Та-ак?.. Эт-то что такое?! Это он чего вознамерился, на своего любимого командира — с кулаками?!! Ну, дух, вешайся! Сейчас тебе воочию явится число «пи», здесь и сейчас!
Скателок размахивается своим немалым кулачищем, словно пытается прихватить с неба облако. М- да, вот не учили тебя толковой рукопашке. Ну, да ничего: сейчас я тебя поколочу, а потом займусь твоим образованием. Когда оклемаешься…
Пока Скателок замахивался, я вполне грамотно поднырнул ему под руку. Он ухнул через меня, словно сноп. Первый раз я поддал ему в ребра еще в полете, остальные два удара достались уже лежащему тулову. Ну-с, будем продолжать?..
Будем? ОК. Вот тебе, Скателок, по размножательному органу, а вот тебе — по почкам, чтоб не спешил разгибаться. Еще будем на командира ручонками махать?
Не будем? Молодец, понял, чем это может закончить… О-оп! Я еле успеваю пригнуться, как карающая длань папаши Хэба проносится в паре сэ-мэ над моим затылком:
— Фаздер! Папахен, ёр мазер за это самое! Хрен ли фоуст махайтен? Зис гад слипнул на посту, ферштеен? Гадом буду, за такое — ун трибуналлен и в штрафной батальонер!
Пораженный моим вдохновенным спичем, папаша Хэб замирает. Он со страшной силой пытается понять: что это я такое изрек? Даже мне слышно, как гудят трансформаторы в его мозгах, как скрежещут заржавленные шестеренки и дребезжат шарики с роликами. Наконец он принимает важную позу и сурово изрекает:
— Нихт фойтер бетвайн ас, Робер. Зу, — он тычет в Скателока, который наконец сумел разогнуться и теперь ощупывает себя, силясь определить: все ли у него цело или я все-таки что-то оторвал? — Зу, свайн, дер фейндир, ком нак Ольстейн. Нау!
Ну, если и не все понятно по тексту, то по смыслу ясно: отец-командир дает втык за драку между своими. Хотя, если судить по приказу отправиться к однорукому Ольстейну — свою выволочку за сон на посту Скателок все же получит. В виде раз-два по морде и краткого нравоучительного спича. Однако маловато будет!
— Фаздер! Тут дело такое: унд слипен на посту — всем нам каюк! Финиш, амба, кранты! Ну вот же ж, дубье: хи слипен, а тут шиндец подкрадется незаметно, на сорока восьми ногах, и ол кил на х…! Нельзя спать на посту! Верботен! За такое — наряды вне очереди, три штуки минимум!
Папаша Хэб прислушивается к моим словам, потом похлопывает меня по плечу: чего, мол, кипешуешь? Стоит ли обращать внимание на такие мелочи? Да, японский бог! Стоит, еще как стоит!..
За завтраком, состоявшим, как всегда, из жареной оленины и сухарей, я снова насел на папашу в смысле укрепления дисциплины и повышения боевой подготовки. Поначалу старик упирался и отнекивался, но я вцепился в него, как клещ в собачье ухо, и к обеду — сухари и оленина! — мне удалось вырвать из папашки принципиальное согласие. После обеда он собрал всю шайку и, охарактеризовав создавшееся положение дел в гарнизоне как полный бардак, довел до сведения всех присутствующих, что со следующего дня все поступают в мое распоряжение, с целью повышения боевой и политической.
К моему несказанному изумлению, бандформирование встретило это заявление радостным ревом и приветственными выкликами. Первый раз вижу бойцов, которые, безо всякого приказа, в ответ на сообщение об увеличении и ужесточении нагрузок, вопят «Слава!», «Нех жие!», «Решения батьки Хэба — в жизнь!». Ну, ладно, я ж тоже не изверг какой: на первый раз буду помягче…
Следующим утром я минут десять убил на то, чтобы разбудить наших воинов, и еще минут тридцать втолковывал им, что они сейчас будут делать. Оказалось, что вчерашние радостные вопли были следствием простого непонимания. Простые души решили, что я, как прислужник дьявола, просто заколдую их, и они сразу станут великими лучниками, непобедимыми рукопашниками, чуткими сторожами и воинами- отличниками. Ага, щаз!
— Ну, так, духи! Вешайтесь — дембель отменили! Ин цвай шеренгерин становись… дер!
После пары пинков и зуботычин золоторотцы построились в две неровные шеренги.
— Ол райт. Нау, айн шеренгирен — ком цу мир! Цвай шеренга — на месте станд! Айн шеренга — упор лежа принять! Ду как я! Эз ми, я сказал, уроды!
