фигурку и всюду с собою носют. Снаряжают, будто дите, в крохотные одежки, всячески холят и даже трапезовать с собой садят на почетное место.
– Ска-азывают ей… – лениво протянула третья. – И кто ж это, ответь-ка на милость?
– А это не твоего ума дела, – спокойно отозвалась Матрена. – Хошь – верь, хошь – нет. Твое дело. Да только про сей корень чудесный даже в Писании сказано. Его там мандрагоровым яблоком называют, или попросту мандрагорой.
Тут стражник, сидевший поодаль, заметил подошедшего Грача. Поднялся, усмехнулся в усы.
– Вот заливают, – сказал он чуть смущенно. – Тут такое дело, а им только языки почесать. Одно слово – бабы…
Грач на это ничего не ответил. Приказал рассадить поодаль и тут же, на месте, быстро опросил каждую. Сказанное записал (впрочем, записывать было особенно нечего) и велел назавтра явиться в присутствие, к судебному следователю. Это он уже делал чужую работу, но ему страшно хотелось отправиться побыстрее домой – попарить ноги горячей водой. А коли заявится следователь (по всему, с минуты на минуту должен прибыть), так непременно начнется новая канитель, и тогда воленс-ноленс придется торчать тут самое малое до полудня.
Особого приглашения не потребовалось: бабы подхватились прочь от страшного места – доносить жутковатые подробности по дворам, своим да чужим. Грач проводил их взглядом.
– Бабы!.. – с чувством повторил стоявший рядом стражник и даже сплюнул наземь. – Мандрагору какую-то приплели… я б на месте ихних мужей поучил бы кнутом. Или хотя б волосник попортил.
– Ну-ну, герой, – сказал ему Грач. – Развоевался. Я тебе покажу кнут. С бабами сражаться – не хунхузов ловить. Тут из вас любой себя молодцом держит.
– Оно конечно, – мигом согласился стражник. – Это я так, к слову. Баба – существо темное, недоразвитое. Чего с нее взять! А только, ваше благородие, и среди мужиков такие встречаются, что будут похуже деревенской наседки.
– Это ты о ком?
– Да есть тут один… Доктор. На Пристани частенько бывает, баб наших пользует. Сказывают, что и плод вытравить помогает, ежели срок невелик, – добавил шепотом стражник. – И при том все у местных выпытывает.
– О чем же?
– Про всякие волшебные снадобья, про коренья разные, бабкины обереги. Которые якобы особенную силу человеку дают, а то и от любых недугов излечивают. Тьфу! А еще образованный человек! Что скажете, ваше благородие? Разве ж не стыдоба? Вот бы кому хвост-то прижать!
– Да, – рассеянно подтвердил Грач. Он заметил, что судебный врач стоит возле первых дрог, придерживая там что-то левой рукой, и свободной подает ему знаки.
– Что у вас? – спросил он, подходя вплотную.
– А вот! – Врач хищно улыбнулся. – Можете полюбоваться.
Он приподнял голову Вердарского, которую довольно бесцеремонно держал за волосы, и ткнул окровавленным пальцем куда-то под подбородок:
– Видите?
Грач ничего не видел. Он смотрел в мертвые глаза злополучного чиновника стола приключений. Казалось, тот глядит на старшего товарища с укоризной – дескать, не научил ты меня самому главному!
– Да вот же! – повторил врач. – Игла, или древесная колючка. Прямо в яремной вене. А крови-то нет-с… Любопытно?
– Очень, – мрачно ответил Грач.
– Вы, верно, не поняли, – сказал судебный медик. – Его этой колючкой убили. Вне всяких сомнений. А голову отделили позже. Это тоже вне всяких сомнений. У второго, кстати, такая ж картина. Анализ яда я проведу позже. Теперь уяснили?
– Да. Не забудьте прислать результат вскрытия.
