горькое, детское отчаяние, что я протянул ему свои, сказав «попробуй». Сапоги, как я и подозревал, подошли, и он прямо засветился благодарностью. Было жаль своей находки, но, увидев его счастливое лицо, испытал удовлетворение. Вот такие мелкие заботы рядом с опасностью, а то и со смертью.
Выйдя в коридор и спустившись на этаж, я почувствовал запах гари из распахнутых настежь дверей одной из квартир. Вбежал в большую комнату и увидел среди застилавшей весь пол груды бумаг, книг, выброшенных вещей и посуды горящий посередине клочок бумаги, от которого уже занялся соседний. Затоптал очаг, сдвинул в сторону лежащие рядом шмотки и в недоумении задумался: в доме, кроме нас, никого нет, внизу часовой, откуда горящий в середине кусок? Выйдя на улицу, обнаружил, что горит уже много домов. Шалевич обнаружил в маленькой двухэтажной пристройке немецкую семью и, взяв меня, пошел их проверять. Постучал в тяжелую дверь, крикнув: «Патруль с проверкой!» Дверь открылась, и пожилая женщина, не дав нам заговорить, скороговоркой, по-немецки, произнесла: «У нас уже были ваши. Солдат, оружия, часов, сапог и девушек здесь нет, нас только двое стариков, смотрите, если надо…» Шалевич обошел всю квартиру, заглянув во все уголки и шкафы, а я стоял у дверей с автоматом на изготовку. Было почему-то стыдно и за себя, и за всю нашу братву. Ничего не обнаружив, мы вернулись назад.
К вечеру вновь загорелся нижний этаж, и мы спешно покинули дом, поняв, что с пожаром не справиться. Расположились недалеко, в изолированном одноэтажном здании вокзала. Ночью пожар охватил весь город. Воздух гудел, летали какие-то горящие клочки, рушились перекрытия. Утром мы двинулись дальше, оставив позади догоравший город, который представлял собой пепелище из сгоревших каменных коробок.
Следующий городок (Мюлленбек?) сдался без боя. Улицы были безлюдны. Из окон свешивались белые простыни. Жители попрятались в домах и с тревогой и страхом встречали наших солдат, когда они заходили в дом.
Поселок на опушке леса. Остановка. За лесом, то впереди, то справа, то слева, редкая стрельба, в основном наших танков. Почти все жители покинули дома. До выяснения обстановки весь полк, в том числе наша батарея, рассредоточился по всему поселку, установив орудия на разных направлениях, что-то наподобие круговой обороны, на всякий случай. Комбат Бойко с разведчиком и связистом отправился на разведку и, при необходимости, выбор очередного НП. Мне и остальным бойцам взвода приказано дожидаться вызова. Зашел в расположенный рядом брошенный крестьянский дом. Несколько комнат, обставленных по-городскому. Аккуратные крашеные полы и белые стены. Деревянная мебель. Аккуратная кухня с чистенькой плитой, напоминающей газовую, но отапливаемая угольными брикетами и короткими, почти одинаковыми поленцами. Брикеты и поленца сложены в стенном шкафу столь же аккуратно. В других шкафах полотенца, кухонная одежда. Множество кастрюль, посуды, столовых приборов (ложки, вилки, ножи…) и прочей утвари. Никакого сравнения с бытом нашей деревни. Коптильня. Большой крытый скотный двор, правда, без скота. Часть, похоже, угнали, остальные бродят по поселку. В разных концах поселка слышно мычание коров, блеяние овец, кудахтанье кур. Вот это живут! Опять вопросы: зачем полезли к нам, чего не хватало и когда у нас будет что-то похожее? Разжился ложкой (свою я потерял в суматохе сборов) и хорошим плоским котелком с крышкой. Но вот меня и всех свободных разведчиков и связистов вызывают по телефону на НП с полным комплектом вооружения. Ожидается бой, и, из-за отсутствия пехоты, будут формироваться штурмовые команды. Идем по связи, которая тянется по лесной дороге. Идем беспечно, хотя из леса нас легко подстрелить. Никто не верит, что такое возможно. Прошли больше полпути, как навстречу связист, сматывающий связь. Отбой! Всем назад. Немец вдруг смылся, завидев наши танки, да и была там небольшая группа. Вернулись. Вскоре появился комбат, и следом колонна безоружных фольксштурмовцев, около ста человек! Старики и совсем подростки. Колонну сопровождает один разведчик соседней батареи. Оказывается, эти вояки прятались в лесу. Решили сдаться, а не бессмысленно гибнуть (возможно, группка бежавших от нас немцев рассчитывала использовать этих «партизан», но не вышло). Когда шла группа комбата и тянула связь, а затем наша группа, и когда мы возвращались, они побоялись выходить, вдруг не поймут и перестреляют. Вот все прошли мимо, и вскоре появился тот самый одинокий разведчик. Он отстал по нужде. Тогда самый старый немец, знавший кое-какие русские слова, вышел из леса с поднятыми руками со словами «Гитлер капут». Разведчик опешил, но стрелять не стал. Знаками, мимикой и скудным набором слов старик объяснил, что они сложили оружие в кучу и хотят сдаться. Таким образом, разведчик привел в наше расположение всю группу. Вместе с одним из фольксштурмовцев наши командиры послали кого-то забрать оружие.
