митральезы, осыпая палубу стреляными гильзами. Верест натянул сапоги, вопросительно глянул на Пруха.
– Не пойду, – буркнул коротышка, натягивая пыльное покрывало. – Я что, с бархана рухнул? Сам и иди, коли свербит – только башку там не потеряй, мне одному скучно будет.
Пострелять не удалось. Группу странных существ, попытавшихся подобраться к «Империи», рассеяли ураганным огнем. На каменистом козырьке, угрожающе висящем над рекой (неплохой плацдарм для прыжков на палубу) осталась груда косматых тел. Какие-то люди-медведи. Кряжистые, плоскостопые, с широкими волосатыми физиономиями. Выжившие косолапо пятились, прячась в расщелинах, злобно шипели, отмахиваясь палками от пуль. По команде огонь прекратили – отброшенные к скалам, те представляли опасность чисто психологическую. На соседней террасе шевельнулась лохматая масса – картечница уже трещала, вырывая из бедолаг клочья шерсти. Но брошенные камни долетели до палубы. Один свернул крышку люка для митральезы, другой попал в бок матросу. Не фатально, но ругани было – как в порту на разгрузке. Толпа схлынула, не успев возвестить начало штурма. Раненые протяжно выли, ползли за отступающими. Матросы дружно палили.
– Право руля! – гаркнул в рупор капитан. Судно медленно поволоклось к правому берегу – подальше от дикарей.
В дальнейшем инцидентов не было. Пару раз оживало орудие, за ним тявкали митральезы – но огонь, очевидно, велся предупреждающий, по сомнительным складкам. Ближе к сумеркам народ потянулся на палубу – подплывали к колонии. Дельта Дамана расширялась, превращаясь в огромное конусовидное русло. Пароход шел по левому берегу, держась стороной прибрежных рифов. По мере движения правый берег уменьшался, пропадал и, наконец река сделалась океаном – безграничной серой массой. Дул пронизывающий ветер – комбинезоны, выданные по приказу министра, оказались очень кстати: изнанка ткани, покрытая коротким, но плотным мехом, практически не пропускала холод. В натуре рыбий мех – объяснил Прух. Речные млекопитающие – альмареллы, резвятся в глубоководных рукавах Дамана. Полжизни проводят в реке. У детенышей от 3 до 7 месяцев отрастает подшерсток, обладающий уникальными защитными свойствами. После семи месяцев пропадает. Не успеешь поймать да постричь – считай, опоздал.
У причала, в бухте, однако, было тепло. Окруженную крепкой стеной с дозорными вышками колонию окольцовывали каменные гиганты. Кое-где росли деревца с голыми стволами. Пароход пришвартовался к дощатому пирсу, где уже мирно дремала кучка ботиков. Четыре ухаря скинули трап. Моряки предчувствовали выпивку – нездорово суетились. Встречающих было человек пятнадцать, в основном мальчишки – плюс крытые гужевые повозки. Сходили на берег при оружии, не шифруясь. Нацепили и холодное – ножи, сабли в ножнах. У батюшки на поясе красовался чекан – тяжелый топорик с длинным клювом на обухе. Даже Прух хохмы ради приделал на бедро кожаные ножны, из которых торчала рукоять в форме рыбьего хвоста.
Встречающие взрослые были вооружены поголовно – кто кривой саблей, кто ружьем. У самого вальяжного – толстяка, превшего в меховой шубе нараспашку, на поясе висела кобура. Толстяк салютовал капитану, остальных проигнорировал, чего пассажиры и не заметили из-за гвалта. Мальчишки орали наперебой:
– Постоялый двор «Отдых в пути» – мягкие постели, вкусная еда, отзывчивые служанки!
– Меняла Риттер – любые монеты на нужные с ущербом для себя и выгодой для вас!
– Купец Барси Мур – лучший посредник на севере! Никаких таможенников, полицейских и прочей бюрократической шелупони.
– Ну что, к отзывчивым служанкам? – осклабился Прух. – Или к меняле заглянем? Слушай, Лексус, мне, собственно, без разницы, куда, но давай хоть чуток расслабимся, а?
– Перебьешься, – пробормотал Верест.
Он поймал за хлястик шибздика, декламирующего гимн какой-то забегаловке с угрюмым названием «Гулять так гулять!», поинтересовался:
– Дом купца Ажена Турбата – проводить сумеешь? – и достал из кармана монету в четверть тулера.
На финише сопляк потребовал еще одну.
– Ты настоящую гони, мужик, а не эту южную подделку! – за что и получил пинка от Пруха, у которого явно портилось настроение.
Дом на сваях ничем не отличался от соседних. Вся колония была застроена однообразно и уныло. Узкие улочки, как одна выводящие к никелемедному руднику, серые коробки на сваях, чахлые огородики, засаженные чем-то, убого напоминающим картошку. Во дворе противно орала женщина. Мужской голос сонно огрызался. Гремели тазы, стучала колотушка; в глубине двора монотонно тявкала собака – просто так, от безделья.
– Говорил я тебе – пойдем на постоялый двор, – скулил коротышка. – Вот и нам достанется, помяни мое слово. Там сущая стервозина…
– Не ной. Инструкция – наш рулевой.
Верест постучал в ворота – деваться некуда. Министр поставил условие без вариантов: никакой гульбы, первым делом контакт с резидентом.
Отворила женщина – если можно так выразиться.
– Мать моя… – ахнул Прух. И в самом деле – если на коротышке природа беззлобно отдыхала, то на этом творении – просто наслаждалась от безделья.
– Добрый вечер, леди, – сглотнув, поздоровался Верест. – Мне купца-посредника Ажена Турбата.
Хозяйка дома уперла руки в бока. Смотрелась она, конечно, сногсшибательно – крохотные глазки на обрюзгшей физии, гладко переходящей в туловище.
Прух куда-то подевался. Ни справа, ни слева его не было.
Хозяйку потеснил мужчина средних лет – тоже не слабачок, с совершенно тоскливой миной.
– Ярга, в дом, это ко мне! – заорал он. Очевидно, в дела мужа хозяйка в наглую не лезла. Опомоив взглядом визитеров, ушла к своим тазикам, а мужчина вытер рукавом пот со лба.