Грач направился к казенной коляске. На ходу он сообразил, что доктор явно пародировал его собственные недавние слова. Но этот реприманд нисколько не взволновал – настолько удивительной была новость. Отравленная колючка в качестве орудия убийства – штука сама по себе до крайности необычная. А в сочетании с отчленением головы получается просто фантастика.
– Постойте! – окликнул его судебный врач, когда он отошел на десяток шагов. – Я обнаружил еще кое- что!
Пришлось вернуться.
Эскулап показал на дрожки, где лежало тело несчастного Вердарского.
– Поглядите-ка на его левую кисть.
Рука была на первый взгляд самой обыкновенной. Только стиснута в кулак, да так сильно, что ногти впились в рыхлую, бумажного цвета ладонь.
– И что?
– В кулаке что-то зажато, – пояснил врач. – Я сам доставать не стал. Это уж ваша прерогатива.
Грач бестрепетно, один за другим, разогнул мертвые пальцы. На свет явился маленький предмет, похожий на потемневшую запонку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это пуговица. Весьма занятная, серебряная, а поверху вытеснен вензель. Только букв не разобрать.
Грач достал складную лупу.
Теперь он без труда разглядел: это были затейливо переплетенные между собой «Е» и «Ч».
– Занятно. – Грач выдрал из блокнота квартального листок, завернул пуговицу и упрятал в жилетный карман. Хотел было сказать врачу нечто учтивое (как-никак, тот расстарался в итоге), но тут в голову пришла очень важная мысль, отчего Грач промолчал и даже замер на месте.
Отравленная колючка встречается не впервой! Недавно в схожих обстоятельствах погиб полицейский стражник, сопровождавший Вердарского в Модяговку. Укололся какой-то дрянью в фанзе, где жил посыльный Ю-ю, братец прачки Мэй, – и тут же, за милую душу, преставился.
Что-то получается многовато экзотики.
Все это требовалось обдумать. Грач сел в коляску и велел кучеру править в сыскную.
К тому моменту солнечное утро, обещавшее ласковый благословенный денек, неожиданно скуксилось. Солнце запрыгнуло в облака – словно в вату зарылось, – выглянуло оттуда пару раз пунцовой медузой, а после вовсе скрылось из глаз. Закисла погодка, прыснула мелким сопливым дождичком. Не июньским совсем – октябрю под стать. В общем, природа пришла в соответствие с душевным настроем чиновника для поручений Грача.
Чтоб не мокнуть, тот поднял кожаный верх коляски и путь до управления провел в нерадостных размышлениях.
Сильно не складывалось с этим злополучным пожаром в «Метрополе», будь он неладен. Уж столько вокруг дел навертелось – а кончика что-то не видно.
И сам пожар этот непостижимый, и мамаево побоище на втором этаже. Потом – непонятная компания господ, съехавших из гостиницы как раз перед самым пожаром и направившихся не куда-нибудь, а прямехонько в развеселые номера Дорис.
Среди этих господ был замечен некий офицер, по соображению полковника Карвасарова – кавалерист. По всему, к делу причастный. И не только к сгоревшему «Метрополю». Кавалерист сей, похоже, еще тот типаж: промышляет опием, наладил курьерскую доставку кружным путем аж из самой столицы.
После вчерашней поимки курьера (точнее, курьерши) дело будто заладилось. Схваченная с поличным (благодаря операции, по всем статьям замечательной и весьма нестандартной), дамочка запираться не стала и выразила полнейшую готовность сотрудничать. За такую операцию от начальства благодарность положена. Да не словесное поощрение, а что-нибудь более осязательное. Тем паче что расследование на контроле у самого генерала! Однако от Карвасарова наград-то не очень дождешься. Во всяком случае, до окончательного раскрытия.
Оно, как представлялось, было не за горами. Грач был уверен, что идет в правильном направлении, – до сегодняшнего утра.
Нынче все изменилось. И главной тому причиной – убийство мелкой сошки, полицейского чиновника Вердарского. Который и знать-то ничего не мог, и помешать преступникам был не способен – в силу того, что
