считала, что смотрины Вознесенского затеяла по глупости, сгоряча, под влиянием неожиданного известия Клавдии Афанасьевны. А вот успокоилась и никакой нужды уезжать куда-либо из Никольского не чувствует. Теперь же, когда договорились не вспоминать о ее беде, следовало и вовсе запамятовать о поездке в Вознесенское.
Однако ни Вера, ни Сергей об отчуждении, возникшем в Вознесенском, забыть не могли. После той поездки были иногда минуты, когда они снова казались друг другу чужими, были в их любви и случаи неприятные и скучные. Вера раздражалась, но отходила. Сергей молчал, ждал, когда все рассеется само собой. Оба они понимали, что в их отношениях, теперь уже почти супружеских, появилось и еще появится нечто новое для них, не испытанное прежде, хорошее или плохое – неважно. Но это новое следовало осознать и к нему необходимо было привыкнуть. Они и привыкали, и часто им было хорошо.
Однажды в воскресенье они с Сергеем поехали в город смотреть «Направление главного удара» и у кино встретили Нину. Первым Нину увидел Сергей, он и толкнул Веру. Нина их не заметила или сделала вид, что не заметила. Под руку ее вел пожилой мужчина, лет двадцати восьми – тридцати, с деликатными манерами, на вид инженер или служащий. Был он в прежнем Нинином вкусе – тщательно одетый, в приталенном пиджаке с серебряными пуговицами, с бачками, как у Муслима Магомаева, и с зонтиком-тростью в руке. А Нина прогуливалась в синем макси и короткой накидке с кистями. «Ба-ба-ба! – подумала Вера с обидой. – А она мне о нем ничего не говорила. Когда же сшила-то? И как не помяла в автобусе и электричке?» Вера сделала движение навстречу Нине, но та проплыла мимо и не остановилась. «Ох-ох-ох! – сказала ей вслед Вера. – Птица-лебедь!»
Дня через три Вера ездила в Москву за продуктами и на Каланчевке чуть было не столкнулась с Ниной. Вел ее другой кавалер, помоложе, с большими усами и падающими на воротник черными красивыми локонами – под д'Артаньяна. И этот был одет дорого и хорошо. Нина же имела вид романтический, волосы ее были гладко зачесаны назад и сведены в пучок. Сегодня она надела мини и, как отметила Вера, французские колготы за девять рублей. Вера, несмотря на то что Нина была ей сейчас чуть ли не врагом, успела подумать: «Боже ты мой, какая она хорошенькая!» И кавалер, видимо, это понимал, ему очень нравилось вести Нину по людной улице, а Нина была с ним небрежна. Вера, не дожидаясь, пока Нина заметит ее, резко повернула вправо, услышала сзади: «Вера, Вера, постой», но не остановилась, вошла в магазин, смешалась с толпой. Однако у прилавка бакалеи Нина схватила ее за локоть:
– Ты это что, сбегаешь от меня?
– Я тебя не заметила.
– Так уж и не заметила?
– А ты нас с Сергеем в воскресенье у кино заметила?
– Вы были у кино?
– А то не были! – возмутилась Вера.
– Ну прости, – сказала Нина. – Я вас действительно не заметила.
– Куда уж нас заметить!
– Здесь толкаются и смотрят на нас. Выйдем отсюда.
Вышли. Встали у красного парапета из гнутых труб напротив очереди за арбузами. Метрах в тридцати от них курил Нинин кавалер с черными красивыми локонами, смотрел на трамваи.
– Ты обижаешься, – заговорила Нина, – что я дней десять как к тебе не заходила и на следователя не пришла, ты не дуйся, я забегалась, не высыпаюсь...
– Ну понятно, – кивнула Вера в сторону молодого человека.
– Ай! – махнула рукой Нина. – Да не потому!
– А мне-то что! – сказала Вера. Ей было неловко и стыдно оттого, что она пыталась убежать от подруги, а та ее поймала, и она сердилась теперь на Нину, как в тот день, когда они дрались в Никольском туфлями.
– Верк, ну серьезно, ну не дуйся. – Нина обняла подругу, глаза у нее были влажные.
