— Башня Дона?
— Ага. Разве вы не знаете? Это Ивана — старая леди, хозяйка дома Трампа — так называет своего мужа?
— Ах, вот как? Ладно, какого черт? Это лучше, чем когда называют боссом. Феминистки могли бы откусить ей попку, если бы узнали, что она назвала его боссом. Но я, Ренни, не хочу, чтобы мы дежурили там. Ждать буду я. А ты пойдешь в вестибюль узнать, куда они пойдут.
— Мистер Вест, уверены ли вы в том, что я умею следить за людьми? Или вы думаете, что охранники готовы рассказать мне, кто живет в той или иной квартире и кто к ним направляется? Видите ли, сам Дон и Ивана живут в большой тройной квартире. Я читал, что она занимает весь верхний этаж дома и что они разбили там парк и площадку для игр для своих детей со статуями и фонтанами. И живя в таком доме с женой и детьми, разве вы не будете чувствовать себя в безопасности больше, чем вообще где бы то ни было в мире? Дом охраняется лучше, чем само здание Службы безопасности!
«Конечно, Ренни прав насчет Службы безопасности. Дональд Трамп не дурак! А вот сам он был… самым большим дураком и жопой Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Удивительно ли, что Трамп имел удачу в зарабатывании миллиардов, в то время как он сам еще не заработал и половины миллиарда? Стал бы Дон тратить время, дежуря в автомобилях и вестибюлях, преследуя женщину, которая, возможно, забыла его имя еще в ту минуту, когда выходила из его двери? Нет, он, мать его, не стал бы. Он, Дон, стал владельцем отеля, мать его, дежуря у которого он, Вест, жопа, уже провел много часов, мать их… Ладно, сегодня последний вечер он так поступает. Завтра он направится домой. Миллиард долларов сделает мужчину куда счастливей, чем любая женщина. Ты можешь, наконец, стать Доном, у которого есть свой кусок и своя Ивана тоже».
20. Во вторник вечером
— О, слава Богу, вы обе здесь, целы и невредимы. Не могу сказать, как я волновалась за вас обеих! — воскликнула Николь, приветствуя их с поцелуями в европейском стиле, пока Пенни стояла разинув в удивлении рот.
Николь сама вышла их встречать, одетая не в купальный халат, а в короткое из черного шелка обеденное платье, превосходно скроенное и пошитое. Ее волосы серебряной блондинки красиво уложены. Она помогла им снять шубки, которые передала своему старшему слуге Шарлю, и проводила их в салон, где был разожжен камин и стоял столик с напитками и корзинкой со льдом от Картье.
Увидя, что все давным-давно готово, Пенни спросила:
— А почему ты так волновалась о нас, Николь? Почему, ради Бога, ты могла подумать, что мы не можем быть целы и невредимы?
— Я волновалась, потому что не могла вас разыскать. Когда я постаралась разыскать вас в «Плаце», мне сказали, что гости под такими именами у них не числятся.
— Это не так трудно объяснить. Я на этот раз не стала останавливаться в «Плаце», а Энни остановилась в номере Гая, зарегистрировавшись — по каким-то причинам — под именем Анна де ля Роза. Но зачем ты старалась найти нас? Ты думала, что мы потерялись? — Она ухмыльнулась, наслаждаясь своей шуточкой.
— Нет, несносная. Я не думала, что вы потерялись. Я поняла, что, поскольку ты собираешься в Даллас этой ночью, то было бы глупо для вас не прийти раньше, чем мы планировали. Поэтому я и хотела вас найти, чтобы идти ко мне немедленно. Но так или иначе вы пришли, и поэтому все в порядке. А теперь занимайте места, а я дам вам кое-что выпить. — И она направилась к столику напитков. Андрианна воспользовалась возможностью, чтобы пробормотать Пенни:
— Видела? Не такой уж она сухарь.
