруля, прибывшего для установления контакта с Красной Армией. Гордеев ответил мне, и мы пожали друг другу руки. Затем мы обменялись речами. Мы говорили о том, что мы горды тем, что являемся участниками этой встречи… и сколь велико ее историческое значение для наших стран».
Так выглядела первая встреча глазами американцев. А как ее увидели русские?
23 апреля, к вечеру, 175-й стрелковый полк (командир подполковник Александр Гордеев) с боями вышел к восточному берегу Эльбы у г. Штрела и захватил понтонную переправу через реку. Командный пункт временно развернули в поселке Крайниц. От Штрелы его отделяли 4 км. Стали готовиться к переправе через Эльбу, так как был приказ: там, где на западном берегу нет союзных войск, захватить плацдармы и удерживать их до подхода союзников. Аналогичный приказ имели и войска Эйзенхауэра, приближавшиеся к Эльбе. После войны Ольшинский вспоминал: «В первые минуты встречи возникла заминка, чувствовалась некоторая скованность. Из-за весенней распутицы мы с ног до головы были в окопной глине. Гимнастерки и брюки протерты на локтях и коленях от ползания по-пластунски. Обмундирование наших союзников было немного чище; они как и мы, были небриты.
Американцев удивило, что мы были без касок. Мы ответили, что сбросили их, как только перешли в наступление, так как каска хорошо защищает в обороне, когда сидишь в траншее, а в наступлении ты ведь открыт для пуль и осколков. Каска при этом только мешает, наползая на глаза, ухудшает обзор, да к тому же и тяжеловата.
Советские и американские солдаты встретились как боевые друзья, товарищи по оружию, обменялись крепкими рукопожатиями» .
А вот как вспоминает этот день Голобородько: День был солнечный, теплый. Наши солдаты впервые ходили в полный рост. Медали на гимнастерках блестели в лучах солнца. Было такое чувство, что война кончилась. Это были мгновения безмятежного счастья и надежды. Мгновения, которые я запомнил на всю жизнь».
Гордеев предложил Котцебу ехать в штаб 175-го стрелкового полка, который размещался на восточном берегу Эльбы в поселке Крайниц. Оттуда американский лейтенант дал радиограмму в свой полк:
«Задание выполнено. Договариваемся о встрече между командующими. Координаты 870170. Потерь нет». Но он ошибочно дал координаты другого селения. На поиск его была послана группа майора Крейга. Кончилось тем, что обе эти группы встретились в Крайнице и остались там ночевать.
Итак, первый контакт был установлен. Но в истории, как это нередко бывает, слава приходит не к тому, кто первый сделал нечто, а к тому, о ком впервые стало известно широкой публике. Так получилось и на Эльбе: о втором контакте русских с американцами стало известно раньше, чем о первом. Как же это произошло?
Командир взвода разведки 273-го пехотного полка, уже упоминавшийся лейтенант Уильям Робертсон, утром 25 апреля получил приказ проверить дороги в г. Вурцен, где дислоцировался полк, чтобы установить хотя бы приблизительно число беженцев, направлявшихся в город, а также составить план размещения и охраны лагерей для военнопленных. Лейтенант взял с собой трех солдат, один из которых говорил по- немецки. На их джипе был установлен пулемет, но рации не было. Они двинулись в северо-восточном направлении и скоро оказались в г. Торгау, на берегу Эльбы. В городе горело несколько зданий. Причиной пожаров был обстрел немецкого гарнизона советской артиллерией. Со стороны Эльбы слышались выстрелы. Было ясно, что на том берегу русские войска.
Робертсон не имел опознавательных зеленых ракет, да и ракетницы не было. Но он твердо решил встретиться с восточными союзниками, стрелявшими с того берега. Надо было только как-то подать знак русским. Отобрав у первого попавшегося немецкого беженца белую простыню, Робертсон решил сделать подобие флага США. Дальнейшие события он описывает так:
«Мы ворвались в аптеку и взяли там цветные порошки, красный и голубой. Смешав порошки с водой, нарисовали на нашей простыне пять горизонтальных полос красным и закрасили верхний левый угол голубым. Было 15.00. Мы осторожно двинулась к реке. Я хотел найти какое-нибудь высокое здание или башню, чтобы оттуда помахать флагом. Замок Хартенсфельс попался нам как раз кстати. Тем более что он стоял почти на самом берегу и у него была высокая башня.
Мы поднялись по винтовой лестнице на башню. Я оставил трех человек на верхней площадке, а сам вылез на крышу, стараясь не высовываться из-за укрытия, и начал махать флагом, крича по-русски «американцы» и «товарищ». Это было около 15.30.
Стрельба прекратилась.
Другой берег был ярдах в 500 —600, и там, еще ярдах в 200, по травянистому пологому склону в тени деревьев ходили по опушке леса русские солдаты. Они начали кричать, но я ничего не понимал. Я закричал, но они меня тоже не понимали.
Потом они пустили две зеленые ракеты (а вовсе не красные). Я не мог ответить, так как у нас вообще не было ракет. Они опять открыли огонь, но уже не только по башне, а по всему городу. Все это время немецкие снайперы стреляли в меня с тыла.
Я опять укрылся и замахал американским флагом. Без устали кричал то «американцы», то «товарищ», а то объяснял по-английски, что мы американский патруль.
Они прекратили стрельбу и снова принялись кричать. Я прикрепил древко флага к левому углу башни так, чтобы они могли видеть полосы на флаге. К этому времени я послал джип обратно в лагерь, чтобы найти русского военнопленного, говорящего хотя бы по-немецки.
Привезли русского военнопленного из лагеря. Объяснили ему по-немецки, что надо сказать его соотечественникам на другом берегу реки. Русский высунулся из башни и прокричал несколько фраз. Стрельба прекратилась. Небольшая группа русских солдат двинулась в направлении берега.
Мы слезли с башни, перебежали через двор и помчались к реке. Рядом с замком был мост, взорванный, по всей видимости, отступающими немцами. Хотя фермы моста были согнуты и скручены, одна из них все еще нависала над водой. На нашей стороне не было видно ни одной лодки.
Я направился к мосту, но освобожденный русский военнопленный опередил меня и двинулся в сторону противоположного берега. С другой стороны навстречу ему полез русский солдат. Вслед за русским военнопленным на мост залез и я и стал перебираться на ту сторону.
Военнопленный встретил русского солдата и, миновав его, продолжил путь на восточной берег, а его соотечественник двигался в нашем направлении. Примерно на середине Эльбы русский и я соскользнули вниз по огромному, в форме буквы «V» изгибу балки. В этом был некий символ, так как буква «V» обозначала Викторию — Победу. Но в тот момент мы не думали об этом».
А вот как вспоминает эту встречу командир взвода 173-го полка 58-й дивизии 5-й гвардейской армии лейтенант Александр Сильвашко:
«Вечером 24 апреля мы с боями вышли к берегу Эльбы напротив г. Торгау. Мой взвод был впереди. Днем 25 апреля на другом берегу появилась группа солдат в неизвестной форме. Вскоре в нашу сторону направились четверо, явно с мирными намерениями. Они кричали: „Москоу, Америка, Донт шут!“ (не стреляйте. — А. О.) Мы приближались друг к другу по мосту. Встретились посередине. Пожали друг другу руки. Языка никто не знал. Я увидел среди американцев офицера. Тот представился: Уильям Робертсон. Я тоже представился: гвардии лейтенант Сильвашко.
В 16.45 трое американцев уже были на восточном берегу. И американцы и русские радовались этой встрече. Все смеялись, хлопали друг друга по плечу, пожимали руки. Хозяева не понимали
