соседкой заигрывали, и Олег не мог не слушать их, морщился: «Вот уж варвары так варвары, я так долго не выдержу…»
Один из этих двоих был похож на Ваську Испольнова, размордевший, властный, силу свою сознающий, и так он всех презирал в этом вонючем автобусе, что, даже похохатывая, успевал губы скривить и обвести всех уничтожающим взглядом: «А вы, гниды, смотрите у меня, пикнуть только посмейте…» Второй был подобродушнее, рот до ушей, в кепочке, а кепочка вся в мохнатых пупырышках. Болтали и анекдоты травили они громко, с расчетом на публику, а больше всего с расчетом на девицу, сидевшую перед ними. Девица эта краснела, куксилась, пыталась парней отбрить с достоинством, да только к новым веселиям их побуждала, и такое у нее лицо было несчастное, что Олегу ужасно жалко стало ее. «Учительница, наверное, новенькая, из города прислали, вот теперь она и мучается в этой глуши… Барышня и хулиганы… Не та барышня и не те хулиганы… Вон какие рожи отъели…» Так возмущался про себя Олег, хотя второй парень и не отъел рожу, а был тонколиц; голоса приятелей физически раздражали Олега, он уже убедил себя в том, что их несчастная соседка и вправду учительница, он понимал ее тяготы и сочувствовал ей. Впрочем, пошли бы они все к черту, какое все имеет значение, когда он предатель и ничтожество. «Мы забытые следы чьей-то глубины, – повторял про себя Олег, – мы забытые следы чьей-то глубины…»
– Смотри, какая она маленькая да тоненькая.
– Она же на полупроводниках…
И опять хохот! Терпение может лопнуть…
– Уберите руку, – сказала девушка, сказала так, будто слезы у нее на глазах были.
– Руку? Пожалуйста… Руку это мы можем…
– Не наклоняйся так ко мне… От тебя водкой несет. Зачем вы напились? Стыдно же пить… Нехорошо…
– А кто не пьет? – оскорбился парень в кепочке, потом повторил уже миролюбиво: – Нет, на самом деле, кто не пьет?
– Один филин, – смачно сказал круглолицый.
– А почему один филин? – картинно удивился парень в кепочке.
– А почему, почему! Да потому, что днем он спит, а после одиннадцати все магазины закрыты…
Довольные, парни гоготали.
– Кончайте представление, – нервно сказал Олег.
– А что, тебе не нравится?
– Не нравится. Больно противные у вас голоса.
Парни опешили. Учительница, казалось Олегу, смотрела на него с благодарностью.
– А ты нам весь не нравишься, – нахмурился круглолицый.
– Смотрите, еще тянет, – обиделась кепочка. – Поговорить, что ли, с ним надо?.. А?
– Он же трус, – сказал круглолицый, – вон как побледнел. Он с нами поговорить не захочет…
Олег молчал. Подъезжали к Сосновке наконец-то. «Земля», – прошептал Колумб, кричать он уже был не в силах.
– Смотри, как он на нас кладет, – протянул тот, что был в кепочке.
– Оставьте его, – взмолилась учительница.
– А ты молчи… – пьяно заорал вдруг круглолицый и выругался так, что все в автобусе примолкли, словно пришибленные его матом.
«Для меня старается», – подумал Олег.
– Прекратите, – крикнул он, – а то…
– А то?
– А то вылетите сейчас из автобуса!
– Ты у меня сейчас сам вылетишь…
– Мы и так выходим, – заулыбался парень в кепочке, – вот наш поворот. Валяй и ты с нами. Поговорить ведь хотели.
– Поселок, – объявила рябенькая кондукторша.
Парни двинулись к выходу. А впереди них шла учительница.
– Эй, ты! Герой с дырой! Что ж ты не выходишь с нами? – обернулся круглолицый.
– Мне ни к чему, – сказал Олег, – до моей остановки еще пять километров.
– Соседи, а соседи! Вы там штанишки у этого фрайера пощупайте! – засмеялся парень в кепке. – Мокрые небось!
Учительница сошла. И парни нырнули за ней.
Олег встал.
– Куда ты! Зачем? Не связывайся с ними!
Сочувствующие или струсившие?
Ухолил автобус, глазел во все раскрытые глаза на него, дурака.
