Общая демобилизация тогда совсем не просматривалась, хотя у союзников она шла вовсю. Мы быстро познакомились (в молодости вообще, а тогда в особенности, знакомились легко) и всю дорогу до Берлина проговорили о грядущей жизни. По мере приближения к Берлину вагон заполнялся немцами, в основном женщинами и частично стариками, но были и мужчины «в соку» — 30–40 лет. Незадолго до Берлина вагон совсем переполнился. Стояли в проходах и тамбурах. Обращало внимание безразличие, какая-то отрешенность и подавленность пассажиров. Ехали молча, погруженные в невеселые думы, не переговаривались. Лица большинства были бледны, у многих был даже измученный вид. На нас, только двоих в вагоне русских военных, вчерашних врагов, не обращали никакого внимания.
Вот и вокзал. Мы направились к расписанию и кассам. Мой спутник сразу пошел узнать, есть ли уже пассажирские поезда в Россию. Оказалось, что поезд есть, отправляется через день, и он предложил не возвращаться в транзитный лагерь, а ехать пассажирским до Москвы. Я отказался, так как не хотел проводить ночь, а может, две, в Берлине. Как и где? Опять неопределенность. Рисковать не хотелось. Однако главное было в высокой стоимости билета (орденских книжек, обеспечивающих бесплатный или со скидкой проезд, у нас еще не было), а я жестко экономил, стараясь сохранить деньги до Москвы. Леня же решил ехать пассажирским, и мы расстались, предварительно обменявшись адресами. Я попросил его сразу по приезде в Москву навестить маму и брата и сообщить, что еду эшелоном и скоро буду дома. В душе я надеялся, что приеду следом за пассажирским, но в дальнейшем мои ожидания не оправдались. До отъезда моего пригородного поезда оставалось несколько часов, и мы решили побродить напоследок по Берлину. Вещи, кажется, сдали в камеру хранения и налегке отправились в город.
Шли, разумеется, пешком, как туристы, к центру города. Пару раз нас останавливал патруль и проверял документы. Погода была отвратительная. Дул резкий холодный ветер, сыпал и бил в лицо мелкий колкий снег, то усиливаясь, то пропадая. Когда вышли на главную улицу (Унтердерлинден?), порывы еще усилились. По обе стороны улицы мимо разрушенных домов и просто руин брели редкие прохожие, в основном военные. Целых домов было мало, и улица выглядела уныло и безлико. Энтузиазм погас, но мы упрямо двигались к Бранденбургским воротам, развалинам Рейхстага. Хотелось на прощание посмотреть на «логово фашистов», на место последних боев. По пути набрели на военторг, и Леня предложил зайти погреться и что-то купить. Но не тут-то было! В военторг пускали только по пропускам или офицерским удостоверениям. Пошли дальше. Вот развалины Рейхстага со стенами, испещренными надписями нашей братвы. Далее Бранденбургские ворота, колонны которых испещрены следами пуль и снарядов. За воротами начиналась американская зона. Никакой границы. Только патрули не наши, а американские. Остальное так же уныло и не интересно. Леня предложил было прицепиться к какой-нибудь немке, но я наотрез отказался. Прошли еще немного и повернули обратно, ведь мне пора к поезду, да и погода не располагала к экскурсии. На вокзале мы вскоре распрощались, и я, взяв свой чемодан и вещмешок, сел в поданный пригородный состав. Народу в поезде было мало. Я расположился в свободном купе. В соседнем купе ехали два офицера и две молодые немочки. Оттуда то и дело раздавался громкий мужской хохот и женский смех. Я прислушался к непонятному веселью. Боже мой! Наши вояки учили немок русскому мату, показывая на обычные предметы или «переводя» немецкие слова. Немки, коверкая слова, повторяли, думая, наверное, что у них смешно получается. После каждого «упражнения» следовал очередной взрыв хохота. Стало неприятно и стыдно. Я пересел подальше, благо свободных мест хватало, и погрузился в мысли о скорой встрече с домом. Было неуютно и, главное, холодно. Стоял январь, а вагоны не отапливались. Через час или два доехали до места, и я вновь очутился в казарме.