Первая шеренга начинает отжиматься на счет. Первые сдохли уже на пятом разе, самый крутой, подбитый не так давно стрелой Клем, сумел «накачать» двадцать четыре. Та-ак, теперь вторая…
Во второй шеренге дела обстояли еще хуже. Никто не выдержал даже двух десятков. Ну что, духи? Мастер-класс показать?
— Фаздер! Фаздер! Ком цу мир и сит даун мне на спину. Ну, как мешок на спину. Сит мне на бэк, говорю!
Папаша, смущенно ухмыляясь, усаживается мне на плечи. И-раз! И-раз! И-раз!..
Накачав тридцать раз, я спихиваю папашу и подзываю Альгейду. С ней накачиваю еще десять. Ну что, душары? Видали, чего командир могет? Вот, и вы у меня так же смогете!..
После того как вся банда сделала восемь кругов по поляне, сопровождая бег оханьем, стонами и проклятьями — догадайтесь, в чей адрес? — я понял, что на сегодня я их больше физподготовкой заниматься не заставлю. А если заставлю, то уже к вечеру численность банды значительно уменьшится. И даже не из-за дезертирства — помрут, доходяги! Только сразу нагрузку снимать нельзя, это я по собственной армейской службе помню. Ну-с, тогда так:
— Ты, ты и вот ты! А ну, станд ап, ер мутер за лег! Значит, так: ты — старший! Коммандер. Ефрейтор. Быстренько шнель к папашке Хэбу, получишь у него три, — я показываю для верности пальцами, — три топора. Не два, не четыре, а три, въехал? Чурка нерусская!
Свежеиспеченный «ефрейтор» отправился по указанному адресу и вскоре притаранил три топора. Боевых. A-а, по фигу! Кто сказал, что алебардой нельзя дрова рубить? «Топорники» были тут же отправлены в лес, рубить деревья. Средней толщины и не очень длинные прямые стволики. Все это я растолковал молодцам, которые сделали вид, что поняли, какие размеры и какое количество я от них требую. Ладно. Главное, чтобы нарубили и притащили к поляне, а уж разбираться что к чему от них никто и не требует.
Еще двоим я вручил лопату и какой-то инструмент, напоминающий киркомотыгу, и повел в сторону от поляны — туда, откуда реже всего дует ветер. Эти были озадачены рытьем солдатского сортира траншейного типа. А то я задолбался уже все время под ноги смотреть: как бы не наступить на чей-нибудь подарочек!
Весь оставшийся народ под мой и отцов ор, сопровождаемый пинками, затрещинами и прочим рукоприкладством, принялся деятельно очищать поляну от костей, обломков, обрывков и всего прочего антисанитарного. От общественно полезного труда были освобождены только Ольстейн по причине инвалидности и наши с «батькой» подружки: Альгейда и Мариона, которых, однако, отправили крутить вертел у костра и следить, чтобы мясо не подгорело.
К обеду поляна была приведена в более или менее человеческий вид, уборная — оборудована, а лесорубы притащили из лесу добрых шесть десятков стволиков, которые можно будет использовать.
— Фаздер, ви организайтен трейнинг полигон, — стараясь толковее и жестами объяснить, что будет сделано, начал описывать я.
Хэб только кивал. Думаю, он мало понимает, что такое турник, а уж полоса препятствий и вовсе не для его мозгов. Но самое главное — он не против. А уж все остальное — не так и важно.
Последняя наша стычка, которая, если бы подмога, приведенная против нас из манора (опять этот «манор»! Казарма, что ли?), была бы побольше, допустим, из двадцати человек, стала бы для всех нас последней, наводит меня на печальные размышления. Даже с моим потрясающим луком мои шансы равны нулю. Лошадей я, допустим, перестреляю, а дальше что делать? Всадники там — ребята крепкие. Встанут, отряхнутся, достанут мечи и нашинкуют меня за милу душу. Тут впору пожалеть, что душу я не продавал, а не то потребовал бы у рогатого парня что-нибудь получше лука. Даже такого. «Эсвэдэшку»[6], например, а к ней — ящик патронов, пэбээску[7], «замазки»[8] килограмма три и взрыватели к ней… Мечты, мечты…
Так что, если я собираюсь тут выжить, то придется вводить парням в кровь такую сыворотку, как дисциплина, вкупе с полевым уставом пехоты. А уж за компанию — устав внутренней и караульной службы. Вешайтесь, духи!..
После того как поляна была более или менее очищена, я обошел «спальные места» и, как это
