Да, его и моя.
Несколько дней назад я был на Шипке — святом и гордом перевале. И невольно думал там: как надо каждому, и сейчас, и всегда, беречь в сердце своем шипкинскую высоту, ее призыв к величию духа, щедрости сердца.
Долго стоял я у окопа, вырубленного там, наверху в скале, у обелиска со львом, возле гробницы. Вглядывался в лица, высеченные из камня: опершись о ружья, сурово и печально замерли рядом, словно догадываясь, что не уйти им отсюда, засыпаемые снегом русский и болгарский солдаты. Может быть, один из них и есть прадед Пенчо! Может быть, это его родич мальчишкой во время Крымской войны переплывал Дунай, чтобы принести нам важную весть о готовящемся турецком нападении?
И, конечно же, в Габрово, в сквере, стоял, как и я, под могучими кедрами один из Пенчо, читая надпись на могильной плите: «Умер от ран на 21-м году жизни, при защите Шипки — прапорщик Всеволод Кобылянский из 56-го пехотного Житомирского полка… Сыну и боевому товарищу».
А мой новый другар, словно угадав эти мысли, сказал с силой:
— «Тоз, кой-то падне в бой за свобода, той не умира!»[2].
Пенчо, Пенчо, мы с тобой действительно кровные братья!
Его добрые зеленые глаза светятся, как виноградины на солнце. Но пора и расставаться. Мы обнимаемся.
— Стременную, — говорю я, поднимая бокал, скорее похожий на вазу для цветов.
— Последка, — понимающе улыбается Пенчо.
Рука моя случайно нащупывает деревянную игрушку в кармане. Я достаю ее:
— Вот… повезу домой…
Он смеется озорно:
— Българин! — И вдруг просит серьезно: — Друга?рю Бо?рис, наречи его Пе?нчо… Ако заболеешь, вместо теб понесе он боле?ста… Погля?днешь, меня вспомнишь…
Он стоит на моем рабочем столе — веселый Пе?нчо: задиристый нос репкой, пальцы рук, спрятанные в белых рукавах, наверно, такие же узловатые, коричневые, как у далекого друга. Он хмурится, если я не работаю, одобрительно подмигивает, когда дело идет на лад.
Я люблю мысленно поболтать с ним о сокровенных вещах, вспомнить сентябрьский виноградник под Варной, помечтать о том, что мы еще встретимся.
Мы и дети
Четыре часа Леночкиной жизни
Медленно приоткрывается дверь в коридор. В нее боком протискивается девочка лет четырех. Заметив неподалеку большую лохматую дворняжку, она опасливо отступает за дверь. Собака продолжает дремать, уткнувшись мордой в лапы, и девочка, осмелев, снова появляется.
Осторожно, ставя носки чуть внутрь, проходит она мимо собаки. Дворняжка даже не поднимает голову.
— Моторочка, Моторочка, — на всякий случай заискивающе шепчет она. — Ты меня узнаешь! Я — Леночка Лосева.
Уже на пороге, чувствуя себя в безопасности, Леночка с сожалением говорит:
— Эх ты, Моторка! — и — захлопывает дверь.
Во дворе тихое майское утро, ярко светит солнце, чирикают воробьи.
С порога дома видно темно-синее-море.
Промыта ночным дождем зеленая трава на склонах лощин. Если бы не отдаленный звон трамвая, все окружающее скорее напоминало большое село.
Внимание девочки привлек шум за воротами. Она выглядывает на улицу, но мгновение прячется. По дороге идет девушка-милиционер, а мама говорила: «Вот ты мажешь тротуар мелом, и тебя заберет милиция».
Минутой позже, припрыгивая на одной ноге, девочка скачет по улице. Стадо коз лохматым комом скатывается из рощи, скрывается за углом большого здания. Верещат цикады. Легкий ветер — «моряк» — колышет цветы. Неожиданно из рощи выбегает крохотный козленок. Он мечется во все стороны, потом останавливается, широко расставив копытца, и жалобно блеет. Леночка подбегает к нему, нагнувшись к мохнатому уху, участливо спрашивает:
— Вы плакаете!.. Не плакайте! Вашая мама пошли туда… — Она пальцем показывает вдоль улицы.
Козленок, будто поняв, весело дрыгнул задними ногами и, поматывая рожками, побежал вдогонку стаду. В это время Леночка заметила мальчика, ковыряющего забор гвоздем:
— Тебя как зовут!
— Зовут Борькой, а дразнят — Борис, — посмотрел тот исподлобья и обреченно добавил: — председатель дохлых крыс.
Леночка явно шокирована и обеспокоена.
— Ой, меня мама ждет… — вдруг вспоминает она, — Ты потом приходи…
Мама уже встала, прибирает комнату. Отец в белой рубашке и синих галифе сидит перед зеркалом, бреется.
— Вот и я! — Леночка, подбежав к отцу, чмокнула его в щеку. — Мам, я уже прогулялась. А сейчас с дядей немного на порожке посидела.
— С каким!
— Да с каким-то.
— О чем же ты с ним говорила, милая!
— Я ему сказала: «Нехорошо водку пить».
Только отец отвернулся, девочка мгновенно вытянула шею и, заглянув в зеркало, скорчила рожицу, сама себе подмигнула.
— Леночка, — строго сказала мама, — почему ты так часто смотришь в зеркало!
— Чтобы не потерять вид.
Потом пили чай, и девочка объясняла отцу:
— Понимаешь, раньше из старых-престарых бабушек становились обезьяны…
— Кто это тебе сказал!
— Вовка! Он в шестой класс перешел. У него ручка сама пишущая и сама задачки решающая.
И неожиданно закончила:
— А мы гулять пойдем!
— Немного позже… Ты пока поиграй…
Скучно. Пойти в кухню к маме, что ли!
— Мам, а что если дрожжи покушать!
— Что ты! Взойдешь, как тесто, станешь легкой и улетишь на небо.
Через несколько минут мать замечает исчезновение дрожжей и бросается в детскую. Леночка тихо
