— Гарри — жаба, отвратительная гадюка, — сказала Андрианна Пенни каменным тоном.
Конечно, двадцать лет спустя очень легко было определить место Гарри во всем происходящем. Но, возвращаясь к далеким уже событиям, она больше думала о Гае, о том, как он среагировал бы или не среагировал на происшедшее между ней и Гарри. Внутренний голос подсказывал ей, что весь инцидент лишь отражал ее истинное место в том мире. Как бы элегантна она ни была, как бы мастерски ни играла в их игры, как бы безошибочны ни были ее реплики, но Инга и Гарри знали, что Энни — из тех бедных девушек, которые не имеют права голоса в своей собственной судьбе. Они хотели получить от нее то, что хотели, не потому, что она была красива и молода, свежа и уязвима. Но потому, что она, в отличие от Пенни, не могла послать их куда подальше и поступать как ей вздумается.
День был жарким, Андрианна и Пенни уже несколько часов занимались покупками. Андрианна так вымоталась, что думала, она просто упадет, если не отдохнет хотя бы немного. Поэтому она решила не идти в «Рог» с Пенни, а вернуться к себе в комнату.
— Скажи Гаю, что мы увидимся позже, вечером…
Комната была прохладной, а через белые плотные занавеси не проникало палящее солнце. Перед тем как пойти прилечь в спальной, Андрианна зашла на кухню, чтобы выпить чего-нибудь холодненького из холодильника. Но вдруг она услышала какие-то глухие звуки из гостиной. Что это? Кто-то не выключил телевизор?
Она взяла кока-колу и заглянула в гостиную. Но телевизор был выключен. Она увидела двух обнаженных мужчин. Один сидел на белой софе, закинув руки за голову, а другой стоял перед ним на коленях…
Стакан с кока-колой выпал у нее из рук и разбился. Оба мужчины вздрогнули и обернулись — на софе сидел Гай, у его ног стоял Гарри.
Через несколько часов, когда она наконец отперла дверь, Гай сказал ей именно то, что она ожидала от него услышать.
— Почему ты всегда поднимаешь столько шума из-за ерунды? Ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Клянусь тебе, это все чепуха.
Ее заплаканное лицо пошло красными пятнами.
— Ничего? Я не могу согласиться, что это ничего, найти своего любовника с мужчиной, который…
— Ну и что тут ужасного? Я понимаю, если бы ты застала меня с красивой девушкой. Но с мужчиной? Я просто оказывал добрую услугу своему приятелю. Это же Гарри. У него было столько женщин, что его просто тошнит от них. Если бы ты была мальчишкой и училась бы в школе, где нет девочек, уверяю тебя, ты бы так не разнервничалась. Это вовсе не значит, что все мужчины голубые. Просто некоторые вещи в равной степени может делать и мужчина, и женщина… Так просто!
Она, конечно, простила все Гаю, сделав вид, что происшедшее для нее ничего не значит. В конце концов Гай был Гай, в нем было так много хорошего, она любила его, восхищалась им. Кроме того, она чувствовала, что их времяпрепровождение на Коста-дель-Сол близится к концу. Даже на юге Испании, где дни почти всегда солнечные, солнце все равно садится, рано или поздно…
Пенни нахмурилась:
— Не знаю, что именно, но что-то тебя постоянно тревожило, по крайней мере все время, что находилась с вами. Казалось, любая мелочь расстраивает тебя.
— Неправда, — возразила Андрианна. — Это нечестно. Просто все вы хотели, чтобы я, как дурочка, ходила расплывшись в улыбке, что бы ни происходило. — «Невзирая на то, как болезненно я переживала то, что происходило между мной и Гаем», — подумала она.
— Ну вспомни хотя бы тот день, когда мы вместе пошли на пляж и ты обгорела, пошла волдырями, а на лице у тебя появилась сыпь. Мы все смеялись, а ты просто взбесилась.
— Конечно. Что смешного было? Что я страдаю? Или вы думали, что я расхохочусь в таком состоянии?
— Но мы смеялись не над тобой. Мы смеялись потому, что ты выглядела смешно — с этой сыпью на лице. Никто из нас не видел ничего подобного…
Честно говоря, Гай, посмеявшись немного, настоял на том, чтобы вызвать врача, как сделал когда-то его отец в Порт Эрколе, где она получила страшный солнечный удар. Андрианна сопротивлялась, чувствуя себя дурой, обгореть на солнце, когда ее уже предупреждали держаться в тени и не подставлять свою чувствительную кожу под горячие лучи солнца. Она ведь знала, чем именно все может закончиться — лихорадкой, слабостью в ногах и руках. Ну а то, что она постоянно чувствовала усталость, теряла в весе — это было естественно после прерванной беременности, после столь многих вещей, которые приводили ее в отчаяние, повергали в депрессию… Слишком много причин тому…
Доктор, очень похожий на доктора из Порт Эрколе, раскудахтался, как курица, и отругал ее:
— Что происходит с этими английскими девочками? Почему вы так долго торчите на солнце? Хоть бы соломенную шляпу надели или смазали себя защитным кремом!
Он внимательно осмотрел ее распухшие суставы, поохал, потом прописал ей аспирин, масла и постельный режим, пока все не придет в норму.
— Ешьте побольше. Вы слишком худы. Разве вы не знакомы с европейскими мужчинами и женщинами, которые кроме кожи и костей имеют хотя бы немного мяса? — пошутил доктор. — Ешьте побольше, обещаете?
Перед уходом он внимательно изучил сыпь на ее лице — необычной пестрой окраски — и покачал головой:
— Я никогда не видел ничего подобного раньше. Любопытно.
Глаза Андрианны наполнились слезами.
— О, Энни. Я заставила тебя вспомнить о грустном. Неужели тебя так расстраивает то, что давным- давно ты была в плохом настроении? Это же глупо. Пожалуйста, Энни, не плачь. Прости меня…
— Нет, не стоит. Я просто думала. Думала о действительно хороших временах. И знаешь, почувствовала ностальгию…
Пенни вздохнула с облегчением. Округлив глаза, она наклонилась к Андрианне:
— Знаешь, почему ты плачешь? Не из-за ностальгии по прежним временам. Ты плачешь по ушедшей юности…
Андрианна кивнула головой, позволив Пенни думать все, что ей вздумается. Пусть думает, что угадала мои чувства. На самом же деле Андрианна думала о том, что было бы, если… Что, если бы она рассказала доктору об остальных симптомах? Что, если бы она рассказала ему о том, что чувствует постоянную усталость, что у нее постоянно болят руки и ноги, что у нее бывают приступы лихорадки, о том, что время от времени все ее тело как будто наливается свинцом… Что, если бы на его замечание о ее худобе она рассказала бы ему, что не худеет специально, но что совсем потеряла аппетит, что иногда ей сложно глотать… Что, если бы? Понял бы он тогда, что сверхчувствительность к солнцу — это не аллергия, а лишь один из симптомов ее болезни? Серьезной болезни?
Но в то время ей даже не приходило в голову жаловаться кому-то на свой недуг. Правдой было то, что к тому времени она привыкла утаивать от окружающих свои переживания и не открывала своих секретов, если только ее не вынуждали к тому. Она уже привыкла к тому, что не надо распахивать свой внутренний мир кому бы то ни было, она постоянно сдерживала себя…
Сдерживать себя — стало своего рода девизом ее жизни.
16. Солнечный берег. Осень 1968 года