Вскоре мы быстро собрались, двинулись дальше, и о судьбе этих немецких «партизан» ничего не знаю. Не получилось у гитлеровской пропаганды с партизанским движением, как гитлеровцы ни заставляли всех и ни стращали население зверствами «диких и злобных русских орд».
Танкисты и наша артиллерийская дивизия совершили новый бросок к устью Одера, к небольшому городку Альтдаму, что напротив крупнейшего немецкого порта — Штеттина. Этим завершалась операция в Померании и блокировался порт.
Была уже середина марта, снег почти весь стаял, но стояла пасмурная, промозглая погода, где-то около нулевой отметки. Прибыли мы на место к полудню и расположились недалеко от передовой. Оттуда доносилась редкая стрельба. Через день намечалось наступление. Огневики спешно оборудовали свои позиции, а комбаты, командир дивизиона Козиев и связисты отправились на передовую оборудовать НП и пристрелять до темноты все батареи дивизиона. Пехоты было мало, и сразу по прибытии были, как и прежде, сформированы штурмовые группы. В группу от нашего дивизиона вошел почти весь взвод управления, включая и меня, фельдшер дивизиона Башкин и кто-то из огневиков. Во главе группы поставили лейтенанта Чалых, которого мы не знали. Он собрал нашу группу, познакомился, объяснил задачу. С первого взгляда он мне не понравился. Говорит вяло, неубедительно, а главное, чувствуется отсутствие опыта. Откуда он взялся? Почему устранились наши опытные командиры? На следующий день, рано утром, еще затемно, не позавтракав, мы отправились на передовую, сосредоточиться для наступления.
Собственно, обычной передовой не было. Просто по одну сторону неширокой низины (меньше 100 метров), на опушке редкого, мелкого леса, располагались немцы, а по другую, тоже в редколесье, были наши позиции. У немцев тянулась цепочка спешно вырытой траншеи с одиночными блиндажами. Проволочного заграждения и минного поля перед траншеей не было. Не успели они. На нашей стороне были только редкие ровики — ячейки да два полублиндажа, скорее шалаши, слегка врытые в землю из-за грунтовых вод. В одном, более прочном, шалаше располагался командный пункт, во втором, на несколько человек, отдыхали связисты и разведчики. Я замешкался, и, когда подошел к шалашу, он был уже полностью занят, точнее, набит лежащими на соломе бойцами нашей группы. Разместиться было негде, разве только сидя в проходе. Еще один боец, недавно прибывший с пополнением, топтался у входа, не зная, как пристроиться. Пошарив кругом, я обнаружил в стороне, метрах в 10–20, неглубокую ямку типа ячейки и решил расположиться там. Поскольку из ячейки из-за окружавших ее кустов вход в землянку не просматривался, я договорился с Чалых, чтобы он окликнул меня, когда начнет собирать группу для атаки, и, захватив топтавшегося бойца (Новенького), пошел устраиваться. Было еще темно, когда мы застелили ветками наше убежище и, прижавшись спинами, устроились вздремнуть по возможности до сбора на атаку и переждать артподготовку. Не спалось, мешало естественное напряжение перед боем. По опыту понимал, что здесь возможен настоящий бой, а не легкое продвижение, сопровождавшее нас последнее время. Временами все же дремал.
Забрезжил рассвет. Залпы «катюш», а затем свист и грохот короткой артподготовки вывели нас из оцепенения. Мы с новеньким сели и приготовились идти на сбор и атаку группы по команде Чалыха. Артподготовка заканчивалась, а команды не поступало. В чем дело? Ведь надо атаковать с последними залпами, а то попадем под ответный огонь. Канонада прекратилась. На несколько минут стало тихо, но опять никакой команды. Вот опять засвистело и близко загрохотали разрывы и полетели осколки. Это немцы открыли заградительный огонь по нашим позициям. Опоздали с атакой! Но в чем дело? Переждав налет, я прислушался. Тихо, ни звука. Куда все делись? Я поднялся и побежал к землянке. Никого. Значит, они пошли в атаку, не позвав меня! Бросился к командирской землянке. На пороге сидел связист и ковырялся в аппарате. Больше никого. Состоялся короткий разговор примерно такого содержания:
— Где все? — спросил я.
— Ушли в атаку! Тут такое было… — произнес он и, замявшись, не стал продолжать.
— Ушли во время артподготовки, давно?
