потому что очень спешил и экономил каждое слово. — Беру управление на себя.
Еще только начав фразу, я решительно активировал ручной режим управления.
Ко мне из соседних ложементов метнулись встревоженные взгляды двух пилотов.
Но несмотря на них, несмотря на протесты «Олимпика», отреагировавшего на столь резкое лишение его полномочий серией тревожных сигналов, я остался непреклонен.
«Звезда» уже завершала разворот, нацелившись хищным зевом своей вечно голодной «Харибды» на АСОП-10.
Успеть я мог совсем немногое: в ручном режиме дал один-единственный импульс на кормовые дюзы второй группы вспомогательных двигателей «Звезды».
Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мы со скоростью сорок метров в секунду начали двигаться к «десятому», смещаясь поперек нашего основного направления поступательного движения (ведь, напомню, мы по-прежнему продолжали полет лагом).
Вообще-то ситуация, когда командир корабля неожиданно теряет рассудок, находясь в ходовой рубке, да еще и сосредоточив в руках все бразды правления звездолетом, хоть и не имеет прецедентов, но вполне обстоятельно проанализирована в приложениях к Уставу Экспедиции.
В таких случаях центральный полетный компьютер мгновенно анализирует содержание и возможные последствия команд, исходящих от неадекватного кормчего. После чего ЦПК, как правило, не составляет труда блокировать их и застопорить все опасные процессы, запущенные без его ведома этим жалким существом из плоти и крови, да к тому же еще и со столь хрупкой психикой.
То, что компьютер сразу не блокировал мои действия, объяснялось лишь тем, что я дал команду всего лишь одной группе двигателей, да и то — вспомогательных.
Но я был уверен: очень скоро он разберется в ситуации, и тогда…
Впрочем, «Олимпик» хотя бы помалкивал.
Но вот люди!
— Петр, что там у тебя? — тревожно спросил по рации Панкратов. — Меня ЦПК предупреждает, что «Звезда» переведена в режим ручного управления командиром корабля. Объяснись.
— Товарищ командир, прокомментируйте ваши действия, — сухо попросил первый пилот, вторя Панкратову.
— Петр Алексеевич, вы чего это? — озаботился штурман.
О да, я их всех понимаю!
Всё происходящее выглядело так, что я свихнулся и решил протаранить «десятку», благо до «ловца комет» АСОП-10 оставалось по навигационным понятиям всего ничего…
Теперь, когда я сделал всё, от меня зависящее, я мог перевести взгляд на экраны бокового обзора.
Туда, в засеянную Млечным Путем черноту, на «двенадцатого».
Холодная испарина вновь выступила на моем лбу. «Ловец» всё так же неподвижно, безжизненно висел поодаль.
В конце концов, сон — это всего лишь сон… Доверять надо электронике и автоматике, а не чувственному бреду, данному нам в смутных ощущениях.
«Эта чертова мистика скоро окончательно сведет меня с ума», — с горечью подумал я.
А в следующую секунду экран озарился ослепительной вспышкой.
Плазма!
«Ловец»!
Прямо в нас…
АСОП-12 все-таки выстрелил. Силясь, пусть и с запозданием, честно возвратить нам последнюю порцию заботливо запасенной материи.
Мой кошмар сбылся.
Но… Но теперь, сместившись немного в сторону, совсем немного, километра на два под действием выданного двигателями по моей воле импульса, «Звезда» сошла с директрисы огня.
Конечно, запись потом подробно, в деталях и ракурсах покажет нам все нюансы, но я уже и так знал самое главное: несколько тонн раскаленной плазмы только что прошли за кормой «Звезды». Возможно даже, в считаных метрах. Где-то аккурат за зеркалом-отражателем маршевого фотонного двигателя!
Жив!
Я вздохнул, точней, попытался выдохнуть из себя всё безумие последних минут.
И только теперь я заметил, как стало тихо.
Никто не спрашивал меня ни о чем. Не требовал отчета. Не взывал к моему благоразумию.
На «Звезде» воцарилась кромешная, прямо-таки космическая тишина.
— Главное, что не мертвая, — сказал я вслух.
— Ну ты дал… — выдавил из себя Панкратов.
— Всегда пожалуйста, — хмыкнул я, возвращая «Олимпику» его управленческие функции. Для дальнейших операций по забору рабочего тела от «десятого» всем нам понадобится его железное, поистине олимпийское спокойствие.
А я сейчас мечтал об одном: хорошенько умыться, соскоблить с каждого мускула на лице напряжение и тревогу.
Как жаль, что изгнать их из глубин души мне пока что было не под силу…
Глава 16
Кикимора
Апрель, 2614 год
Спасательно-оперативный модуль «Сом»
Окрестности Беллоны, система Вольф 359
Мертвые тела я увидел почти сразу, когда перешагнул высокий порог четвертого отсека по правому борту, более всего походившего на кладовку с холодильным отделением. Уверен, что даже видавший виды Бирман с первого взгляда не распознал бы
А потом всё прочее, увиденное на ракетоплане прежде, тотчас ушло из головы, отступило на задний план и затаилось там в скорбном ожидании.
Будто я находился на «Соме», а потом р-р-раз — и по мановению руки переместился на катер. Хотя легкость действия и чересчур явное непротивление обстоятельств все-таки должны были вызвать у меня хотя бы легкий холодок подозрения: что-то здесь не то, слишком уж гладко, совсем уж масляно мы проникли внутрь ракетоплана.
А начиналось… Начиналось всё просто прекрасно.
Я еще ни разу не бывал в док-камерах космических кораблей. Тем более в таких специфических, через которые прошли миллионы тонн космического мусора, отработанных одноразовых ускорителей, сброшенных топливных баков, отстреленных теплозащитных экранов…
И вот побывал.
Весьма нестандартным образом — в миниатюрном четырехместном гусеничном боте, забронированном свинцовыми плитами по самое не могу.
По словам Бирмана, привычно подтягивающего винты водительского кресла, бот был создан специально для таких ситуаций: когда требовалось осмотреть подобранный в док-камеру опасный космический объект или провести спасательные работы на радиоактивном аппарате.
Минералов тем временем переслал шефу по телеметрии обобщенную сводку данных, поступивших от автоматов-«стерлядей».