Здесь я узнал, что уже завтра утром подадут эшелон и мы двинемся домой, в Россию. Утром следующего дня, после короткого завтрака, нас разбили на маршевые команды по месту назначения (Москва, Ленинград, Урал, Киев, Украина, Казахстан, Средняя Азия и т. д.). Затем всех построили в колонну с духовым оркестром во главе. Под звуки бодрых маршей колонна двинулась к вокзалу по главной улице этого разбитого немецкого городишка. Шли, естественно, нестройными рядами, так как каждый нес свою, часто нелегкую, поклажу. Немногочисленные жители, попадавшиеся по пути, останавливались и молча смотрели на отъезжающих. Нам казалось, что они испытывают удовлетворение: очередная партия войск недавнего противника покидает страну. По дороге я познакомился с приглянувшимися мне попутчиками, и мы договорились сразу же «захватить» приличный вагон. На станции уже стоял готовый состав хорошо знакомых нам теплушек. Погрузка прошла быстро. Наша команда наметила и быстро «захватила» приглянувшуюся теплушку. Мне удалось занять удобное место на верхней полке у окошка. Приятно пахла соломенная подстилка. Вскоре состав двинулся, прогромыхал по недавно восстановленному мосту через Одер, и мы очутились в Польше, точнее, на земле Восточной Германии, отошедшей к Польше по решениям Ялтинской и Потсдамской конференций союзников.
Через Польшу мы ехали почти без остановок и без приключений. Дело в том, что в Польше, в отличие от Германии, было опасно и время от времени наблюдались различные эксцессы. Еще продолжалась конфронтация между просоветским Польским комитетом освобождения и враждебным нашему государству польским правительством в изгнании во главе с Миколайчиком, обосновавшимся в Лондоне, которое контролировало «свои» вооруженные силы в Польше. Имели место нападения на военнослужащих нашей армии и разные диверсии (портили железнодорожные пути, подрывали машины, убивали наших солдат и особенно офицеров).
В дороге я близко сдружился с моим соседом К. из нашей команды, москвичом, инженером. Он был старше меня и опытнее в житейских делах. Мы много обсуждали и спорили во время нашей дороги. Так, он считал, что немецкую нацию следует рассеять по миру, а Германию ликвидировать как государство. Тогда никакая война в Европе не станет возможной. Кстати, так тогда считали многие. Я считал, что это недопустимо. При чем здесь весь народ?
Вот и граница. Брест. Всем приказано выгрузиться с вещами. Будет таможенный осмотр и пересадка в другой эшелон. Выгрузились, образовав цепочку вдоль состава. Пограничники начали обход, проверяя наметанным глазом вещи. Мимо нас прошли с полным безразличием, слегка взглянув на убогие чемоданы, мешки, баулы. Однако задержали несколько человек. У одного был небольшой, но ужасно тяжелый чемодан. Оказалось, что он набит кремешками для зажигалок. Тысячи кремешков! Каждый кремешок стоил в России, помнится, в районе сотни рублей, т. е. он вез домой целое состояние, а не кучу барахла! Тут я вспомнил нацменов, закупавших в Ратенове сотни «молний», которые тогда стоили не меньше кремешка. Я еще удивлялся, зачем им столько. Нет, совсем не было у меня коммерческой жилки. Кто-то вез драгоценности. Всех задержанных увели, а мы сели в очередной товарный состав и поехали дальше, уже по своей земле, мимо разрушенных и сожженных станций, поселков, городков. Теперь состав тащился ужасно медленно с частыми и долгими остановками. Собственно, состава уже не было, он худел от остановки до остановки. Наши вагоны то и дело переформировывали, присоединяя отдельные вагоны к попутным (по направлениям) товарным составам, и где-то за Минском осталось не больше десятка вагонов. Почти на каждой остановке, особенно в крупных городах и на железнодорожных узлах, из эшелона выбывали демобилизованные, возвращаясь домой, в свои родные места или пересаживаясь на другие направления.
Вот, наконец, Можайск. Наш товарняк опять стоит! Говорят, что нас отправят, возможно, завтра и на Киевском вокзале будет, тоже возможно, официальная встреча нашей группы фронтовиков. Нам не до встреч, да еще возможных. Не терпится добраться до дому. Я спешно направился на станцию, чтобы понять ситуацию. Было воскресенье. Морозный день. Идут первые послевоенные выборы в Верховный Совет. Везде вывешены флаги, а на пристройке к станции разбит избирательный участок. Мимо строем идет на участок группа вояк. Мы тоже можем проголосовать, но нам не до этого. На путях стоит пригородный пассажирский поезд. Узнаю, что скоро отправка. Втроем бросаем свой эшелон и быстрей на пригородный поезд. Покупаем билеты. Поезд трогается. Через пару-тройку часов мы будем в Москве. Так приятно. Наконец, возникает ощущение нормальной гражданской жизни, от которой мы так отвыкли. Едем в пустом вагоне. Все! Война, армия позади! Впереди дом, гражданка, новая, свободная жизнь!
Послесловие
Киевский вокзал. Вечер.
Сходим с поезда и на привокзальную площадь. Идет легкий, приятный снежок. Садимся в такси с
