что близкий человек в первый момент покажется незнакомым!
– Зинта, пойдем, поговорим, – он кивнул на гостиницу, вздыбленную над улицей, как старинный корабль с потемневшими деревянными надстройками. – Мне сказали, там есть трактир. Ты пропала так внезапно, и я не знал, что думать, пока не получил твое письмо.
Зинта пошла следом за ним, чувствуя, что этот разговор не сулит ей ничего хорошего.
– Мне нужны деньги, – устроившись рядом с ней за столом в углу, негромко и решительно заговорил Улгер. – Я на тебя рассчитывал, а ты исчезла, ничего не сказав, и оставила меня без ничего.
– У меня нет денег.
– Ты получила награду за мага-возвратника, – в его голосе прибавилось нажима. – Ты слишком себя любишь, тебе нет дела до других. Ты скупишься и не хочешь делиться, ты решила все оставить себе. Мне надо что-то есть и пить, мне нужны средства на жизнь, достойную мужчины. Чтобы приехать сюда, мне пришлось взять в долг у двоюродного дяди, и за это я целый час должен был выслушивать его поучения, хотя ты ведь знаешь, что я этого ограниченного болтуна не люблю. Из-за тебя мне пришлось перед ним унижаться. И дальше собираешься жадничать?
От него пахло пропотевшей одеждой, давно не мытым телом и чуть-чуть перегаром, как обычно, однако сейчас этот запах стал особенно резким и едким, в нем появилось что-то угрожающее. Запах разозленного зверя, готового отстаивать свои жизненные интересы. Это Улгер – страдающий и уязвимый?! Сейчас он таким не выглядел. Зинта вцепилась в сиденье стула, словно в борта утлой лодки, которую оттолкнули от берега без весел, и теперь она качается на воде, вот-вот перевернется.
– У меня нет денег, потому что мне еще не заплатили за мага-возвратника. Староста сказал, на днях из Паяны приедет добрый маг, которого назначили его куратором, он должен привезти мою награду. Я отдам тебе половину.
На нездорово оплывшем, почти утратившем былую одухотворенность лице Улгера промелькнуло сперва замешательство, потом едва ли не готовность извиниться, но вслух он произнес только:
– Ладно, я подожду, – и с кислым видом принялся за рыбную похлебку.
Зинта молча поднялась, вышла наружу и побрела к лавке. В животе у нее как будто завязался дрожащий от напряжения узел, солнечное сплетение ныло. Кого попало она бы не испугалась, сумела бы поставить на место. Но это же Улгер, с которым ей было хорошо, с которым они любили и понимали друг друга… Или Зинте всего лишь казалось, что любили и понимали?
Что надо было купить в лавке, она напрочь забыла. Постояла возле крыльца, слушая болтовню собравшихся женщин: те обсуждали несчастье, случившееся в деревне Каштоп, которая находилась в двадцати шабах к северо-востоку от Сумола. Двое тамошних стариков пустили к себе переночевать брата с сестричкой, сироток лет пятнадцати-шестнадцати, славных таких, скромных, обходительных, путешествующих пешком по причине бедности. Дом пожилой пары стоял на отшибе, и никто не услышал, что там творилось ночью, а славные сиротки мужа прирезали, жене пробили голову молотком и ушли, забрав с собой все ценное. Приехавшие из города добрые полицейские после сказали, что это разбойники, которых давно разыскивают, и лет им далеко за двадцать. Вот так-то, не всегда отличишь по виду зложителя от доброжителя!
«Если бы у меня где-нибудь в этих краях был дом, – подумала Зинта на обратном пути, – тоже бы пустила кого-нибудь переночевать, чтобы меня убили… Хорошо бы тех самых!»
То, что человеческие отношения, вначале полные тепла и взаимной заботы, выворачиваются потом таким образом, как у них с Улгером, казалось ей настолько невыносимым, что лучше умереть, чем с этим смириться.
– Что случилось? – спросил Эдмар, оторвавшись от поучительной книги Аломпа Сенкофеда.
– Ничего такого, что тебя касается, – отозвалась Зинта хриплым от так и не пролившихся слез голосом.
Вспомнила, зачем ходила в лавку: за сахаром. Придется сегодня пить несладкий чай.
– А давай оно будет меня касаться? Ты меня спасла и вылечила, а я чуть позже, когда поправлюсь, смогу разобраться с теми, кто тебя обидел. Это он или она? Или они?
