– Что вам угодно? – спросила она, сразу переходя к делу.
– Позвольте присесть, – ответил Дохтуров. – Разговор у нас будет долгий, и вести его стоя не слишком удобно.
– С чего взяли, что долгий?
Павел Романович подумал, что нынче мадам Дорис куда менее любезна, чем в прошлое посещение.
– Оттого, что вы верно поняли смысл записки. Иначе бы не позвали. Так вот, знайте: это правда.
– Что правда? – спросила мадам. – Хорошо, садитесь. Кто вы и чего хотите?
– Зовут меня Дохтуров Павел Романович, по профессии врач. Пришел с предложением, которое обоим нам может стать весьма выгодным.
При упоминании рода занятий Павла Романовича в глазах у мадам промелькнул огонек. Она пальцем подвинула ближе лежавший перед ней бумажный листок.
– Тут нет слов, – сказала она. – Только число: «миллион», да еще ниже пририсован российский герб. Что это значит?
– Это значит, – ответил Павел Романович, – что я предлагаю вам сделку, в результате которой вы сможете получить один миллион рублей.
И он, насколько возможно коротко, изложил суть дела.
Мадам молчала. Пауза была долгой.
Потом она подняла свой горгоний взгляд:
– Я не скажу вам: да. Но и не отвечу: нет. Я подожду. Мне надо подумать.
Разговор был окончен, он вышел.
Она будет думать! Но времени, времени нет совершенно!
Глава пятая
Грач и другие
Полковник швырнул газету на стол. Сказал:
– Полюбуйтесь!
Грач взял, стал читать.
Это был последний номер «Харбинского вестника», поместивший на передней полосе недавний большевистский декрет с собственным комментарием.
Ниже шел собственно комментарий – очень эмоциональный, очень патриотичный и совершенно ненужный. К чему? Все и так ясно.
– Их расстреляют, – сказал Грач, откладывая газету. – Непременно.
– Что, всех? – спросил Карвасаров.
– Полагаю, что всех.
– Ну и глупо!
Грач видел, что полковник Карвасаров пребывает в желчно-раздраженном состоянии духа. Такое настроение случалось у него и прежде; имело оно под собой две причины: либо у полковника расшалилась печень, либо случился у него неприятный разговор с директором департамента. Не исключено – то и другое вместе.
Весьма неудачно.
Грач прибыл с докладом по делу «Метрополя», которое, как известно, пребывает на особом контроле у генерала Хорвата. Рапортовать об успехах не имелось возможности: господин Вердарский убит (да еще с потрясающею жестокостью), подозреваемых нет. Тех господ, что из обреченного «Метрополя» перед самым пожаром прямехонько к мадам Дорис нацелились, тоже не удалось разыскать. Да и в самом веселом доме два трупа (барышня и официант). И опять-таки нету подозреваемых. Правда, наличествует все ж некоторая удача: опийная курьерша, которая, должно, обладает касательством к кавалерийскому офицеру (из упомянутой выше компании), поймана. Но и тут все еще зыбко.
В такой диспозиции рапорт обещал обернуться крупными неприятностями – особенно с учетом нынешнего начальственного настроения.
– Зачем убивать великих князей? – спросил Карвасаров. – Зачем плодить мучеников? Им же невыгодно! Это они должны понимать, коли замахнулись соорудить новое общество! И потом, великие князья никому ничего не сделали. Вот, скажем, великий князь Николай Михайлович – большой историк, талантливый человек. Его по всему миру знают. Кому он опасен?
– Любого из дома Романовых можно употребить как знамя, – осторожно сказал Грач. – Господин Ульянов это понимает прекраснейшим образом. И потому не пощадит никого. А что до историков – так революции совсем они не нужны.
Полковник пасмурно на него посмотрел, но не нашелся что возразить. Побарабанил по столу пальцами. Спросил:
– Что у тебя?
Грач вдохнул побольше воздуха, проговорил мысленно: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго» – и принялся рапортовать. Говорил по делу и кратко – полковник не любил, когда перед ним размазывали. Но все ж позволил себе некий маневр: в том, что касалась Вердарского и заведения мадам Дорис, – с подробностями не усердствовал, словно это были события малые, второстепенные, на ход расследования не способные повлиять. Кстати, услышав про злополучного чиновника стола приключений, господин Карвасаров наморщился и ухватился за правый бок. (Ага, все-таки печень!)
Зато обстановочку с курьершей, для себя весьма выгодную, Грач обрисовал досконально. Вывел так, будто через эту курьершу в скором времени все закавыки получится разрешить. На словах получалось гладко и презентабельно – Грачу и самому понравилось.
Однако при упоминании имени курьерши полковник опять скривился – правда, за бок на сей раз хвататься не стал.
А Грач тем временем развивал свою тему:
– Смею полагать, что к той неделе закончим. Выйдем через сию особу на господ из погорелого «Метрополя», возьмем их, а там, уж как говорится, вопрос совершенно технический. Поработать вдумчиво – как раз и подведем субчиков под признательные показания.
Он откашлялся и прибавил, пользуясь тем, что полковник пока что молчал:
– Только с курьершей надобно поработать без спешки. Я с особами подобного толка встречался. Тут главное – не фраппировать немедленным склонением к сотрудничеству. Надобно подвести тонко, деликатно, чтобы она сама поняла – нету у ней выхода, как в наши объятия…
– В которых вы ее и задушите, – докончил полковник.
– Никак нет. У нас далеко идущие планы…
Это было правдой. Однако Грач не сказал, что упомянутые проекты имели характер отнюдь не служебный. Дело в том, что, хотя со времени задержания курьерши не прошло и двух суток, между ней и чиновником для поручений Грачом установились совершенно особенные отношения. А, попросту говоря, изобличенная злоумышленница вступила со своим гонителем в интимную связь.
История, прямо сказать, обыденная, для полицейских чинов никакой новости не составляющая. Тайные сотрудники (из числа прекрасного пола) нередко вступают в любовную интригу с кураторами. Природа свое берет, да и для дела может оказаться полезно. Правда, это касается секретных агентов – а курьершу к последним отнести никак невозможно.
Но Грач на это сказал бы: «Пока что».