В ответ Пенни взмахнула своей головкой с яркими рыжими волосами и указала на множество цветочных композиций, стоявших на различных столиках повсюду в комнате. Только тюльпаны. Всевозможных цветов и оттенков, в фаянсовых кашпо, как она и предсказывала, а также в хрустальных вазах:
— Ну, я знаю, что говорю или нет?
Пенни устроилась рядом с Андрианной на диване, обтянутом бледно-голубым шелком. Николь спросила:
— Ну и что будете пить? Аперитив? Белое вино? Или вы предпочли бы шампанское?
Андрианна сказала, что выпила бы шампанского, но Пенни попросила мартини.
— Мартини? Крепкий напиток? Отказываюсь давать его тебе, — строго сказала Николь. — Если будешь настаивать, ступай к черту, делай его сама. Возможно, Шарль и приготовит его тебе. Но не могу гарантировать, что он не будет переживать еще больше. Ведь Шарль — француз, как и я, и уверена, он считает, что женщины должны пить только вино, как бы крепко они ни были сложены.
— А, иди ты на… Николь Остин, и твой французский слуга! Я сама приготовлю проклинаемый вами мартини.
Пенни встала и пошла к столику с напитками, в то время как Николь стояла над ней, объясняя, что будет очень сожалеть, если алкоголь сделает ее подруге мешки под глазами. На это Пенни ответила, что алкоголь для Николь могли бы прописать врачи, потому что он разогревает холодную кровь.
— Хватит вам, девчонки, — сказала Андрианна. — Хватит. Мы собираемся вместе не чаще раза в год, а то и реже. Так неужели вы должны проводить время, нападая друг на дружку?
Она знала, конечно, что, да, они должны. Много времени прошло с тех пор, как они вместе дружили в «Ле Рози». Они теперь очень изменились, и если бы они обе не дружили с Андрианной, то, возможно, не дружили бы друг с другом. У каждой из них были свои достоинства. С точки зрения Пенни, Николь всегда будет слишком француженкой, с ее неизменным парижским стилем, который нигде не дает трещины. Нельзя было отрицать, что все, что делает Николь, и все, чем она обладает, совершенно. Может быть, в конце концов это привело к тому, что Николь заставляет каждого почувствовать себя несколько униженно. Как и к Николь, у нее было особое отношение к Пенни. Ведь та, выражаясь ее языком, «никогда ни на кого не срала и ни кому не врала». Ей нравилась ее теплота, ее заботливый, открытый характер.
Возможно, что Андрианна признала это с грустью: она завидовала им обеим. Николь точно знала, что она принадлежит этому миру, а Пенни была уверена в том, что он принадлежит ей. Но больше всего она завидовала их сердитой, скандальной, но тем не менее, без сомнения, крепкой дружбе. Это правда, что Николь и Пенни чаще встречались друг с другом, чем с ней, и хотя школьная дружба связывала их всех троих, она чувствовала себя как-то на задворках этого трио, слушая их истории жизни, в то время как их не очень-то интересовала ее собственная судьба. Все больше она начинала ощущать себя собственной фотографией, которую друзья показывают друг другу как память о добрых старых временах. Как бы то ни было, убедившись, что она не может остановить их пререкания, она решила просто отдохнуть на диване, слушая их перепалку.
Когда Шарль появился с огромным серебряным подносом. Николь попросила его поставить поднос на кофейный столик и вернуться на кухню, поскольку там много работы.
— Что здесь происходит, Николь? — спросила требовательно Пенни, высасывая оливку из мартини. — Шарль принял шубки, Шарль принес поднос, а теперь Шарль отправлен на кухню проследить за обедом. Все Шарль. Где остальная прислуга?
Николь улыбнулась:
— Ты отстала от жизни, дорогая. Теперь не модно быть такой хвастливой и, я бы сказала, расточительной. В мире, в котором мы живем, так много голодных и бездомных, что не принято содержать целый штат прислуги.
— Я не могу с тобой согласиться, Николь, дорогая моя. А как же наши стандарты благосостояния? Я всегда говорила, что ничто так не революционизирует людей, как роскошь, которой пренебрегают. Вспомни