Зинта снова испугалась, но теперь уже за Улгера: каким бы он ни был и как бы теперь себя ни вел, пять лет назад он был для нее по-настоящему близким человеком – даже если эта внутренняя близость существовала только в ее воображении. А Эдмар опасен. Зинта ничем не смогла бы подкрепить это заключение, но она постоянно за ним наблюдала, и он от нее не таился, как от тех приезжих магов. Множество мелких черточек складывалось в единую картину – зыбкую, нечеткую и все же наводившую на мысль, что с ним стоит соблюдать осторожность.
– Какие-то дураки проезжие что-то мне вслед орали, – сообщила она, выйдя в соседнюю комнатушку и яростно массируя свое бледное, словно прошлогодний снег, лицо перед старым настенным зеркалом с облезающей амальгамой. – Настроение испортилось. Скоро пройдет. Я из-за них сахар купить забыла!
На другой вечер ее навестил староста Сумола. Выманил на крыльцо, чтобы задремавший Эдмар не подслушал.
– Добрый куратор приехал за твоим найденышем. Вознаграждение привез, все честь по чести. Он тебе кое-что предложить собирается: чтобы вы с мужем, как семейная пара, взяли опеку над этим Эдмаром. По закону так положено, раз он несовершеннолетний. Ежели откажетесь, других найдут. Ежели согласитесь, вам придется переселиться в Паяну, и будете получать ежемесячное пособие из казны. Все заманчиво, как яблоки в сахаре, но ты прежде хорошенько подумай. Могу тебе сказать, что стервененок он изрядный, у меня на таких глаз наметанный. Хлебнешь с ним горя.
– Что ж, спасибо, – вздохнула Зинта. – Я подумаю.
Она сразу решила, что согласится. Улгера предупредит, чтобы держался от них подальше, а сама останется с Эдмаром, и пусть он ее убьет.
Если бы не вчерашний разговор с Улгером, она бы, возможно, рассудила по-другому или приняла бы то же самое решение, но из других соображений, однако сейчас для нее все покатилось под горку, и ничего хорошего от жизни Зинта не ждала.
Аньона встретила гостей не сказать, чтобы с распростертыми объятиями, но и без особой враждебности. Уже неплохо.
Жители Мезры чужаков не привечали, будь то командированные должностные лица, праздные путешественники, бродячие актеры или крестьяне-переселенцы, желающие завести хозяйство на новом месте. Старожилы смотрели на приезжих с подозрением – сохраняя дистанцию, не раскрываясь, цепко подмечая все черточки, которые делают человека «не нашим», и словно прицеливаясь, перед тем как нажать на курок ружья или спустить тетиву самострела. Таковы местные нравы, никуда не денешься. Проявлялось это по-разному, смотря о ком шла речь, и если в отношении к столичным чиновникам сквозила скрытая настороженность, то какого-нибудь нищего бродягу могли и собаками затравить.
Посланцев Ложи принимали со всем скупо отмеренным радушием, на какое Мезра была способна: светлейшие маги – это хорошо, они защищают от тех, кого лучше вслух не называть, от тех, кто стократ опасней, чем болтливый странствующий торговец, колесящий по дорогам в крытом пыльной парусиной фургоне, или чудак-кладоискатель из далекого западного города.
Среди цвета местного общества наиболее просвещенными личностями выглядели выпускники Академии, но разговоры с приехавшими из Аленды коллегами они сводили к одному и тому же. Обычные провинциальные песни: сойгруны, гнупи, русалки, чворки, снаяны и прочие представители волшебного народца в последнее время пакостят вдвое против прежнего, и никакого с ними сладу, потому что аньонский Накопитель истощен, на все нужды не хватает, надо бы его пополнить… Орвехт с понимающим видом кивал и обещал передать это руководству Светлейшей Ложи, а на самом деле думал: перебьетесь.
Накопители повсюду нуждаются в пополнении. Древние маги, которых можно туда поместить, чтобы использовать их силу на всеобщее благо, на дороге не валяются, а от магов-преступников, которых отправляют в Накопитель взамен смертной казни, польза невелика. И это неимоверно хорошо, это просто замечательно, всем богам за это великое благодарение! Во всяком случае, такого мнения придерживался Суно Орвехт. Потому что, если бы дело обстояло иначе, туда посылали бы кого угодно по жеребьевке или по выбору вышестоящих, и многое было бы по-другому, и никто из магов не чувствовал бы себя в безопасности.
Надо ли говорить, что Мулмонга, коего надлежало прибить в интересах Ложи, он в Аньоне не встретил.
