лекарство. От большинства известных болезней. Может, даже от всех. Впрочем, старость – согласно одной из теорий – тоже своего рода недуг.
– Значит, вы нашли это лекарство! – воскликнула Дроздова. – Поэтому за вами гоняется тот ужасный колдун!
Дохтуров покачал головой:
– К сожалению, нет. Пока нет.
– Ну так и говорить нечего! – заключил Сопов. – Вы нам тут просто морочите голову.
Дроздова посмотрела на него, потом повернулась к Дохтурову.
Павлу Романовичу показалось, что она сейчас расплачется.
«Интересно, с чего это?»
– Не совсем так, – сказал он. – Высылка оказала мне услугу неоценимую. Здесь я познакомился с медициной Востока. Мне удались удивительные открытия. Но… все это не было панацеей. Хотя казалось, разгадка близка. Однако вскоре я понял: собирая чужие рецепты, ничего не добьюсь.
– Почему? – спросила Анна Николаевна.
– Дело в подходе. Я внимательно изучал труды Парацельса. Он писал, будто он знает секрет панацеи. Кстати, называл ее лауданумом.
– Фи! – присвистнул Клавдий Симеонович.
– Только Теофраст оказался большим путаником, – продолжил Дохтуров, не обращая внимания на Сопова.
– Простите, кто? – спросила Дроздова.
– Теофраст Бомбаст из Гогенгейма. Более известен как Парацельс.
– А почему – путаник?
– Потому что узнать рецепт из его записей невозможно по очень простой причине: он и сам его не знал.
– Позвольте! – вскричал Сопов. – Вы же только что утверждали обратное!
– Я сказал:
– Откуда ж он его взял?
– Полагаю, с Востока. У меня есть теория, как панацея попала в Европу. Но это история долгая. Главное в другом: уже в пятнадцатом веке панацея стала известна, Парацельс пользовал ею больных. Но потом она была снова утеряна. Понимаете, что это значит?
– Нет, – призналась Анна Николаевна. – Я теперь совершенно ничего не понимаю.
Сопов же демонстративно промолчал.
– Я думаю, что у Теофраста Бомбаста имелся некий запас лауданума, – сказал Дохтуров. – И потом этот запас кончился. Парацельс не мог его сам изготовить. И предпринял долгое путешествие на Восток. Могу утверждать, что побывал он в Китае.
– Так, значит… – прошептала Дроздова.
– Да. С незапамятных времен панацея хранится здесь. Я не сомневаюсь, что это вещество – природного происхождения. Ее открыли случайно.
– Нетрудно представить, как его стерегут… – прошептала Дроздова.
Дохтуров усмехнулся:
– Конечно. Но вопрос в другом:
– Либо отнята силой, – добавил Сопов.
– Весьма вероятно.
– Однако Китай велик, – заметил Сопов. – Где намереваетесь проводить изыскания?
– Рискну утверждать: лауданум спрятан где-то в Маньчжурии. И я догадываюсь,
– Откуда такая уверенность? – спросил Клавдий Симеонович.
– Ответ в моих записях. Насколько я понял, вы с ними знакомы.
Сопов пожал плечами:
– И давно вы пришли к такому выводу, господин алхимик?
– Недавно. Я как раз обдумывал план новых поисков…
– Что же вам помешало? – Дроздова нервно переплела пальцы.
– Весь этот кошмар. То есть пожар в «Метрополе» – и все, что случилось далее.
– Ясно! – воскликнула Анна Николаевна. – Значит, вам стараются помешать! – Она повернулась к Сопову: – Ну что, господин Фома неверующий? Вы и теперь сомневаетесь?
Но Клавдий Симеонович не успел ничего ответить.
Из подпола послышался шум. Кто-то закричал на высокой дрожащей ноте.
– Доктор, вы совсем забыли о своем пациенте, – насмешливо сказал титулярный советник. – Может, ему нужна ваша помощь?
Дохтуров на это ничего не ответил. Шагнул к фанзе, Анна Николаевна – следом.
– А когда вернетесь, – крикнул им вслед Сопов, – я расскажу кое-что интереснее всех этих сказок. Вам будет о чем подумать, клянусь!
Переступив порог, Дроздова повернулась к Павлу Романовичу и, слегка порозовев, тихо сказала:
– Признайтесь, доктор, вы ведь все это придумали?
– Простите?… – ошеломленно переспросил Дохтуров.
– Насчет панацеи и прочей волшебной чепухи. Ведь точно придумали? Сознайтесь!
– Господи, да зачем же?!
– Полагаю, чтобы произвести на меня впечатление, – серьезно ответила барышня. – Для чего же еще?
Она отвернулась и первой прошла в фанзу. Павел Романович шагнул следом. Он подумал, что старая истина насчет непостижимости женской натуры верна по-прежнему, несмотря на свою избитость.
Глава вторая
Мандрагора
Долгие годы чиновник для поручений Грач исповедовал принцип: ожидай от людей меньшего, а бери сколько возможно. И позиция эта оправдывала себя неизменно.
С вновь назначенным помощником, господином Вердарским, Грач поначалу последовал своей любимой методе: присматривался, прислушивался и прикидывал про себя, насколько тот может быть полезен для дела. Ну и ему, Грачу, лично.
Сперва выходило, что особого прока ожидать не приходится. Обыкновенный чиновник, с амбициями, однако без хватки и даровитости. Таких пруд пруди, даром что с университетом. Хотя и его-то закончить не сподобился. И для чего господин полковник вытащил этакого хлюста из занюханного стола приключений? Сидел бы там, в журнал переписывал сданные бесхозные вещи. (Их, кстати, за последнее время стало заметно меньше. Не потому, что харбинцы сделались менее забывчивы, – совсем по иной причине. По какой? А пройдитесь-ка нынче по рынку да лавкам в воскресный день, присмотритесь хорошо к ценам. За бутылку молока целковый дерут! Это притом, что до войны всего пятачок спрашивали. И хлеб – не моргнув глазом, полтину сдерут. За фунт! Виданное ли это дело?)
И все же Грач постарался сойтись с молодым полициантом поближе. Сводил в «Муравей», поучил всяким штукам, полицейской премудрости. За один день, конечно, много не расскажешь, да оно и не требуется. Тут важно другое: как новичок при том себя поведет. Коли есть у человека склонность к сыскной работе – будет на лету все хватать. А нет – так и слушать станет вполуха, и больше по сторонам глазеть.
Вердарский, правда, по сторонам не вертелся и крепкозадых кухарок взглядом не маслил. Однако ж и большой заинтересованности не показал. Так и не понял Грач, что ж за человек такой – господин Вердарский. Решил: ничего, разберемся со временем.
Однако не вышло.
Почему? Тут надобно кое-что объяснить. А прежде вернуться на несколько дней назад, к