– Ну ладно, ну ладно, – сказала Вера, отстраняя подругу, однако она смягчилась.
– Я ведь и на работе бегаю, – говорила Нина, – и матери надо помочь, и в школу хожу вечером. Десятый класс, последний, теперь-то, перед институтом, надо всерьез, чтобы все запомнить... Я на будущее лето расшибусь, а поступлю в институт... А ты дуешься... Не таи на меня зла!..
– Ну не пришла – и не пришла, – сказала Вера уже миролюбиво. – Дело-то какое! Вон тебя кавалер ждет. Иди. В Никольском поговорим.
– А-а! – рассмеялась Нина. – Пусть подождет. У меня таких кавалеров... Этот-то еще ничего. Он хоть может доставать билеты в театр. У него абонемент.
– А у того что? – не удержалась Вера. – С которым вы у кино прогуливались?
– У того что? – задумалась Нина. – Он просто приятный человек. С телевидения. С ним интересно ездить в электричке. Вечно новости узнаешь... А ты меня осуждаешь, что ли?
– Мне-то что!
– Господи, да без них скучно было бы! Я в иной день по четыре свидания назначаю. На какие иду, на какие нет. Ради забавы. Я без всякой выгоды, я так...
– Это не для меня, – сказала Вера хмуро.
– Ты думаешь, я серьезно все это? Ты думаешь, я забыла, что говорила тебе после того, как сходила в Серпухов, к отцу? Нет, Верк. Все то и теперь во мне. И навсегда.
Потом, помолчав, она добавила с печалью:
– Мне бы, Верк, влюбиться в кого, да по уши...
– Влюбишься, – успокоила ее Вера.
– А я сегодня Зинку Телегину встретила, – сказала Нина. – Помнишь, из соседнего класса? Она теперь на Часовом заводе сидит на конвейере и продает шиньоны из своих волос.
Вера вспомнила худенькую и тихую Зинку Телегину по прозвищу «Земляной орех», еще и в пионерах славившуюся тяжелой каштановой косой, и воспоминание это сразу же вызвало мысль о парике, купленном ею самой в магазине ВТО у Пушкинской площади. Мысль эта не была ни тоскливой, ни злой, как прежде. Просто возникла – и все. Где он, парик-то?
– Верк, следствие-то, говорят, опять начали, – сказала Нина.
– Вроде бы начали, – нахмурилась Вера.
– Говорят, новый следователь был уже на месте происшествия и парней с родителями вызывал, правда?
– Вроде...
– А тебя?
– И у нас был.
– Что за следователь-то?
– А пойми его... Строгий, дотошный... Опять все сначала. Вопросы, протоколы. Теперь к себе вызовет. Одно мучение! Трое-то, кроме Турчкова, на меня теперь наговаривают. И вовсе не нужно мне это следствие!
Нина молчала, она сама не рада была повороту разговора.
– Ну иди, – сказала Вера. – А то ждет ведь...
Все было бы хорошо, вот если только бы Нина не вспомнила о следствии...
Подруги разошлись, довольные встречей и разговором. Решили завтра же увидеться снова в Никольском, а на неделе, если выйдет со временем, съездить вместе в Москву, на показ немецких мод во дворце «Крылья Советов». Или просто погулять на выставке в Сокольниках. Однако не съездили...
27
Опять закрутили Веру привычные дела и хлопоты, в их круговерти Вера и книгу редко брала в руки, разве что в электричке, почти не успевала смотреть телевизор, а беседа со следователем и встреча с Ниной отошли в прошлое. Будто и случились год назад.
Среди прочих Вериных дел были уколы. Вера вместе с двумя пожилыми медсестрами – Неведомской и Красавиной, жившими в Никольском, – по назначению районных врачей чуть ли не каждый день колола никольских больных. Кто был с диабетом, кто страдал сердцем, кто, простудившись, нуждался в инъекции пенициллина. Вера делала уколы ловко, Тамара Федоровна удивлялась ее способностям, о легкости и точности ее шприца знали в Никольском, оттого на нее спрос был как на модную портниху. В среду ей надо
